— В кружок мне записаться разрешаешь? — переспросил Ленька.
— Записывает Костя, — ответил Никита.
— Занятия сегодня?
— Указано в объявлении.
— Глухих о комбайнах рассказывать станет?
— Он и показывать будет, — вмешался Костя.
— И картинки, оказывается, приготовили? Хорошо… Они здорово помогают в учебе. Прочитаете про винтик в учебнике, глянете на картинку, и станет понятно, что к чему.
— Да вот чертежи-то пропали, — неожиданно проговорил Костя. — Но мы узнали, кто их из пионерской комнаты через форточку вытащил. Попался он, голубчик!
Ленька вздрогнул, лицо его чуть побледнело. Костя торжествовал. Но Ленька моментально пришел в себя и нахально улыбнулся.
— Подшутили? Кто, интересно?
— Ты чертежи стащил! — запальчиво сказал Костя.
— Я?! — Ленька засмеялся. — Ты, губошлеп, видел, что я в пионерскую комнату лазил? Видел? Нечего тогда и говорить. Не пойман — не вор! Знаешь это? Рады на меня нажаловаться? Не выйдет! За такие дела бьют! Поняли? Я могу сказать Герасиму Сергеевичу… «Украл!» Нужны ваши чертежи, как вот это. — Ленька плюнул. — Понятно, комбайнеры и трактористы?
Подмигнув Косте, он преспокойно повернулся кругом и, раскачиваясь, зашагал к открытым дверям класса.
— Слышишь, Никита, что он поет? — встрепенулся Костя. — Слышишь? Я тебе что говорил?
Никита прислушался. Ленька пел:
Жил да был один герой,
Рост имел он небольшой.
По ночам во сне герой
С Золотой ходил Звездой…
На деревне шум и гам:
— Заходите в гости к нам!..
И далее следовал какой-то сверхзамысловатый припев, из которого можно было узнать, что, проснувшись, герой горько плакал над безжалостной судьбой своей, наградившей его карликовым ростом.
— Сочинил уже! Но верь, Никита, это он в окно заглядывал. И следил за нами. И чертежи украл он!
— Не пойман — не вор! Правильно сказано. Если бы застали на месте преступления, тогда другое дело. Подумай сам: скажем пионервожатой, вызовет она Леньку, спросит, а он отопрется. Неудобно станет: зря на человека наговорили… А с чертежами плохо получилось. Надо, однако, чертежи-то!
— Никита! — Костя просиял. — Я нарисую чертежи. Сам нарисую! Ей, ей! — И запрыгал вокруг кадушки с фикусом, громко приговаривая: — Нарисую, нарисую, нарисую я!
— Перерисовывать откуда будешь?
— В книге есть! Это просто! — Костя потирал руки от удовольствия. — Бумаги у пионервожатой попросим.
— Решено! — Никита собрал рассыпанные на подоконнике гвозди. — А чертежи настоящие найдем, поймаем этого неизвестного.
ПЕРВОЕ ЗАНЯТИЕ
Школа оживала. На первом этаже все чаще и чаще хлопала дверь. Слышались голоса. По лестнице дробно постукивали каблуки. В коридорах появлялись ребята. Перед объявлением выросла шумливая толпа. Костя с Никитой отошли в сторону и вполголоса заговорили о делах, связанных с розысками чертежей и первым занятием кружка, но побеседовать не удалось. Школьники, изучив объявление от буквы до буквы, пустились на поиски Кости, окружили его и наперебой требовали немедленно записать их в кружок.
— Дайте за бумагой сходить, — просил Костя.
— Записывай! На чистый листок и карандаш. Записывай!
— Всех не буду! Второй, третий и четвертый классы не подходите.
— Что-о-о! Почему четвертый? Мы большие. Я ростом выше тебя!
— В голове у тебя меньше!
— Ребята! Что он смеется! — воскликнул обиженный. — Заставим записать.
— Заставим!
Костя отговаривался всячески. Но и ребята были настойчивы. Они прижали его к стене так, что при всем желании он не мог пробиться сквозь плотное кольцо будущих комбайнеров и трактористов. Справедливость восторжествовала: все четвероклассники были записаны. Но тут появились второклассники во главе с пареньком в серой, испачканной химическими чернилами куртке, полосатых штанах, подвернутых снизу, и огромных ботинках с загнутыми вверх носками.
— Запиши! — хором требовали малыши.
— Подрастите малость.
— Запиши!..
Ох! И трудно же, оказывается, быть руководителем. Ходил Костя в рядовых пионерах — не было у него ни забот, ни тревог. А как только стал старостой кружка юных комбайнеров — ни отдыха, ни передышки. Даже сочувствия не встретишь. Просят, настаивают, требуют, грозят… Куда бы ни скрылся — всюду разыщут! У каждого есть неотложное дело. А делегации! С ума сойти можно! Ну, хорошо бы третий или четвертый классы — там народ все-таки взрослый, с ними по-человечески поговорить можно, убедить. А второклассники? Как цыплята за наседкой ходят за старостой кружка. И не молчат ведь, а ноют, ноют, ноют на разные голоса.
— Идите к Якишеву, — хитрил Костя, пытаясь правдами и неправдами освободиться от «почетного» эскорта. — Он всех запишет! Мы с ним договорились.
— Якишев?
— Он самый!
Но паренек в серой куртке, признанный вожак второклассников, был не из глупых. Нахмурясь, он подумал, затем, подражая кому-то из взрослых, пробасил:
— На объявлении ты написан.
— Я отвечаю за старшие классы, — выкручивался Костя. — Якишев — за младшие. В объявлении забыли приписку такую сделать. Не могу ведь я сразу в два кружка записывать, не справлюсь.
Доводы, приведенные старостой, показались всем убедительными. Малыши беспрекословно двинулись толпой к дверям шестого «Б». Костя праздновал победу — и зря. Заметив на его лице улыбку, мальчишка насторожился, чувствуя подвох, и, остановив свою армию коротким возгласом, решительно потребовал:
— Принимай в кружок!
— Сказал, идите к Якишеву.
— Сначала ты запиши, а потом он.
— Так нельзя.
Но малыши твердо стояли на своем. Похлопав вожака по плечу, Костя заговорил с ним, как со взрослым:
— Ты, парень, вроде не глупый. Скажи своим, что комбайн — машина сложная. (Костя из слова в слово повторил то, что говорил ему Илья Васильевич.) Много упорства и стараний надо приложить, чтобы подчинить ее себе, свободно управлять ею… Так что не поймут они в такой машине ничегошеньки.
— Мы помогать будем.
— В чем?
— На комбайнах управляться… Мы летом копны возили на сенокосе, работали.
— То копны, а то машина.
— Прими в кружок. Прими!
— Ладно, так и быть, приму, только поскорее отвяжитесь. Давайте карандаш.
Миг — и перед Костей на подоконнике лежало с десяток всевозможных карандашей: и простых, и химических, и цветных. Староста выбрал самый острый и склонился над тетрадкой. Подбежала Аленка Хворова, растолкала ребят:
— Мое звено записано? Всех до единого в списки поставь. Слышишь?
— Да слышу, слышу! — рассердился Костя. — Тех запиши, этих запиши!
— Не кричи, Костик. Ты староста.
— Староста! Руки-то у меня две только!
— Ну-ну… мешать не буду! — Она звонко рассмеялась, дернула за ухо зазевавшегося вожака второклассников и, прорвавшись сквозь кольцо малышей, исчезла так же внезапно, как и появилась.
— Подходи поодиночке, — скомандовал Костя. — А то пыхтят за спиной, толкаются — писать нет возможности.
Ребята, вытянувшись цепочкой вдоль стенки, стали по очереди подходить к подоконнику, где, примостившись рядом с пышной геранью и огромным фикусом, староста кружка юных комбайнеров заносил их фамилии в заветную тетрадь.
Малыши были счастливы. А вожак, пропустив свою команду, записался последним, просмотрел во избежание недоразумений список и, убедившись, что все в порядке, причмокнул губами.
— Я пойду, — сказал он, — сегодня на кружок?
— Очень ждать будем, — с иронией произнес Костя. — Очень! — И стал складывать в сумку тетради.
В это время к окну подошли Ленька, Демка и Толя. Не замечая Кости, они заговорили вполголоса.
— У Никиты чертежи комбайна пропали, — сообщил друзьям Ленька. — Из пионерской их кто-то через форточку вытянул. Смехота! Вот ловкачи! Утром на меня губошлеп напустился. Он думает, что чертежи я взял… Т-с-с-с!..
И случись такое: валенки выдали Костю. Серые, с черными заплатами на пятках, они выставились из-за кадушки с фикусом ровно на столько, чтобы привлечь к себе внимание. Ленька резко оборвал разговор, шагнул к цветку и, просунув руку сквозь листву, цепко ухватил старосту юных комбайнеров за воротник рубашки.
— Шпи-о-о-нишь? — зло проговорил он. — Подслушиваешь?
Костя задыхался.
— Пусти-и-и! Пусти-и-и!..
— Вот тебе! — Ленька размахнулся и ударил Костю по щеке. — Шпион толстогубый. Кто подослал?
— Бить? — выкрикнул Костя, но влажная теплая ладонь Толи плотно запечатала ему рот.
— Не пищи!
Ленька рывком вытащил старосту из убежища, повернул затылком к себе и, сильно поддав сзади коленкой, сказал в напутствие:
— Исчезни с глаз! Беги что есть духу!
Но Костя не побежал. Он посмотрел на колычевцев полным презрения взглядом, потрогал пунцовые от ударов щеки и проговорил:
— Ты, Ленька, меня побил?
— Мало? Еще добавлю!
— За каждый удар получишь два! Обещаю…
— Проваливай, проваливай!
— Уйду. Но запомни. — Костя подчеркнуто медленно зашагал по коридору, играя сумкой.
— Щеки у тебя будто клюквой помазаны, — пошутил Никита, встречая друга в дверях класса. — Как дела?
— Всех второклассников переписал. Всех до единого.
— Довольны, небось?
— Страсть как рады. Заявятся все до одного… Никитка, мешать они нам не будут?
— Не дадим.
Громкий звонок известил о начале уроков. Коридоры сразу опустели. В них стало тихо, и только из-за классных дверей доносился приглушенный гул голосов. Из учительской, переговариваясь между собой, вышли преподаватели: кто с картой, кто с таблицей в руках — и направились в разные стороны, каждый в свою группу. Трудовой школьный день вступил в свои права.
Уроки промелькнули незаметно. Особенно быстро пролетели они для Кости Клюева, которого на переменах все так же штурмовали желающие записаться в кружки.
После занятий ни Костя, ни Никита домой не пошли. Раздобыв лист ватмана, они уединились в пионерской комнате и принялись за работу. Костя снял со стола кумачовую скатерть, свернул ее и повесил на спинку стула. На гладкой столешнице приколол кнопками бумагу, приготовил циркуль, линейку, несколько карандашей, ручку с чертежным пером, пузырек черной туши, резинку на всякий случай.