Сам коралл является добычей — его с удовольствием грызут рыбы-попугаи.
Вот такой биоценоз — считай, зеркало человеческого общества.
Глава 67,В которой выясняются причины ареста расчетного счета Совинкома
На следующий день Ренат выяснил, почему арестован счет Совинкома. Он позвонил и сообщил, что ему удалось узнать через знакомых в ОБЭП. Оказалось, следы ведут в Москву. Те фирмачи, которых мы шваркнули, расплатившись за товар необеспеченными векселями, объединились и провели расследование. Они пробили всю цепочку — кому в итоге был продан товар, через какие фирмы и кто является организатором проекта. У них есть доказательства того, что их товар был продан через Совинком, и они смогли добиться ареста счёта. Больше того, в Москве состоялся суд, по решению которого со счета Совинкома будет списана вся сумма — есть соответствующий исполнительный лист. Так что появление инкассо в банке — это вопрос времени. Правда, не на миллион долларов, а на 18 миллионов рублей — поскольку не все фирмачи участвовали в расследовании и оплачивали активность ОБЭП и прочих структур. Но всё равно, 18 миллионов — сумма серьёзная.
Я тяжело вздохнул: «Ёбтвоюмать! Кого ни кинь — у всех есть крыша». И спросил, а что думает Блайвас по этому поводу — ведь он выступил гарантом безопасности вексельного проекта и получил за это деньги. Вот пускай и отрабатывает свою долю!
— Он занимается вопросом, но мы тоже не можем сидеть сложа руки! — ответил Ренат. — Я буду звонить Семёнычу. Но вообще, у нас с Блайвасом один круг знакомств, и в итоге он выйдет на тех же людей, что и я.
Я пребывал в глубокой прострации, судя по тому, что не мог ни на чем сосредоточиться, кроме телефонной трубки — беспрерывно звоня своим людям и дергая за все возможные ниточки, пытаясь вызволить арестованные деньги. Единственный, кого я не побеспокоил, был святой Иосиф.
В последнюю ночь я долго бродил по берегу, пыхтя сигарой и прихлёбывая ром из бутылки. Звёзды пылали над Варадеро. Они качались в черном небе и роняли на землю длинные колючие лучи. Созвездия тлели над крышами домов.
Низко, у самого горизонта, теплилась Полярная звезда. Она была чуть видна. Тусклый черпак Большой Медведицы, как часовая стрелка, описывал около неё широкие круги. Красноватый Арктур пересекал зенит. Похожее на старинный герб созвездие скользило над океаном — семь огней Ориона отражались в черной воде.
Купол неба поворачивался — и звёзды, как зерна, сыпались за горизонт.
Утром в небе появились изогнутые облачные нити. Они, как коготки, царапали голубой свод и медленно смещались к северу. Потом наползла хмурь — серые слоистые тучи заслонили солнце, протянулись до горизонта. Тонко завыл ветер. Небо потемнело. Ниже темных, насыщенных влагой туч, появились обрывки тумана. Они неслись уже над самой землёй.
Тонкий свист ветра превратился сначала в завывание, а потом в рёв. Хлынул дождь. Потоки воды не успевали достичь земли — их подхватывал вихрь. Белые струи изогнулись и помчались почти параллельно земле. Дождь лил не на крышу — сноп водяных брызг обрушивался на стены домов. Дождевые капли неслись над лужами, ударяясь о воду, подпрыгивая и улетая прочь.
Наш берег ураган задел крылом. Отбушевав, примерно к обеду он ушел. Океан штормило. Мрачные тучи нависли над океаном; тяжёлые, громадные волны вздымались к небу, огромные водяные валы равномерно, как удары часов, обрушивались на берег. Воздух был насыщен электричеством.
Прибрежный пейзаж запечатлелся в моей памяти с четкостью гравюры — низко нависшее пасмурное небо, ряд пальм, безжалостно бичуемых ветром с океана. Мне и так было плохо, а эта картина показалась мне символом ни с чем не сравнимого бедствия.
Страх подкрадывался, давил на сердце. Самая грандиозность природы вызвала во мне тревожное чувство моей слабости.
Глава 68,Под крылом самолёта
Земля медленно ползла под крылом. Самолёт поднялся вверх, в высокое небо над безграничным зеркалом океана. С самолета мир казался не больше, чем хорошо представляемый в воображении глобус. Географические понятия стали волнующей действительностью; расстояния, казавшиеся лишь немного короче дороги до луны, внезапно превратились в быстро преодолеваемые отрезки пути. Кубу сменила Гаити — легендарная Эспаньола Колумба. И только когда кончилась и она, внизу бирюзово запылал океан.
По нему были разбросаны пятна островов, они блестели под нами, словно зеленые драгоценные камни. Белые пляжи окаймляли их. Они были все только с одной — наветренной стороны. Вечный пассат гнал по океану черные морщинки волн. Волны подходили к островам и замирали около них. Там неумолчный грохот прибоя. Столбами взлетает вверх пена. Океан выметывает длинные струи на серые камни. Между острыми каменными мысами — белый песок пляжей.
С подветренной стороны берега островов были черно-зелеными: это — царство мангров. Тут неподвижна вода, полчища крабов снуют между корнями деревьев, и ленивые черепахи, размахивая ластами, плывут над оранжевым, припорошенным илом дном.
Я чуть не свернул шею, заглядывая вниз. Где он, тот берег, на котором мы провели четырнадцать незабываемых дней? Где Мари-Бэль, подарившая мне столько приятных мгновений?!
До свидания, Куба — остров величественных королевских пальм и ярких полей сахарного тростника; земля революции, западающих в душу мелодий и магического очарования; романтический, пленительный уголок, полный тайн и противоречий. До свидания, Мари-Бэль!
Тёмные пятна островов медленно сваливались за горизонт. Самолёт качнул крыльями и стал набирать высоту. Океан уходил вниз. Первыми исчезли ниточки волн, затем померкли белые пенные кружева у берегов и, наконец, стали неразличимы сами берега.
Ровная синяя пустыня простиралась под нами.
Мои мысли обычно складываются мозаикой на высоте нескольких тысяч метров. В перелетах я обдумывал свои дела, придумывал новые бизнес-схемы. В этот раз, однако, ничего, кроме запоздалых сожалений, не приходило в мою голову. Как так получилось, что святой Иосиф так ловко обставил меня? Как произошло то, что я и в мыслях не допускал: сопротивление воле моей? В какие бессонные ночи и слишком просветленные дни я потерял нить своих трезвых раздумий? И куда исчезла моя осторожность? Разве я когда-нибудь доверял всецело даже себе? Почему же так безотчетно не усомнился в искренности заверений Давиденко со товарищи? В какой изменчивый час мои деньги и мои люди перестали на меня работать и моя финансовая машина покатилась в пропасть? Почему, обдумывая сложные ходы жизни, я не предугадал такую чудовищную возможность? Почему не задумывался, ради чего делаются инвестиции? Они делаются ради прибыли, а я уподобился своим бывшим компаньонам: Гордееву, который работал ради работы, по принципу «пофигу война, главное — манёвры»; Штейну, зациклившемуся на построении идеальной структуры. Не нужно быть семи пядей во лбу, не нужно заканчивать университеты, чтобы провести нехитрый аудит и финансовый анализ моего предприятия и увидеть, что наибольшую рентабельность имели проекты, в которые я не внёс ни копейки, либо внёс по минимуму, либо проехался на чужих деньгах. Их немного, но благодаря им я имею то, что имею: моя фирма Совинком (клиентская база наработана Штейном и взята мной в готовом виде); аптека в кардиоцентре (Халанский передал мне её бесплатно вместе с оборудованием и товаром на условиях отсрочки платежа и выдачи ежемесячных комиссионных — условия более чем гуманные, проходимость бешеная, обороты высокие); соучредительство в Экссоне (высокая рентабельность, стабильные заработки, между тем уставный капитал внесён чужими деньгами — я снял со счета оборотные средства, это была предоплата клиентов за товар). Это основные темы. Плюс множество мелких, подтверждающих общую закономерность. Мой талант стричь купоны из воздуха произвёл обильную жатву.
Тогда как все проекты, в которые я инвестировал свои кровные деньги и действовал по учебникам, «как надо правильно строить бизнес» — все они оказывались убыточными. А самым пагубным для моих карманов оказался аптечный проект.
Но откуда моему сознанию быть ясным, если я постоянно на кочерге?! Даже в эти кризисные дни, последние две недели я не просыхал, ежедневно накачиваясь ромом! Мало того, что добровольно забрался в лабиринт, так еще предпринимаю максимум усилий, чтобы навсегда в нём остаться! Я сам воздвиг себе шаткую лестницу — сомнительные предприятия и заранее обреченные финансовые проекты — по которой хотел забраться на вершину жизни… и вот результат. Чем упорнее я искал солнца, тем сильнее оказывалась гроза. И все мои близкие, которые находятся рядом со мной и зависят от меня, должны меня осудить.
Я посмотрел в иллюминатор. За стеклом — облака, клубящийся серый туман, за которым не видно ни океана, ни солнца. Так и всё сделанное мной расползлось в сером тумане.
Глава 69,О том, как само провидение вмешалось в мою жизнь и в какой-то степени отодвинуло неприятности
Пробуждение было вполне себе абстинентное — я вновь познал горечь головной боли, сухости во рту и легких панических атак. В голове словно прибой шумел. Я изрядно отпил пепси, закинулся таблеткой от головной боли. Посмотрел в иллюминатор — всё та же облачность. Утро не только захлебнулось в серых туманах, но и затаило в себе те незримые силы, которые неизбежно развязывают большие события. Нерадостные думы владели мной: накануне Владимир с Артуром сказали, что по приезду в Петербург необходимо перечислить крупную сумму с расчетного счета во Внешторгбанке.
Когда самолёт приземлился, я сразу же включил трубку и позвонил Ренату. Он доложил, что те люди из ОБЭП, на которых ему удалось выйти, пообещали решить вопрос, но он в них не уверен — они могут взять деньги, а дело не сделать, либо решить вопрос наполовину, то есть вообще никак не решить, это обычная милицейская практика. Сам Коршунов сейчас за границей, на Гавайях, возвращается только в кон