Глава 15
Кари быстро оценила, чем на данный момент располагает: две балеады с мясом и сыром в полиэтиленовом пакете, маленькая бутылочка минералки и принадлежавший Антонио «ЗИГ-Зауэр П229» с семью оставшимися патронами и полным запасным магазином. В сумочке – сто десять долларов наличными и маникюрный наборчик, при помощи которого, возвращаясь домой на автобусе, она приводила в порядок ногти. А еще коротенький зонтик, на рукоятке – три свинцовые шайбы от баллона с хлоркой для бассейна. Антонио нацепил тяжеленные шайбы на зонтик, потому что ей частенько приходилось дожидаться автобуса на ночь глядя.
На парковке торгового центра Кари тщательно протерла кабину пикапа изнутри. Увидев себя в зеркалах, протерла и их тоже. Пригляделась к собственному лицу, но так и не сумела ничего на нем прочесть. Натянула фуфайку Антонио, нахлобучила на голову капюшон – на случай, если попадет под камеры наблюдения. Фуфайка пахла Антонио – дезодорантом «Горный воздух» и немного хлоркой. В кармане – несколько пакетиков с презервативами. Сняв с зеркала заднего вида медальон с изображением какого-то святого, Кари бросила его в карман к презервативам. Выбралась из кабины и направилась к остановке автобуса.
Там, где ей надо было пересесть на другой автобус, у самой остановки росла большая генипа. Наверняка владелец этого фруктового дерева просто не представлял, что это такое, и не понимал, что разбрасывается настоящими деликатесами – обычная история для Майами. Плоды генипы валялись за остановкой автобуса и прямо на тротуаре. Она приметила и несколько плодов манго, уже подгнивших, которые тоже никто не собирался подбирать, но они лежали за забором – никак не достать. Набрав две полные пригоршни генипы, Кари ссыпала их в сумочку. Один плод очистила, с чмоканьем втянула сочную мякоть. Ничем не хуже личи – примерно такой же терпковато-сладкий вкус, такая же консистенция.
Вдруг загудел мобильник. Звонили с телефона Антонио. Хотя она уже видела его с отрезанной головой, все равно жутко тянуло ответить. Трубка настойчиво вибрировала в кармане. Его телефон был по-прежнему жив. Не обмяк бессильно – как мышцы у него на спине, когда она прикоснулась к нему тогда в павильоне у бассейна.
Кари убедилась, что геолокация на ее собственном мобильнике выключена. Съела еще несколько зеленоватых плодов, чтобы подкрепить силы. На долгом пути в автобусе к дому кузины у нее было время хорошенько все обдумать.
Если только полиция не заявилась в дом Эскобара по собственному почину, то Ганс-Петер Шнайдер наверняка понял, что полицию она не вызывала. Явно решил, что она тоже из «Десяти колокольчиков». Кари надеялась, что Шнайдер не будет морочиться с ее поисками, пока не покончит с собственными делишками. А потом, когда свободного времени будет навалом, убьет ее или похитит, продаст туда, откуда нет возврата.
Поздним вечером она тихонько открыла собственным ключом черный ход многоэтажки неподалеку от Клод-Пеппер-уэй. Тетя, кузина Хульета и малышка уже спали.
Кари протерла руки долькой лайма, тщательно поскребла щеткой. Уселась в детской, прислушиваясь к дыханию малышки. Подхватила ее на руки, когда та захныкала и заворочалась. Хульета, несмотря на усталость, тоже услышала детский плач и сразу проснулась.
– Я сама, не вставай! – тихонько бросила ей Кари.
Прошла в кухню, согрела бутылочку с молоком.
Когда малышка намочила подгузник, Кари помыла ее, присыпала присыпкой и укачивала, пока та опять не заснула.
Когда посреди ночи дочка кузины опять начала капризничать, Кари дала ей свою собственную грудь. И хотя молока там не было, малышка прижалась к ней своей маленькой головкой и быстро успокоилась. Кари никогда прежде такого не делала. Это немного притупило постоянно всплывающие в голове образы – с каким выражением на нее смотрел Бобби-Джо, когда она выстрелила ему прямо в лицо, Бобби-Джо, лежащего на полу вниз лицом – затылок разнесен вдребезги, затянутый чуть ли не до упора ремешок бейсболки на голове торчит далеко вбок, ноги по-прежнему дрыгаются.
Укачивая дитя, Кари разглядывала пятно на потолке, похожее очертаниями на Колумбию. Тот поэт был неправ, подумала она. Нет, ребенок – это не всего лишь «еще один маленький домик для смерти». No es solamente otra casita para la muerte.
Она прикрыла глаза. Надо было решительней настоять на том, чтобы отправиться под воду вместе с Антонио! Дура безвольная, так и не сумела вправить ему мозги… Не сумела продраться через весь этот тупой мачизм и твердо заявить: «Идем вместе, и точка!» И в итоге он в одиночку оказался в той боевой обстановке, в которой она ориентируется куда лучше его. Он морпех, видите ли! Ему видней!
Юный боец Кари, двенадцати лет от роду, на политзанятиях только скучала – толку от них было, по ее мнению, не больше, чем от воскресной школы, – но вот военное дело схватывала на лету. В РВСК ею были очень довольны.
К раненым Кари относилась не просто как к выбывшим из строя боевым единицам и быстро научилась оказывать первую помощь. Одна рука ее успокаивающе ложилась на лицо раненого бойца, пока другой она ловко затягивала повязку.
С оружием и снаряжением Кари тоже очень скоро освоилась и все содержала в образцовом порядке. Ее основным занятием – а зачастую и в наказание за какие-либо проступки – была работа на полевой кухне. Двадцатигаллонные котлы с estofado de carne[52], когда удавалось разжиться мясом, булькающие над костром на наскоро расчищенном клочке голой земли; накрытые камуфляжной сеткой металлические разборные бараки, где какой-то ирландец учил их, как сделать минометную мину из пустого газового баллона, как привязывать проволоку к ручной гранате, чтобы превратить ее в мину-ловушку, как обезвредить неразорвавшийся боеприпас…
Похищение людей и вымогательство считались вполне обычным делом – во многом за счет этого партизаны и поддерживали свое существование. В числе всего прочего на Кари возложили обязанность присматривать за одним профессором, похищенным боевиками РВСК. Это был натуралист, учитель и отчасти политик – преклонных лет мужчина со слабым здоровьем из одной зажиточной семьи в Боготе. Она опекала его целых три года. Охранники из РВСК относились к старику довольно благосклонно – пока его родственники продолжали исправно платить оговоренную мзду. Отдавали ему книги из разграбленных усадеб «угнетателей», и когда его старые глаза уставали, он убирал сложенные очки в нагрудный карман, а Кари читала ему вслух. Книги, которые ему доставались, не имели отношения к политике, как считали его похитители, – поэзия, садоводство, природоведение… Один из командиров РВСК придумал старику подходящее занятие – заставил объяснять юным курсантам теорию Дарвина, которая, по его мнению, полностью соответствовала идеям коммунизма.
Лагерь РВСК представлял собой курьезное сочетание старого и нового. Подчиняясь приказам, Кари послушно варила похлебку из крыс в качестве профилактического средства от коклюша, и при этом у команданте имелся персональный компьютер-лэптоп.
Одной из обязанностей Кари было регулярно подзаряжать питающие этот компьютер батареи. Тяжеленный автомобильный аккумулятор требовалось либо везти на детской четырехколесной тележке, либо просто тащить на руках к ближайшему источнику тока. Если место, в котором имелась подходящая электрическая розетка, находилось неподалеку и считалось достаточно безопасным, командиры разрешали старому натуралисту сопровождать Кари в таких походах.
Однажды теплым весенним деньком двенадцатилетняя Кари и заложник-профессор шагали по пыльному проселку. На склонах кюветов по бокам от дороги уже вовсю цвели цветы, над которыми хлопотливо жужжали пчелы. Девочка и старик направлялись в расположенный неподалеку медпункт – забрать инсулин, присланный пленнику родственниками, а также очередной денежный взнос для РВСК. По дороге пришлось миновать сожженную деревушку – место недавней резни. Часть обитателей ее оказались сторонниками «парамилитарес». Кари с профессором не стали заглядывать в убогие лачуги – и так знали, что там увидят. С соседней крыши, царапая когтями по коньку и шумно хлопая крыльями, тяжко взмыл гриф. Обитатели одного из домов явно пытались вытащить свои уцелевшие пожитки во двор. В кустах валялась москитная сетка. Старый натуралист ненадолго задержал на ней взгляд, перевел его на цветы, растущие вдоль дороги, после чего вытащил сетку из кустов и аккуратно сложил.
– Думаю, мы можем это взять, как считаешь? – вопросительно обратился он к Кари. Когда профессор устал, сетку понесла она.
Днем, после того как Кари сделала ему укол, старику пришлось опять отправляться в импровизированный класс и преподавать юным бойцам очередные постулаты дарвиновской теории эволюции – подкорректированные так, чтобы коммунизм выглядел логичным завершением естественного отбора. Надзиратель, устроившийся в задних рядах, внимательно следил, чтобы старик не ляпнул лишнего и не высказал своего истинного мнения по данному вопросу.
После этой лекции оба были свободны до вечера, когда Кари предстояло готовить на весь отряд ужин, по случаю Великого поста – с капибарой. Идеологам РВСК пришлось пойти на некоторые уступки верующим, а капибара не считалась мясом – с тех самых пор, как Ватикан приравнял этого грызуна к рыбе.
– Хочу тебе кое-что показать, – сказал профессор. – Давай разрежем эту москитную сетку надвое – потом приделаем к шляпам, чтобы вниз свисало. Вот так. А теперь пошли.
Старик долго пробирался через лес на задах хижины, в которую его поместили.
На склоне холма возле ручья скрывался природный пчелиный улей – старый пустотелый пень, примерно наполовину заполненный сотами. Кари с профессором обвязали головы поверх шляп сеткой, застегнули рукава. Тряпками подвязали обшлага брюк.
– Если пчелы слишком уж сильно разозлятся, можем прийти в следующий раз, попробуем их выкурить, – шепнул профессор. Одним из хобби старика было любительское пчеловодство – пока похищение не поставило крест на всей его предыдущей жизни.