К ней опять вернулась ненавистная изматывающая бессонница. Анжела физически чувствовала, как она тянет к ней свои душные безобразные лапы, хочет заполнить ее ночи своим омерзительным присутствием.
После поездки к гадалке Сусанне (она же Нинка Крынкина) Анжела испытала невероятную усталость и, приехав домой, решила отложить на завтра все размышления и выводы и отправиться спать. Она отключила все телефоны и долго стояла под душем (ей хотелось смыть с себя тяжелые впечатления уходящего дня).
После душа она все еще чувствовала себя утомленной и порадовалась, что сможет быстро уснуть. Но, за–бравшись в постель и уютно укутавшись мягким пуховым одеялом, она поняла, что радоваться рано. Сон как рукой сняло. Анжела упрямо уговаривала себя, что ей очень хорошо вот так лежать в теплой кровати и что через пару минут желанный сон наконец придет к ней.
Прошел час, другой. Быстрые минуты заспешили вперед, отсчитывая третий, а Анжела все ворочалась с боку на бок, то натягивая одеяло до самой макушки, то сбрасывая его с себя, так как ей вдруг становилось нестерпимо жарко. На исходе третьего часа она встала и пошла на кухню поискать для себя что-нибудь успокоительное.
Результаты поисков оказались крайне неутешительными. Обнаружилось, что все средства, которые могли хоть как-то сойти за седативные, она употребила во время своих последних ночных бдений, мучивших ее перед появлением незваного гостя. Даже совсем неэффективный мятный чай тоже весь ушел в дело. Анжела чуть не расплакалась от обиды: кругом одни неприятности.
Анжела засунула коробку с лекарствами назад в кухонный шкафчик и закрыла стеклянную створку. В створке отразилось ее лицо: по-прежнему красивое и неправдоподобно молодое. Только выражение было совсем незнакомое. Беспомощное и затравленное.
В первый момент Анжела даже испугалась, ей почудилось, что в стеклянной дверце отобразилась совсем не она. В образе на кухонном шкафу не было типичных для Анжелы уверенности и спокойствия. Она даже оглянулась, как ни глупо это было, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-то чужой у нее за спиной. Нет, естественно, в кухне она была одна.
И тут что-то вроде внутреннего возмущения за–хлестнуло ее так сильно, что она вся покраснела от злости. Да как она допустила это?! Куда подевались ее сила воли, уверенность, принципиальность, наконец? Она должна немедленно взять себя в руки и не поддаваться атакующим ее неведомым силам. Она может! Она долж–на найти выход!
Анжела улыбнулась своему отражению и вслух очень твердо произнесла:
– Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого!
Затем она включила кофеварочную машину и сделала себе большую чашку кофе. Немного подумав, она сварила еще одну такую же, а затем еще две, перелила горячий напиток в термос и, взяв с собой запас кофе и чашку, отправилась в кабинет.
Там она установила большое кресло напротив окна, раздернула шторы и со словами «Не спать так не спать» удобно устроилась в кресле, укрывшись шерстяным пледом. Сколько она просидела так, глядя на заснеженный двор и зимние деревья, красиво освещенные уличными фонарями, она не знала. Только кофе у нее давно закончился, а небо над елями едва заметно просветлело, предвещая скорое наступление нового дня.
Она почти ни о чем не думала, только смотрела и смотрела на картинку за окном. Вдруг ей вспомнились слова бабки, которая накануне вечером проводила разоблачение самозванки Нинки: «Сердце свое спрашивать надо да жить по совести!»
– Сердце... сердце... Спрашивать сердце... Спросить сердце, сердце... – повторила шепотом Анжела.
Она проснулась, когда на улице уже рассвело. Надо же, совершенно незаметно для себя задремала! И это выпив целый термос крепкого кофе! И не в привычной мягкой кровати, а в совсем не приспособленном для комфортного сна кресле!
Анжела встала на ноги и сладко потянулась. Небо за окном было светлым и безоблачным. Сквозь еловые ветки начали пробиваться робкие солнечные лучи. Все говорило о том, что наступающий день будет замечательным.
Анжела сходила в прихожую и тут же вернулась в кабинет с сумочкой в руках. Именно эта сумка была при ней вчера, когда она в поисках правды посещала колдовской притон. Она вытащила из сумки пакет с бабкиными письмами и старинным рукописным текстом и положила его рядом с собой на письменный стол. Затем она достала стопку бумаги и ручку и надолго задумалась.
Сегодня во сне она поняла, что может справиться со сложившейся ситуацией сама, без посторонней помощи. Для этого от нее требуется лишь одно. Сделать выбор. Именно выбор и является необходимым и до–статочным условием для того, чтобы раз и навсегда покончить с бабкиной историей и вернуть события в положенное им закономерное русло. Выбор и твердое внутреннее намерение следовать ему.
Анжела взглянула на часы. Электронное табло на небольшом настольном будильнике показывало 9.00.
После визита на Никки-Бич Марина долго была под впечатлением от увиденного. Перед глазами у нее вновь и вновь вставала кульминационная сцена шоу, когда стальная вилка на глазах у изумленной публики согнулась в кольцо как пластилиновая. Моментами ей начинало казаться, что это был мираж, массовое внушение. Тогда она открывала плетеную пляжную сумочку из золотистой соломки и доставала оттуда материальное свидетельство подлинности виденного ею чуда.
Вилка была самая настоящая. Марина даже несколько раз пробовала разогнуть ее, но фокус был сработан факиром на славу, и вернуть столовому прибору его первоначальную форму не удалось.
Филипп радовался как ребенок. Шутка ли! Какой удачный день! Модный пляж московской гостье показал, да еще посчастливилось поприсутствовать при демонстрации чуда. Не каждый день такое случается. Насчет того, как волшебник проделывает подобные штуки, добродушный француз предпочитал не задумываться. На то оно и чудо, чтобы быть непонятным.
Марина же, наоборот, серьезно обдумывала все, что ей довелось увидеть за ленчем. Ей казалось, что все произошедшее не случайно и что есть во всем этом скрытый глубокий смысл. Да и слова чародея пришлись ей по душе. Ей и самой порой казалось, что она, как, впрочем, и любой другой человек, может гораздо больше, чем привыкла думать. Она просто ПРИВЫКЛА считать, что то или иное невозможно. Вот в этом-то все дело. А если выйти за рамки стереотипного обыденного восприятия, то, пожалуй, можно и вилку взглядом согнуть. Или что посерьезнее сотворить.
Солнце постепенно скрылось за горным хребтом, и у бассейна, где Марина с Филиппом коротали время, купаясь и загорая, стало прохладно. Подул неизвестно откуда примчавшийся ветер, и облака, принесенные им из неведомых краев, стали сбиваться вместе, образуя на небе густые сизые груды. Какое-то время кое-где еще виднелись пятнышки светло-голубой лазури, но тучи росли и множились и очень скоро заняли собой весь небосвод. Где-то вдалеке послышались глухие, но решительные громовые раскаты.
– Ну вот, сейчас будет гроза, – продемонстрировал Филипп чудеса проницательности и счастливо улыбнулся. Смена погоды не вызвала у него ничего, кроме прилива радости.
– А я-то думала, что здесь, на острове, всегда жарко и солнечно. – Слегка погрустневшая Марина натягивала на себя полотенце, стараясь укрыться от порывов ветра. Отдыхать осталось всего ничего. Потом снова морозная заснеженная Москва. Марине очень не хотелось, чтобы погода испортилась.
– Да, всегда, – подтвердил Филипп и подмигнул Марине, – но иногда бывают дожди и грозы. Особенно в это время года. Но это не страшно, не волнуйся. Здесь погода быстро меняется. Не успеешь и глазом моргнуть, и тучи исчезнут, как не бывало. Завтра утром уже все будет в полном порядке. Тем более ты уже отлично загорела. Можно немножко отдохнуть от солнца.
– Это вам здесь можно от солнца отдыхать, – возразила Марина, – вы избалованы хорошей погодой. А нам, жителям северных широт, каждый ясный денек в радость!
Прямо на макушку Марине упала тяжелая холодная капля. Она проползла по затылку и стала спускаться вниз вдоль позвоночника. Марина намек поняла и быстро поднялась с лежака. Филипп тоже не заставил себя упрашивать и проворно последовал ее примеру. По дороге к дому Марину настигли еще несколько увесистых дождевых капель, а как только они с Филиппом достигли крытой веранды, дождь полился с неба сплошным потоком.
Дома Марина включила электрический чайник, и они еще долго сидели в столовой и болтали, попивая чай со сдобным печеньем. Дождь старательно барабанил по крыше, располагая к уютным задушевным посиделкам.
Марина рассказывала Филиппу про Москву, про то, как столица изменилась за последние годы, про свою работу, про подруг. Выяснилось, что Филипп был в Москве всего один раз, и очень давно. «Как-то больше не довелось, хотя Владилена все время приглашает», – сказал он, как бы оправдываясь.
Когда Марина заговорила о Москве, ей показалось, что лицо Филиппа вдруг изменилось, и она разглядела на миг отразившуюся в глазах будто бы уже забытую, но все же живущую глубоко внутри, затаенную грусть. В следующую секунду за пушистыми бесцветными ресницами снова появилось знакомое Марине выражение детской беспечности, и Марина подумала, что мимолетно промелькнувшая печаль ей почудилась.
Филипп с удовольствием слушал последние столичные новости, говорил, что многое знает от своей подруги Владилены, так что от жизни не отстает и в один прекрасный день обязательно посетит город, который когда-то полюбил с первого взгляда.
Но в основном говорила Марина. В этот вечер она была особенно словоохотлива. Ее так и подмывало рассказать Филиппу последние события своей личной жизни, но тот словно специально избегал щекотливой темы, умело уводя разговор в сторону и переключая Маринино внимание на менее интимные вещи.
В итоге Марина подумала, что обсуждение межличностных отношений по каким-то причинам является для Филиппа нежелательным, и оставила попытки поделиться с ним самым сокровенным.
Действительно, к чему снова ворошить прошлое? Вполне возможно, что у Филиппа тоже есть личная история, которую ему удалось благополучно забыть. И никто не знает, чего ему это стоило. А она хочет бестактно вломиться в его внутреннее пространство, нагрузить своими подробностями и, может быть, даже нарушить его душевное равновесие. Да и ей самой не стоит опять возвращаться, пусть даже в ничего не значащей беседе, к Сергею. Ведь, рассказывая о нем, она волей-неволей будет придавать новую силу мыслям, которые сама же гонит от себя прочь.