— Этот человек, Энрико, утверждает, что ваша жена прошла из столовой через кухню в сад, держа в руке нож.
Тим уставился на Уэстона.
— Молли с ножом? Ну и что, почему нет? В смысле… почему… не думаете же вы… что вы этим хотите сказать?
— Речь идет о конкретном отрезке времени — перед тем, как все начали собираться на ужин. Видимо, где-то около половины девятого. Вы сами, как я понял, находились тогда в столовой и разговаривали со старшим официантом Фернандо.
— Да, — сказал Тим, чуть помешкав. — Припоминаю.
— И ваша жена вошла туда с террасы?
— Да, именно так, — согласился Тим. — Она всякий раз проверяет, как накрыты столы. Парни то и дело что-нибудь напутают, то приборы не так положат, то еще что. Скорей всего она и вчера для этого приходила. Ножи, вилки поправить. Если нож оказался лишним, она вполне могла его забрать.
— Итак, она вошла в столовую с террасы. Она что-нибудь вам сказала?
— Да, мы перекинулись парой фраз.
— Что она сказала? Можете припомнить?
— Кажется, я спросил, с кем она разговаривала. Потому что слышал с террасы ее голос.
— И с кем же?
— С Грегори Дайсоном.
— Ага. Так. Это согласуется с его показаниями.
— Как я понял, он пытался с ней флиртовать, — продолжал Тим. — Он со всеми пытается флиртовать. Я рассердился и сказал: «Черт бы его побрал», а Молли в ответ засмеялась и сказала, что и сама может его послать куда подальше. Молли в этом смысле умница. Ее положение, надо сказать, вовсе не из легких. Она же у меня красавица. А постояльцев обижать нельзя, и Молли, в случае чего, должна уметь поставить на место без резкостей — или просто пожать плечами. Грегори Дайсон, он ведь ни одной симпатичной юбки не пропустит.
— Какой-нибудь неприятный разговор у них был?
— Не думаю. Я же говорю: ей, наверно, как обычно, все удалось перевести в шутку.
— Можете ли вы точно сказать, был у нее в руке нож или нет?
— Не помню… хотя почти уверен, что не было… то есть совершенно уверен, что не было.
— Но вы только что сказали…
— Я имел в виду, что нож она могла взять в столовой или на кухне, а могла и с террасы принести. Но я хорошо помню, что вот она входит, и в руках у нее ничего нет. Ничего. Это я точно могу сказать.
— Понятно, — произнес Уэстон.
Тим посмотрел на него с беспокойством.
— К чему вы все-таки клоните? Что вам наплел этот дурень Энрико, или Мануэль, или кто там?
— Он сказал, что ваша жена вошла в кухню, что вид у нее был расстроенный и что в руке у нее был нож.
— Прямо-таки расстроенный! Мало ли что ему показалось!
— Говорили ли вы с женой во время ужина или после?
— Нет, кажется, не говорил. Просто потому, что был очень занят.
— Она тоже была в это время в столовой?
— Она? Мм… да, мы всегда ходим от одного столика к другому, смотрим, как и что, все ли в порядке.
— Перекинулись ли вы хоть словом?
— Нет, не думаю. У нас в эти часы обычно хлопот выше головы. Мы часто даже не замечаем, что делает другой, какие уж тут разговоры.
— То есть вы не помните, чтобы говорили с ней до того момента, когда три часа спустя она поднялась по лестнице и сообщила, что обнаружила тело?
— Это был для нее страшный удар. Жуткая травма.
— Понимаю. Не дай Бог такое испытать. А с чего это ей вздумалось прогуливаться по дорожке, ведущей на пляж?
— Когда ужин подан, она часто выходит, чтобы расслабиться, снять напряжение. Просто немного побыть одной, подышать свежим воздухом.
— Как я понимаю, когда она вернулась, вы разговаривали с миссис Хиллингтон.
— Да. Остальные почти все уже разошлись спать.
— О чем вы разговаривали с миссис Хиллингтон?
— Да ни о чем таком особенном. А что? Что она вам сказала?
— Пока ничего. Мы ее еще ни о чем не спрашивали.
— Мы просто беседовали о том о сем. О Молли, о делах отеля, о разных разностях.
— И тут по лестнице на террасу поднялась ваша жена и сообщила о случившемся?
— Да.
— На руках у нее была кровь?
— Еще бы! Она ведь попыталась ее поднять, не могла сразу понять, что случилось, почему та лежит. Конечно, у нее на руках осталась кровь! Послушайте, на что это вы, черт возьми, намекаете? На что вы намекаете, а?
— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Дэвентри. — Я понимаю, Тим, каково вам все это обсуждать, но мы должны выяснить все до мелочей. Верно ли, что ваша жена в последнее время не очень хорошо себя чувствовала?
— Глупости! С ней все в порядке. Просто ее несколько расстроила смерть майора Пэлгрейва. Вполне естественно. Она такая эмоциональная.
— Нам придется задать ей ряд вопросов, когда она оправится, — сказал Уэстон.
— Но сейчас об этом не может быть и речи! Врач ввел ей успокоительное и запретил тревожить. Я не позволю вам ее травмировать и запугивать, понятно?
— Мы никого не собираемся запугивать, — возразил Уэстон. — Нам просто нужно установить факты. И беспокоить мы ее сейчас не собираемся, а только когда позволит врач.
Его голос звучал мягко, но непреклонно.
Тим взглянул на него, открыл было рот, но ничего не сказал.
Как всегда спокойная и собранная, Ивлин Хиллингтон села на стул, который был ей предложен. На вопросы отвечала не спеша, обдуманно. Ее темные умные глаза внимательно смотрели на Уэстона.
— Да, — подтвердила она, — мы с мистером Кендалом сидели на террасе и разговаривали, и тут по лестнице поднялась его жена и сообщила об убийстве.
— Вашего мужа с вами не было?
— Нет, он уже ушел спать.
— Были ли у вас какие-нибудь особые причины для разговора с мистером Кендалом?
Ивлин укоризненно вздернула тонкие подведенные брови.
Потом холодно ответила:
— Какой странный вопрос. Что значит, «особые причины»?
— Обсуждали ли вы состояние здоровья его жены?
Ивлин опять немного помедлила.
— Не могу припомнить, — сказала она наконец.
— Вы уверены?
— Уверена ли, что не могу припомнить? Интересная постановка вопроса. Мало ли о чем приходится разговаривать.
— Миссис Кендал, как я понимаю, была в последнее время не вполне здорова.
— По ее виду этого нельзя было сказать — разве что усталость чувствовалась. Конечно, управлять таким хозяйством — дело очень хлопотное, а опыта у нее маловато. Вполне естественно, что порой она приходит в смятение.
— Смятение, — повторил за ней Уэстон. — Вы именно это слово считаете здесь уместным?
— Слово, может быть, несколько старомодное, но оно вряд ли хуже, чем современный жаргон, который употребляют по всякому поводу: «вирусная инфекция» вместо приступа печени, «невроз», когда речь идет о мелких огорчениях, неизбежных в повседневной жизни…
Ее улыбка заставила Уэстона почувствовать себя немного смешным. Он не мог не отметить, что Ивлин Хиллингтон — умная женщина. Потом посмотрел на Дэвентри, который ухитрялся сохранять полную невозмутимость. Интересно, что думает он?
— Благодарю вас, миссис Хиллинггон, — сказал Уэстон.
— Очень не хотелось вас беспокоить, миссис Кендал, но нам необходимы ваши показания о том, как вы обнаружили эту девушку. Доктор Грэм сказал, что теперь вы достаточно оправились и с вами можно поговорить.
— Да, конечно, — отозвалась Молли. — Я теперь в полном порядке. — Она улыбнулась им быстрой нервной улыбкой. — Это просто был шок. Я так испугалась. Ведь ужас-то какой…
— Еще бы, можно себе представить. Как я понял, вы вышли прогуляться после ужина.
— Да — я часто так делаю.
От Дэвентри не укрылось, что она отвела глаза и при этом все время сплетала и расплетала пальцы.
— В котором часу это было, миссис Кендал? — спросил Уэстон.
— Не могу точно сказать — мы не очень-то следим за временем.
— Джаз еще играл?
— Да… вообще-то… мне кажется… я не помню.
— А где именно вы гуляли?
— По дорожке вдоль берега.
— Вы пошли налево или направо?
— О… сначала в одну сторону — потом в другую… я… я… как-то не обратила внимания.
— Почему вы не обратили внимания, миссис Кендал?
Она нахмурилась.
— Потому, наверно, что я… ну… задумалась.
— Задумались о чем-нибудь конкретном?
— Нет… нет… ничего определенного. Просто припоминала, что еще надо сделать… за чем присмотреть… в отеле. — Опять это судорожное сплетание и расплетание пальцев. — А потом… вижу что-то белое… в кустах гибискуса… и не могла понять, что это. Остановилась… подошла… — Она судорожно сглотнула. — Оказалось, это она… Виктория… вся скорчившаяся… я попыталась приподнять ей голову, и… кровь… у меня на руках.
Она посмотрела на них и повторила с удивлением, словно вспоминала о чем-то невероятном:
— Кровь… у меня на руках.
— Да-да. Вам выпали ужасные испытания. Об этом больше не нужно рассказывать… Сколько времени вы провели на улице, прежде чем обнаружили ее?
— Не знаю… не могу сказать.
— Полчаса? Час? Или больше?
— Не знаю, — повторила Молли.
Тут Дэвентри спросил — как бы между прочим:
— Во время вашей… прогулки у вас был в руке нож…
— Нож? — удивленно переспросила Молли. — Зачем мне было брать нож?
— Я спрашиваю только потому, что, по словам одного из поваров, когда вы выходили из кухни в сад, у вас в руке был нож.
Молли опять нахмурилась.
— Но я не выходила из кухни… или вы имеете в виду, раньше… до ужина… нет… не думаю…
— Возможно, вы поправляли приборы на столах.
— Иногда приходится это делать. Они, бывает, путают… то меньше, чем надо, ножей… то лишние положат. С вилками и ложками то же самое… вечно что-нибудь.
— Так вы не исключаете, что вышли в тот вечер из кухни, держа в руке нож?
— Нет, не думаю… Я даже уверена, что нет… — Потом добавила: — Тим был там рядом — он, наверно, помнит. Спросите его.
— Вам эта девушка — Виктория — нравилась? Она справлялась со своей работой? — спросил Уэстон.
— Да. И вообще, она была очень милая девушка.