– Спасибо тебе, Фаворито, – отозвалась Кари. Вынула мешочек со слитками, поставила корзинку в лодку, поверх сложенного кресла. – По-моему, кто-то тут уже малость перегрелся, – заметила она.
Протянула Илиане свою садовую шляпу. Та даже не двинулась с места.
Кари посмотрела в ее каменное лицо.
– Держитесь Фаворито. Он классный парень.
Шляпу она водрузила поверх корзинки, стоящей в лодке.
Взявшись за весла, парочка погребла прочь от берега. Кари засунула мешочек со слитками в свой рюкзачок – к учебникам и пакету подкормки для плодовых деревьев марки «Вигоро».
Когда они отгребли от берега достаточно далеко, Илиана процедила, почти не шевеля губами:
– Блин, а ведь действительно красивая девка, черт бы ее побрал!
– Да, красивая. И ты тоже, – отозвался Фаворито.
Немного помолчав, Илиана все-таки нахлобучила шляпу и помахала Кари с лодки. Не исключено, что при этом она даже улыбалась.
А Кари, погрузившись в автобус, поехала приводить в порядок свой любимый Домик-у-канала.
Глава 42
Теплый денек перед самым Рождеством. Плюмерии сбросили листву, готовясь к семидесятипятиградусным зимним холодам[127]. Пока Кари шла от автобусной остановки к своему дому возле Змеиного ручья, ветер бросал ей под ноги целые охапки крупных сухих листьев.
В руках она тащила две хозяйственные сумки. В одной скрывался горшок с мексиканской юстицией[128] – только ярко-розовые цветочки наружу, – в другую рядом со стопкой учебников была засунута брошюра «Таблицы для расчета деревянного каркаса кровли», изданная Американским советом лесопромышленников.
Несколько соседских детишек, лет семи-девяти, сооружали во дворе рождественский вертеп. Они уже расставили по местам фигурки девы Марии и плотника Иосифа, младенца Христа в колыбели, а также четвероногих обитателей яслей – козла, осла, овцы и трех черепах. Посреди двора воткнули в землю трубчатую стойку от палатки. Двое девчонок и мальчишка перекинули через нее гирлянду с лампочками и теперь растягивали ее по сторонам, чтобы над макетом яслей возник переливающийся огнями конус, похожий на рождественскую елку.
Их мать наблюдала за ними с крыльца. Стерегла низковольтный трансформатор, шнур которого кольцами свернулся у нее под ногами.
Кари улыбнулась женщине на крыльце.
– Чудо что за nacimiento[129]! – крикнула она детям.
– Спасибо! – солидно ответила девочка постарше. – Такие только в «Кеймарте»[130] продают, которые из plástico, они дождя не боятся. А гипсовые размокают.
– Смотрю, у вас там еще и черепашки…
– Ну, волхвы и ангелы в «Кеймарте» кончились, а эти черепашки у нас уже были. Они деревянные, но мы их от дождя пропиткой для ботинок попшикали.
– Так что эти черепашки…
– Claro[131] – это черепашки-волхвы. Их как раз три, – объяснил мальчишка, самый мелкий из них. – Если мы найдем фигурки, каких не хватает, то тогда это будут просто черепашки, которые живут тут в яслях. Друзья ослика и овечки.
– Мы их специально запачкали, чтобы были больше похожи на тех, что в Змеином ручье живут, – добавила девочка.
– Nacimiento – просто блеск, – восхитилась Кари. – Спасибо, что все показали и рассказали.
– Пожалуйста! Приходите посмотреть, когда мама его в розетку включит. Feliz Navidad![132]
Подходя к своему дому, часть крыши которого была накрыта синим брезентом, Кари вдруг услышала свист. Вначале два тихих коротеньких свистка, а потом ускоряющаяся переливчатая рулада, все громче и громче. Под конец уже казалось, что где-то на улице играют на паровом оргáне, да не одном, а на двух сразу. Она сразу поняла, что это не просто свист, а какое-то сообщение на «сильбо гомеро».
И, скорее всего, речь шла о неизвестном мужчине, который сидел на ступеньках ее крыльца.
Кари поудобней перехватила лямки сумки с тяжелым горшком, повисшей вдоль ноги сбоку.
При ее приближении мужчина поднялся с крыльца.
Остановившись в углу двора, Кари сделала вид, будто озабоченно осматривает цветок, который уже начал желтеть.
Обратила внимание, что незваный визитер вооружен: правая пола пиджака немного оттопыривается и под ней проглядывают очертания рукоятки пистолета. Вместо того чтобы пройти по дорожке, она срезала путь прямо по газону, чтобы солнце продолжало светить ему прямо в глаза.
– Миз[133] Мора, я детектив Терри Роублз из управления полиции Майами-Дейд. Не уделите мне несколько минут?
Вежливый. Не просто махнул жетоном, а раскрыл удостоверение с фотографией.
Она не стала подходить ближе, пока внимательно не изучила документ. Интересно, не носит ли он пластиковые стяжки вместо наручников на поясе?
Терри Роублз сразу увидел, что лицо перед ним – это в точности то самое лицо, что изображено на карандашных набросках, которые лежат в папке у него под мышкой. Теперь эти наброски показались ему еще гаже и отвратительней, чем прежде. Не просто бездушные улики. Папка словно раскалилась, жгла под мышкой.
Кари не хотелось пускать его в дом, где она по несколько раз на неделе переставляла три имеющихся у нее предмета меблировки. Он ведь коп. Что копы, что «мигра» – одна лавочка. Нечего ему там делать.
Поэтому Кари предложила ему присесть за стол в саду, а не в доме.
Какаду, устроившийся на заднем крыльце, решил ответить невидимому свистуну в своей обычной манере – проорал несколько фраз по-английски и по-испански.
– Вы понимаете язык свиста? – спросил Роублз.
– Нет. Мои соседи таким способом экономят минуты на мобильнике. Да и хакеры не взломают. Прошу прощения за лексикон попугая – он всегда пытается влезть в их разговоры, – так что, если он вам вдруг что-нибудь скажет, не принимайте на личный счет.
– Миз Мора, в доме, в котором вы некогда работали, произошло много всяких событий. Вы знакомы с кем-либо из людей, которые его снимали последними?
– Да я с ними всего-то два дня и общалась, – ответила Кари.
– И кто вас на эти два дня подрядил?
– Они сказали, что из какой-то кинокомпании – название не помню, в разрешении на съемку было. За последние пару лет там вообще много чего снимали – в основном рекламные ролики. Потому-то и реквизита столько накопилось.
– Вы знали кого-нибудь из этой съемочной группы?
– За начальника у них был Ганс-Петер, высокий такой – так, по крайней мере, все его называли.
– Вы в курсе, что они обнаружили в доме?
– Нет. Мне эти люди очень не понравились, и на второй день я ушла.
– Чем не понравились?
– Тем, что натуральные уголовники. Мне не нравилось, как они себя вели.
– Вы составили по этому поводу официальную жалобу?
– Составила прямо перед тем, как уйти.
Роублз кивнул:
– Некоторые из них убиты, некоторые исчезли неизвестно куда.
Как он ни приглядывался, никакой реакции на лице у Кари не увидел.
– А сейчас вы учитесь.
– Да, на вечернем.
– Кем думаете стать?
– Я хочу работать ветеринаром. Есть уже кое-какая практика.
– Слышал, что недавно вам окончательно подтвердили статус временной защиты, так что разрешение на работу тоже продлили. Поздравляю.
– Спасибо.
Было хорошо понятно, к чему он клонит.
Роублз поерзал на лавке.
– Вы на пути к полноценному гражданству. У вас есть лицензия санитарки, вы ухаживали за пожилыми людьми, вы убирались в домах. Та «съемочная группа» изъяла целую кучу золота из дома, в котором вы работали. Миз Мора, вам из нее что-нибудь перепало?
– Золото? Да я деньги на продукты-то едва с них вытрясла!
В заброшенном гнезде опоссума на чердаке по-прежнему лежали еще три десятитоловых слитка.
– В прошлом году вы задекларировали в налоговой весьма скромный доход, а теперь вот этот дом вдруг купили…
– Его бóльшая часть по-прежнему принадлежит банку. Владельцем записан деверь моей кузины, он из Кито[134]. Я за ним просто присматриваю. Чиню, привожу в порядок.
И все это полная правда – по документам. Если понадобится, она их ему под нос сунет!
Сидя у себя на заднем дворе и глядя в его темные глаза – такие же темные, как и у нее самой, – Кари чувствовала, как где-то внутри волной поднимается гнев.
Ну кто бы мог подумать, что она и сюда сумеет пробраться – беда! Кто бы мог подумать, что беда пролезет в этот вот садик, в этот ее дом, стоящий на сплошном фундаменте без единого лаза, в котором может застрять играющий во дворе малыш!
Она совершенно отчетливо видела перед собой лицо Роублза – гораздо отчетливей, чем сад у него за спиной. Словно зрение сфокусировалось точно по центру. Примерно так же, резко и отчетливо, она видела фигуру команданте, когда тот стрелял в ребенка под домом.
Кари подняла взгляд на свое манговое дерево, прислушалась к дыханию ветра в его листве, сделала глубокий вдох, потом еще один.
Пчела, спеша перед зимой пополнить запасы в улье, подлетела к сумке с юстицией в горшке, потыкалась в цветы. Перед глазами Кари сразу промелькнул образ старого натуралиста, которого она опекала в Колумбии, – из кармана торчат сложенные очки, на голове затянутая густой сеткой шляпа.
Ее злость на Роублза была ничем не оправдана, и она это прекрасно понимала.
Кари встала из-за стола.
– Детектив Роублз, хочу предложить вам стаканчик холодного чая, но прежде прошу вас изложить суть дела.
В молодости, занимаясь боксом во время службы в морской пехоте, Терри Роублз как-то целых шесть сюрреалистических недель удерживал звание чемпиона Тихоокеанского флота в полутяжелом весе; в лице Кари он заметил нечто такое, что сразу же узнал.