— Фрэнсис Кэри, — вставила Клодия.
— Она бормотала, что кто-то убит, какой-то ее знакомый, какой-то Дэвид. Фамилию я не разобрала. А сама рыдает и вся дрожит. Ну, усадила я ее на диван, дала рюмку коньяка и пошла своими глазами посмотреть, что там у них стряслось.
Все почувствовали, что мисс Джейкоб попадала и не в такие переплеты, а потому знает, что в таких случаях положено делать.
— Вы знаете, что я там увидела. Нужно ли повторять?
— Ну, хотя бы вкратце.
— Молодой человек из нынешних — разодет в бархат да шелк и лохмы длинные — лежал на полу. Я сразу поняла, что он мертв. Рубашка у него на груди просто заскорузла от крови.
При этих ее словах Стиллингфлит обернулся и внимательно на нее посмотрел.
— А потом чувствую, в комнате кто-то есть еще. Смотрю — у стены стоит девушка и держит кухонный нож. И такая вся спокойная. Я, если честно, удивилась. Ни страха, ни слез.
— Она что-нибудь сказала? — спросил Стиллингфлит.
— Да. Что ходила в ванную смыть кровь с рук. А потом сказала: «Но по-настоящему она ведь не отмывается, верно?»
— Короче говоря, «Прочь, проклятое пятно!»?[273]
— Не могу сказать, что она хоть сколько-нибудь походила на леди Макбет[274]. Она была… как бы это выразиться поточнее?., абсолютно хладнокровной. Положила нож на стол, а сама села.
— Больше ничего не говорила? — спросил инспектор, поглядывая на листок с пометками.
— Что-то о ненависти. Что ненавидеть кого-нибудь опасно.
— Еще она сказала «бедный Дэвид», верно? Во всяком случае, так вы сообщили сержанту Конолли. И что она хотела от него избавиться.
— Совсем из головы вон. Да. Она сказала что-то о том, что он заставил ее прийти сюда. И еще что-то про Луизу.
— Что именно про Луизу? — вдруг вмешался Пуаро, наклонившись вперед.
Мисс Джейкоб поглядела на него с сомнением.
— Да ничего в сущности. Просто упомянула это имя. «Как с Луизой», и сразу замолчала. Это после того, как она сказала, что ненавидеть людей опасно…
— А дальше что?
— Дальше? Велела мне позвонить в полицию. И опять же — тихо-тихо так. Ну я и позвонила. А пока не приехали полицейские, мы… просто сидели и молчали. Она все, видно, о чем-то своем думала, а я… откровенно говоря, я просто не знала, что тут можно сказать.
— Но вы же заметили, что она… не в себе? — спросил Эндрю Рестарик. — Вы же видели, что бедная девочка не знала, что сделала и почему?
В его голосе звучала мольба и горькая надежда.
— Если полное хладнокровие и спокойствие — после того как убил человека — доказательство что она того, — мисс Джейкоб выразительно покрутила пальцем у виска, — то я совершенно с вами согласна, — закончила она голосом, выражавшим абсолютное несогласие.
— Мисс Джейкоб, — спросил Стиллингфлит, — она хотя бы раз сказала, что убила его?
— О да! Как же это я упустила… Это ведь было первое, что она сказала. Будто отвечала на вопрос, хотя я ее ни о чем не спрашивала. Она сказала: «Да, я его убила», а уж потом добавила, что ходила мыть руки.
Рестарик застонал и спрятал лицо в ладонях. Клодия прикоснулась рукой к его плечу.
— Мисс Джейкоб, — сказал Пуаро, — по вашим словам, девушка положила нож, который держала, на этот стол. Вы стояли близко? Вы отчетливо видели его? Как вам показалось, нож тоже мыли?
Мисс Джейкоб вопрошающе взглянула на старшего инспектора Нила. Нетрудно было догадаться, что, по ее мнению, задавая свои неуместные вопросы, Пуаро вносил явно не ту ноту в эту, как она считала, официальную процедуру.
— Будьте так любезны, ответьте на этот вопрос, — сказал Нил.
— Нет… По-моему, нож не был ни вымыт, ни вытерт. Он был весь какой-то липкий.
— А! — Пуаро со вздохом откинулся на спинку кресла.
— Мне казалось, что про нож вы должны были бы знать и без меня! — воинственно сказала мисс Джейкоб старшему инспектору. — Разве полицейские его не осмотрели? Если нет, то, по-моему, это возмутительная небрежность.
— Разумеется, его тщательно осмотрели, — успокоил ее Нил, — но мы… э… мы всегда ценим любую возможность получить независимое подтверждение.
Она взглянула на него с иронией.
— Иными словами, я полагаю, вы всегда цените возможность получить подтверждение надежности своих свидетелей. Чтобы уяснить, что они действительно видели, а что им померещилось.
Он ответил с легкой улыбкой:
— Сомневаться в надежности ваших показаний, мисс Джейкоб, у нас оснований, право же, нет. На дознании они будут просто на вес золота.
— Мне совсем не хочется там присутствовать. Но, полагаю, уклониться от этого нельзя.
— Боюсь, что так. Благодарю вас, мисс Джейкоб. — Он посмотрел по сторонам. — У кого-нибудь еще есть вопросы?
Пуаро чуть взмахнул рукой, и мисс Джейкоб, уже было направившаяся к двери, с недовольным видом остановилась.
— Да? — сказала она.
— Она упомянула Луизу. Вы не знаете, кого она имела в виду?
— Нет, конечно.
— А не могла она говорить о миссис Луизе Шарпантье. Вы ведь знали миссис Шарпантье, не так ли?
— Нет.
— Вы что же, не знали, что она недавно выбросилась с седьмого этажа этого здания?
— Про то, что какая-то женщина выбросилась из окна, я, конечно, слышала. Но то, что ее звали Луиза, слышу в первый раз.
— А может, такое знакомство вас просто не очень привлекало?
— Вообще-то о мертвых грех говорить дурное… Но раз уж вы спросили… да, так оно и было. Она была не самой лучшей соседкой, мы даже ходили жаловаться на нее к управляющему.
— А на что именно?
— Говоря откровенно, она пила. Ее квартира находится прямо над моей, и там без конца устраивались ночные попойки с битьем посуды, пьяными воплями, пением… ну и… прочее…
— Может, она страдала от одиночества? — предположил Пуаро.
— Она? От одиночества? Нет, если она от чего-то и страдала, то только не от одиночества, — ядовито заметила мисс Джейкоб. — На дознании упоминалось, будто у нее была депрессия из-за неизлечимой болезни. А что потом выяснилось? Что она была здоровее всех нас! — Без малейшего сочувствия разделавшись с покойной миссис Шарпантье, мисс Джейкоб гордо удалилась.
Пуаро повернулся к Эндрю Рестарику и мягко спросил:
— Если я не ошибаюсь, мистер Рестарик, вы одно время были довольно близко знакомы с миссис Шарпантье?
Рестарик помолчал, потом испустил тяжелый вздох и поднял глаза на Пуаро.
— Да. Одно время. Много лет назад я действительно знал ее очень близко… Но тогда у нее была другая фамилия. Тогда она была Луиза Бирелл.
— Вы были… э… влюблены в нее?
— Да, был. Я был без памяти влюблен в нее! Это ради нее я бросил жену. Мы уехали в Южную Африку. Но не прошло и года, как мы расстались — навсегда. Она вернулась в Англию, и мы больше никогда не встречались. Я понятия не имел, что с ней сталось.
— Ну, а ваша дочь? Она была знакома с Луизой Бирелл?
— Во всяком случае, не настолько, чтобы помнить ее. В пять-то лет!
— Но она ее знала?
— Да, — медленно произнес Рестарик. — Она… Она знала Луизу. То есть Луиза бывала у нас и иногда играла с ней.
— Таким образом, не исключено, что она могла ее помнить, несмотря на то… что прошло столько лет?
— Не знаю. Просто не могу ничего сказать. Я же не знаю, как Луиза выглядела теперь. Насколько изменилась. Ведь сам я ее никогда больше не видел.
— А вы не получали от нее письма, мистер Рестарик? — вкрадчиво спросил Пуаро. — Уже после того, как вернулись в Англию?
Снова последовала пауза, завершившаяся тяжким вздохом.
— Да, получил… — ответил Эндрю Рестарик и внезапно в его голосе появилось любопытство: — Но как вы об этом узнали, мосье Пуаро?
Пуаро извлек из кармана аккуратно сложенный листок, развернул его и подал Рестарику. Тот взглянул на него, недоуменно хмурясь.
«Милый Энди,
из газет я узнала, что ты вернулся. Надо бы нам встретиться, обменяться воспоминаниями, поговорить о том, как мы жили все эти годы…»
Далее с новой строки следовало:
«Энди, догадайся, кто тебе пишет? Луиза! И не смей говорить, будто ты меня забыл…»
«Дорогой Энди, как ты можешь видеть по обратному адресу, я живу в одном доме с твоей секретаршей. Как тесен мир! Нам необходимо встретиться. Не мог бы ты заглянуть на рюмочку коньяку на следующей неделе в понедельник или вторник?»
«Энди, любимый, я должна, должна с тобой увидеться… Никто, кроме тебя, ничего для меня не значил. Ты ведь тоже меня не забыл? Ведь правда?..»
— Откуда это у вас? — с любопытством спросил Рестарик, постукивая пальцами по столу.
— Из мебельного фургона — благодаря одному моему доброму другу, — ответил тот, взглянув на миссис Оливер. — Она подобрала его, когда вывозили вещи мадам Шарпантье.
Рестарик тоже взглянул на нее, но без особой благодарности.
— Это вышло совершенно случайно, — объяснила миссис Оливер, правильно истолковав его взгляд. — Видимо, увозили ее мебель, и грузчики опрокинули письменный стол, так что ящик открылся, и из него посыпались разные бумаги. Ветер швырнул этот листок прямо мне под ноги. Ну, я подняла его и отнесла им, чтобы они положили его на место, но они были так увлечены перебранкой, что только отмахнулись. А я машинально сунула его в карман. И вот только сегодня об этом вспомнила, когда проверяла карманы, собираясь сдать пальто в чистку. Вот видите, это чистая случайность… — Она умолкла, переводя дух.
— И все же она послала вам письмо? — спросил Пуаро.
— Да… Но более сдержанное. Я не ответил. Решил, что так будет лучше.
— Вам не хотелось снова увидеть ее?
— Абсолютно! С ней очень сложно найти общий язык.
И всегда было сложно. К тому же я кое-что о ней узнал. Ну, что она… пьет и… прочее…
— Вы сохранили письмо?
— Нет. Сразу порвал.
Неожиданно доктор Стиллингфлит резко спросил: