Кари Мора — страница 20 из 39

Перед тем как уткнуть наконечник биты прямо в грудь изображенной на стальной стенке святой и нажать на пусковую кнопку, Картер на всякий случай перекрестился. Перфоратор оглушительно затрещал, но из-под острия зенковки вылез лишь тонюсенький завиток металлической стружки.

Ганс-Петер призадумался, полуприкрыв лишенные ресниц веки. Вздрогнул, когда перфоратор затрещал-загремел опять. Где-то в голове вдруг всплыл голос Хесуса Вильярреала: «У этой дамы взрывной характер».

Остановил Картера – пришлось орать что есть мочи, чтобы перекрыть грохот перфоратора. Вышел во двор с мобильником, набрал номер. Ждал добрых три минуты, пока ответят. Еще до того, как из колумбийской Барранкильи до него донесся голос Хесуса Вильярреала, услышал в трубке сиплое посапывание респиратора.

– Хесус, наступил момент отработать деньги, которые я тебе отправил, – объявил Шнайдер в трубку.

– Сеньор Шнайдер, наступил момент отправить мне остаток суммы, которую я уже отработал, – официальным тоном ответствовал Хесус.

– Я докопался до сейфовой двери.

– До двери, на которую я тебя навел.

– Тут никаких наборных дисков, только маленькая ручка. Можно открывать?

Резкий вдох, пауза, и вновь слабый голос в трубке:

– Она заперта.

– Так может, взломать?

– Нет, если только ты хочешь еще хоть сколько-нибудь пожить на этом свете.

– Тогда посоветуй мне, как быть, мой старый добрый друг Хесус.

– Поступление денежных средств наверняка подстегнет мою память.

– Ситуация крайне стрёмная, а времени практически не осталось, – напирал Шнайдер. – Ты хочешь обеспечить своих близких. Я хочу, чтобы мои люди не пострадали. Что угрожает одному, точно так же угрожает другому: это-то хоть понятно, или у тебя в голове уже окончательно помутилось?

– Не настолько помутилось, чтобы я разучился считать деньги. Всё проще некуда: плати, сколько обещал, да поторапливайся. – Хесусу пришлось умолкнуть, чтобы перевести дух и втянуть кислорода из маски. – Другие могут быть гораздо более опасны. А пока что я не стал бы беспокоить Пречистую Милосердную Деву Кобрийскую, мой добрый друг сеньор Шнайдер!

В трубке наступила тишина.

Шнайдер залез рукой за кухонную плиту, выдернул удлинитель из розетки. Спустился в подвал и объявил своим людям:

– Придется подождать, либо же вытаскивать этот ящик оттуда целиком. Попробуем достать его и перевезти туда, где с ним будет можно спокойно поработать. Возни будет много, Картер. Нам нужна тихая обстановка, чтобы никто к нам носа не совал.

В полдень в телевизионных новостях повторили сообщение об опознании Антонио и дали номер «горячей линии», по которому очевидцы могли связаться с полицией.

Шнайдер позвонил в Лодердейл Клайду Хопперу. Официально Хоппер занимался строительством и ремонтом причалов, но имел еще один побочный и весьма выгодный бизнес – помогал девелоперам избавляться от исторических зданий, оказавшихся на пути новой застройки.

Получить разрешение на снос старого здания в Майами и в Майами-Бич – целая история. Застройщик может неделями, а то и месяцами ждать, пока ему дозволят даже просто спилить деревья на присмотренном участке, не говоря уже о том, чтобы снести расположенное на нем историческое строение.

У Хоппера для таких делишек имелась специальная гусеничная машина марки «Хитачи», похожая на гигантского краба, угрожающе воздевшего ввысь две огромные стальные клешни. На то, чтобы превратить дом в бесформенную кучу обломков, этому монстру требовалось всего несколько часов. Проделывалось такое обычно по субботам, пока строительный инспектор прохлаждался у себя дома с детишками.

Сбоку к кабине машины был приторочен большой пластиковый мешок – для птичьих гнезд с птенцами и прочих обиталищ всякой живности, нашедшей приют на деревьях. Потом все это недрогнувшей рукой выбрасывалось на свалку, и никаких следов не оставалось.

Когда обнаруживалось, что дом снесен, общество охраны исторических памятников в очередной раз поднимало шум, а девелопер в очередной раз уплачивал штраф в пределах ста двадцати пяти тысяч долларов – кошкины слезки по сравнению с тем, во что обходилось ожидание разрешения, во время которого выдавшие кредит банкиры поглядывали на застройщика, словно голодные грифы, усевшиеся рядком на коньке крыши.

Но в данный момент Гансу-Петеру требовался не разрушительный «Хитачи», а пятидесятитонный подъемный кран Хоппера, установленный на большой барже. При встрече Шнайдер сразу обозначил сумму. Потом слегка прибавил, и они ударили по рукам.

– Будем вытаскивать в воскресенье, днем, – объявил он своим людям, парящимся в душном подвале в пропитанных пóтом майках.

Глава 21

Барранкилья, Колумбия


Перед входом в клинику «Анхелес де ла Мизерикордия» к запруженному густыми толпами тротуару притерлось такси. Уличный торговец с тележкой начал было возмущаться наглостью таксиста, посягнувшего на его законное место возле больницы, но потом увидел на заднем сиденье монашку в черном облачении, почтительно перекрестился и отвалил.

В провонявшей карболкой общей палате на первом этаже приглашенный священник приоткрыл занавесочку у койки, на которой вытянулся худой, как скелет, мужчина, и приступил к таинству соборования. Из выщербленного эмалированного судна под кроватью вылетела муха, закружилась над освященным елеем. Завидев черное одеяние сестры милосердия, священник окликнул ее, чтобы отогнала назойливое насекомое. Но та словно ничего и не слышала – продолжала целенаправленно продвигаться по палате, раздавая детишкам крошечные конфетки, хотя в корзинке у нее на локте было полно свежих фруктов.

Корзинку она занесла в одну из отдельных палат в дальнем конце отделения.

Лежащего там Хесуса Вильярреала явно обрадовало ее появление. Он даже стянул кислородную маску, чтобы она увидела его улыбку, и произнес чуть слышно:

– Gracias, сестра. Нет ли там в корзинке какой-нибудь карточки? Конверта? Пакета из «Ди-эйч-эл»?

Монашка улыбнулась, извлекла откуда-то из-под своих многочисленных одеяний конверт и всунула ему в руку. Многозначительно воздела палец к небесам. Подошла ближе, расчистила место на тумбочке и пристроила на нее корзинку с фруктами – так, чтобы он мог достать. Пахнуло духами и табачным перегаром. «Монашка – и покуривает втихаря?» – изумился Хесус. Похлопав больного по руке, она смиренно склонила голову, шевеля губами. Хесус поцеловал медальон со святым Дисмасом, пришпиленный к подушке. «Dios se lo pague!»[66] – прошептал чуть слышно. В конверте обнаружилось извещение о денежном переводе на сумму две тысячи долларов.

А ко входу в больницу между тем подкатил черный «Рейнджровер» дона Эрнесто. Телохранитель – все тот же Исидро Гомес – вылез с переднего пассажирского сиденья, распахнул перед боссом заднюю дверцу.

Водитель ожидавшего позади них такси тут же уткнулся в многостраничную «Ла либертад», прикрывая лицо.

Обитатели общей палаты опять сразу же узнали дона Эрнесто и один за другим окликали его по имени, пока тот в сопровождении Гомеса продвигался между длинных рядов больничных коек.

Монашка уже уходила, опять раздавая по пути конфеты. Из-под прикрытия накрывающей голову мантильи украдкой бросила взгляд на проходящего мимо дона Эрнесто и без задержки засеменила к выходу, с улыбкой опустив глаза долу.

Дон Эрнесто постучался в приоткрытую дверь палаты Хесуса.

– Bienvenido[67], – пробубнил тот через кислородную маску. Стащил ее вбок, чтобы не мешала разговаривать. – Сегодня без шмона – какая честь для меня!

– Тебе еще больше понравится то, что я сейчас скажу, – ответил дон Эрнесто. – Ну что, готов услышать?

Хесус слабо взмахнул немощной рукой – давай, мол, выкладывай.

– Просто умираю от любопытства, – прошелестел он. – По крайней мере, если это то, про что я подумал.

Дон Эрнесто вытащил из кармана несколько бумаг и небольшую фотографию.

– Я могу предоставить твоей жене и сыну вот этот дом – который на фотке. Люпита уже показывала его твоей супруге и ее сестре. Не хочу показаться невежливым, но твоя свояченица – чрезвычайно вздорная и несдержанная особа, Хесус.

– Ты просто не представляешь, – тот вздохнул. – Она меня никогда нормально не воспринимала.

– Тем не менее, как бы она там ни выделывалась, дом ее явно впечатлил. А твоя señora в него буквально влюбилась. Считает, что он гораздо красивей, чем домик ее колючей сестрички. Документы на дом она уже отдала судье. И судья их уже заверил. Вдобавок я передам им определенную сумму денег – вполне достаточную, чтобы твоя жена с сыном безбедно жили в этом доме до конца своих дней. Деньги уже на депозите. Вот банковская выписка. Взамен я хочу, чтобы ты рассказал мне все от и до: что именно ты привез в Майами для Пабло и как это можно получить.

– Метод весьма непростой.

– Хесус, давай только без загадок. Шнайдер уже нашел сейф. Его местоположение ты мне теперь продать не можешь – я его и так знаю. Ты уже продал его Шнайдеру.

– Я сообщу тебе куда более существенную вещь: если открывать его неправильно, результат будет слышен на многие мили. Мне нужны гарантии того…

– Ты доверяешь своему адвокату?

– Адвокату? – фыркнул Хесус. – Естественно, нет. Ну и вопросики!

– Но ты из тех людей, которые вполне могут положиться на своих жен, – сказал дон Эрнесто.

Он легонько постучал по двери, и в палату вошли жена Хесуса и его сын-подросток. Вслед за ними величаво выплыла и его свояченица, с довольно скептическим выражением на лице. Неодобрительно оглядела обоих мужчин, обстановку палаты и даже фрукты в корзине, про которые сразу же решила, что они натерты воском для виду.

– Оставлю вас пообщаться, – объявил дон Эрнесто.

Стоя в компании своего водителя и Гомеса у входа в больницу, он уже практически докуривал толстую черную сигариллу, когда из здания вышли жена Хесуса, ее сестра и сын. Дон Эрнесто учтиво коснулся шляпы, пожал руку мальчишке. Гомес подсадил их в ожидающий автомобиль.