«О’кей. О’кей. Жутко не хочется приступать, но пора».
– О’кей, – сказал он вслух – после того как это «о’кей» раз десять прозвучало у него в голове. – У вас есть какое-либо представление о том, что именно Ганс-Петер Шнайдер собирался с вами проделать?
– Нет.
– Ганс-Петер Шнайдер поставляет женщин шахтерам на нелегальные разработки золота в Колумбии и Перу. Многие из них получают ртутное отравление, потому что шахты загрязняют источники воды. Когда такие женщины умирают, больше на них уже не заработать – их органы не годятся для продажи. Он торгует человеческими органами, не отравленными ртутью. Изымает их где-нибудь в мотелях. Продает женщин-калек в особые клубы во всех частях света. Он сам калечит женщин, чтобы потакать подобным извращенным вкусам – на заказ. Я это к тому, что если даже до вас Шнайдер и не доберется, то есть и другие женщины, которых он заставит очень сильно страдать.
Никакой видимой реакции на лице Кари.
– Вот его наброски – это то, что он планировал проделать с вами. Дизайнерские предложения, так сказать. Еще раз прошу прощения, но прошу отнестись к этому максимально серьезно.
Роублз подвинул по столу стопку листочков, лицом вниз.
Кари перевернула их один за другим. С точки зрения художественного мастерства – просто отличная графика. На самом первом ей была оставлена только одна конечность – рука с кистью и пальцами, чтобы было чем ублажать ее будущих хозяев, а по всему телу – татуировки с портретами Матушки Гнис. От остальных рук и ног не оставлено и следа. На рисунке она выглядела как какой-то обрубок с единственной торчащей сбоку рукой. В углу имелась пометка мелким почерком: «Бостонский приклад»[135].
Далее эскизы все быстрей мелькали у нее в руках. Просмотрев их все до единого, Кари опять аккуратно сложила листки в стопку, подровняла и подвинула по столу обратно к Роублзу.
– Вы можете помочь нам остановить Ганса-Петера, – произнес он.
– Каким образом?
– Он буквально зациклился на вас. Он нужен мне, и он нужен Интерполу. Нам нужно отправить его больных и богатых клиентов в тюрьму или в психушку – туда, где им самое место. Я хочу, чтобы Ганс-Петер перестал терзать для них женщин. Вы можете приманить его.
– Вы знаете, где сейчас Ганс-Петер Шнайдер?
– Его кредитки засветились в Боготе и Барранкилье, и в Боготе с его телефона сделано несколько звонков. Но он обязательно вернется сюда. А если не вернется, нам придется сработать на упреждение и самим отправиться по его душу. Помощь Интерпола гарантирована. Один информатор уже опознал нескольких его клиентов. У одного из них вилла на Сардинии. С вашей учебой и работой я все улажу. Так как, вы готовы? Поедете со мной, чтобы его прищучить?
– Да.
– А еще я хочу посадить в тюрьму человека, который взял в аренду те стволы, – сказал Роублз.
Он уже произвел несколько арестов по делу о незаконном предоставлении огнестрельного оружия, но нужно было доказать присяжным, что именно это оружие было в руках у напавших на его дом уголовников.
– Из одного из этих стволов стреляли в мою жену, – медленно проговорил Роублз. – И в меня тоже, и в мой дом, который чертовски похож вот на этот. Я очень люблю свой дом, точно так же как вы любите свой – в смысле, дом деверя вашей кузины. Вы не видели – Ганс-Петер Шнайдер ходит при оружии?
– Да.
– Что конкретно вы видели? Можете описать?
– Описать стволы?
– Я читал ваше заявление на продление СВЗ. Я в курсе вашего прошлого. Вы точно уверены, что это оружие не просто из киношного реквизита?
– У них было два «АК» с полноценными переводчиками огня и глушителями и пара винтовок «АР-15С», одна с пружинной насадкой[136]. Для всего – рожковые магазины на тридцать патронов, а для одного из «АК» еще и барабанный. У Ганса-Петера Шнайдера, у этого высокого, – девятимиллиметровый «Глок» в плечевой кобуре за спиной. Вам с лимоном?
– Пожалуй, не буду я чай. Миз Мора, у меня не получится получить добро на круглосуточную охрану вашего дома, но могу предложить пару мест по программе защиты свидетелей, где вы сможете спокойно пожить и где никто вас не найдет. Можете оставаться там до тех пор, пока…
– Нет. Мой дом – здесь.
– Но можете хотя бы взглянуть на эти убежища – чисто для моего спокойствия?
– Нет, детектив, я уже видела такие в «Кроуме».
– Мобильник у вас всегда при себе, чтобы я мог с вами оперативно связаться?
– Да.
– Я попрошу местных коллег, чтобы они включили вашу улицу в маршрут патрульных объездов. Чтобы постоянно катались тут туда-сюда.
– Хорошо.
На взгляд детектива Роублза, этой золотой предвечерней порой Кари являла собой крайне приятное зрелище – даже несмотря на то, что он ей не нравился. Он так долго оставался один! Представил себе, как его жена сидит сейчас на лавочке в «Пальмире», а солнце играет у нее в волосах… Так, надо срочно двигать отсюда.
– Ганс-Петер объявлен в международный розыск, – сказал он. – Как только его засекут, я вам сразу позвоню. И запирайте двери, – напомнил напоследок.
– С наступающим Рождеством вас, детектив Роублз.
– Feliz Navidad, – отозвался он.
«Ну что ж, теперь она меня вроде хотя бы не НЕНАВИДИТ… а впрочем, какая разница? С какой стороны ни посмотри», – уныло подумал Терри Роублз, направляясь обратно к своей машине.
Глава 43
Ганс-Петер Шнайдер располагал абсолютно всем, что требовалось ему в данный момент. Денег – что грязи: половину от суммы в двести тысяч долларов, которую он выставил за поставку Кари мистеру Гнису и технический надзор за ее «модификацией», уже выплатили ему в качестве аванса. Можно было спокойно использовать студию с душевой – имя его в документах нигде не фигурировало, – а также большой катер, зарегистрированный на какую-то фирму в Делавэре.
Кредитка и мобильник давно уже были в Колумбии, где, согласно договоренности, их время от времени «засвечивала» Палома.
Он уже получил ответную записку от Карен Киф, мастерицы по татуировкам, досиживающей тюремный срок: та выражала согласие сразу после освобождения отправиться в Мавританию и украсить Кари портретами Матушки Гнис, которыми Ганс-Петер предусмотрительно ее снабдил – пусть попрактикуется.
Почистил и смазал мощную пневматическую винтовку «Джей-Эм Стандард», стреляющую специальными дротиками – каждый был заряжен достаточным количеством азаперона[137], чтобы на несколько часов вырубить любое млекопитающее весом до ста двадцати пяти фунтов.
Ганс-Петер уже знал по опыту, что лучше всего транспортировать связанную жертву в вентилируемом мешке для трупов, снабженном длинными лямками для переноски. В большинстве своем подобные мешки абсолютно герметичны, чтобы наружу не просачивались всякие запахи и телесные жидкости, так что объект, даже если и был еще жив до попадания туда, очень быстро погибал от удушья. Но тот мешок, что припас Ганс-Петер, имел вентиляционные отверстия и был сделан не из пластика, а из однослойной парусины.
Одноразовые пластиковые стяжки повышенной прочности, хлороформ и марлевые пакеты для его применения – все есть, всего в избытке. Все необходимое для принудительного кормления на катере тоже имелось, равно как и футлярчик с его любимыми обсидиановыми скальпелями – мало ли вдруг захочется провести на камбузе яхты мистера Гниса какой-нибудь пикантный гастрономический эксперимент, до Мавритании по морю дорога не близкая…
Ближе к вечеру Ганс-Петер прибрался в комнатах и вылил то, что осталось от Карлы, прямо в унитаз.
Он уже взял напрокат вместительный минивэн, воспользовавшись липовыми документами, и заранее снял с него средний ряд сидений, чтобы без помех уложить мешок с Кари на пол. Вынул предохранитель из цепи питания света в салоне, чтобы не привлекать внимания, когда открываешь дверь в темноте.
Ночь вступала в свои права. На деревья вокруг Станции морских птиц на Пеликан-харбор опускались стаи скворцов. Два семейства попугаев затеяли перед сном свару, и их недовольные крики заглушали обрывки музыки, доносящиеся со стоящих в гавани лодок. Плывущий над водой голубой дымок нес ароматы жарящегося на гриле мяса.
На маленькой парковке перед зданием станции в своем старом пикапе сидел Бенито – дожидался Кари, чтобы отвезти ее к кузине, у которой она решила сегодня заночевать. Кондиционер в кабине уже сто лет как не работал, так что он опустил оба окна до упора – хорошо еще, что ветерок поддувал с залива.
Крошечная стоянка заросла со всех сторон деревьями, и сгущающиеся сумерки казались здесь еще гуще.
Кари закончила уборку медпункта, простерилизовала инструменты и отнесла сове очередную оттаявшую крысу. Прикрыв глаза, привычно ощутила на лице тугие волны воздуха, когда большая птица подлетела к сетке вплотную, чтобы цапнуть угощение.
Смолить в кабине при Кари Бенито не хотелось, так что он решил по-быстрому перекурить, пока она еще не подошла. Толстым, как банан, пальцем почти в полной темноте он поддел крышку жестянки с табаком. Скрутил сигаретку, лизнул, чтобы склеилась, закрутил винтом кончик. Чиркнул кухонной спичкой.
Едва в кабине пикапа вспыхнул оранжевый огонек, как сбоку в шею Бенито с силой воткнулся коротенький дротик. Он машинально схватился за него, выпустив из губ сигарету, которая, рассыпая снопы искр, полетела куда-то под ноги. Полез в нагрудный карман комбинезона за пистолетом, ухватился за рукоятку, но руль у него перед глазами вдруг странно задрожал, стал расплываться. Немеющей рукой он нашарил было внутреннюю ручку, чтобы открыть дверь, но заряженный сильным транквилизатором дротик угодил прямо в шею, и почти моментально перед глазами захлопнулась тьма.
Перезаряжая пневматическое ружье, Ганс-Петер разрывался между противоречивыми побуждениями. Жутко хотелось растворить Бенито живьем прямо на глазах у Кари – чтобы прочувствовала, так сказать. НУ РАЗВЕ НЕ КЛАССНО БЫЛО БЫ?!