Как только я присоединилась к подругам, мужчина в соседнем автомате закончил разговор и обратился к нам в полный голос, который звучал еще громче в пустом просторном помещении причала:
— Эй! Милые леди никак собираются на «Принцессу Очарование»?
— Да, а вы? — тут же откликнулась Джеки.
— Разумеется! — Подойдя, он представился как Генри Причард из Алтуны, что в Пенсильвании. На вид ему было около сорока или чуть больше, но современные мужчины научились скрывать свой возраст, так что вы никогда не можете быть уверены, сколько им лет на самом деле. Многие делают косметические операции — подтяжку лица, коллагеновые инъекции, всякая химия, ну, сами знаете. С другой стороны, они больше не позволяют себе лысины, всякими накладками, париками или, на худой конец, бейсбольными кепками прикрывая свидетельство своих многочисленных грехов. У этого на голове была кепка «Питтсбургских пиратов». Одет он был в рыжевато-коричневые шорты, джинсовую рубашку и дешевые шлепанцы. Крупный, упитанный, с румяными, полными щеками. Судя по бейсбольной кепке, сумке для гольфа и снаряжению ныряльщика, я решила отнести его к атлетическому типу мужчин. Джеки любит атлетический тип.
— Я выиграл этот круиз по конкурсу в нашей компании, — добавил он с нескрываемой гордостью. — Больше всех продаж в нашем регионе!
— Вы коммерсант? — полюбопытствовала Джеки, окидывая его цепким взглядом, явно оценивая его возможности как сексуального объекта. О Боже, пусть этот круиз окажется долгим, подумала я, беспокоясь о том, что если Джеки переспит с мужчиной в этой поездке и тем самым утолит свою пресловутую жажду, ей незачем будет больше жить.
— Угу. Работаю в фирме «Петерсон шевроле», — пояснил Генри.
— А приз был на двоих? — взяла быка за рога Джеки.
— О да, конечно! Они бы разрешили мне взять с собой и жену. Будь она у меня! — рассмеялся он. — Но какой жене нужен спортсмен, особенно такой крутой фан «Пиратов», как я?
Я думала, Джеки сейчас подпрыгнет, поскольку знала, что она родилась в Питтсбурге и тоже болеет за бейсбольную команду «Пиратов». Она вообще любит спорт, бейсбол в особенности, и разбирается в таких вещах, как среднее количество ударов, процент попадания в базу, знает, кто из игроков жует табак, а кто предпочитает семечки. Но она сдержалась и произнесла совсем иное:
— Вы, наверное, были в трауре, когда «Пираты» продули «Бондс-энд-Бонилле». Я — так точно.
Генри Причард во все глаза уставился на Джеки с нескрываемым уважением.
— Да, я был в трауре, — согласился он. — Но я надеюсь на нынешний сезон. Мы набрали много молодых ребят из юниорской лиги, и я с большим оптимизмом смотрю в будущее.
— Я тоже, — кивнула Джеки, и я могу поклясться, что в этот момент она уже меньше всего была обеспокоена судьбой «Пиратов». — Кстати, меня зовут Джеки Голт.
Она подала руку, и они обменялись рукопожатиями. И только потом, словно вспомнив о нашем существовании, Джеки представила ему Пэт и меня, а заодно сообщила, что мы отправляемся в круиз впервые.
— И здесь совпадение, — воскликнул тот. — А на каком этаже будут жить леди? То есть на какой палубе?
— На восьмой, — выпалила Джеки раньше, чем я успела ее одернуть. Генри Причард выглядел вполне безобидным малым, но вы никогда не можете быть уверены, что люди, а мужчины в особенности, выглядящие вполне безобидно, не причинят вам вреда, если только они не сидят в «Шестичасовых новостях» в наручниках.
— Вот черт, не повезло! — вздохнул он. — А я на седьмой.
— Ну, может, мы встретимся за ужином? — с надеждой продолжила Джеки. — Вы ужинаете в какую смену?
Генри заглянул в свой билет и сообщил:
— В ту, которая начинается в шесть тридцать. А вы?
— Нам тоже досталась в шесть тридцать, — наступила очередь вздохнуть мне. Я была в полном отпаде, когда нам прислали авиапочтой билеты и мы обнаружили, что там вместо твердо обещанного агентом нормального для всех людей начала ужина в восемь тридцать стояло совершенно несуразное время. Теперь нам придется ужинать либо со старперами за восемьдесят, либо с грудными младенцами.
Мы поболтали с Генри еще несколько минут, и я должна признать: он оказался весьма симпатичным и обходительным парнем, так что совсем неудивительно, что ему удалось продать больше всех «шевроле» в своем регионе. Но он вдруг резко оборвал разговор.
— Фу ты, я же могу трепаться безостановочно, но мне надо еще позвонить! — воскликнул он с таким изумительным провинциальным простодушием, которого нет и в помине ни у одного жителя Манхэттена. — Может, вы пойдете вперед, а я потом догоню вас?
— Отлично, — решила Джеки. — Мы найдем вас на борту!
— О, я сам найду вас, — заулыбался он. — Не стоит беспокоиться.
Пока Генри и Джеки обменивались последними многозначительными взглядами, я отвернулась к Пэт, которая пристально рассматривала носки своих туфель.
Генри отправился к телефонной будке, а мы двинулись в противоположном направлении.
— Он очень похож на кузена Билла, — на полном серьезе заявила Пэт.
— К черту Билла! — воскликнула Джеки. — К черту всех наших бывших! На корабле обойдемся без них! — Она бросила еще один взгляд на Генри, углубившегося в разговор, потом подхватила нас с Пэт под руки. — Путешествие начинается!
И мы пошли к трапу.
— Улыбочку, леди! — завопил фотограф, как только мы ступили на палубу «Принцессы Очарование» и застряли в холле, дожидаясь, пока толпа пассажиров просочится в узкий проход. Изнутри доносились потоки музыки в стиле калипсо. Стальные барабаны. Трещотки. Весь день. Всю ночь. О Матерь Божья! Если вы бывали в карибском круизе, вас уже ничем не испугать.
— Пожалуйста, улыбочку, леди! — еще раз взмолился фотограф. По его странному выговору я решила, что он из Австралии.
— Нет, спасибо, — отмахнулась я, вспомнив предупреждение турагента, что отделаться от корабельных фотографов не легче, чем от тараканов в нью-йоркских кухнях. Куда бы вы ни повернулись, они тут как тут, ловят ваши фотогеничные позы, и им совершенно наплевать, хотите вы этого или нет.
— Всего шесть долларов, и вы не платите до тех пор, пока не увидите фотографии и не решите, что вам понравилось! — тарахтел он. — Мы немедленно проявляем и печатаем, а каждый вечер выставляем их на специальном стенде у большого салона ресторана.
— Ой, да перестань, Элен! Это его работа. Ну пусть он нас щелкнет, — смилостивилась Джеки и обняла нас с Пэт за талию для группового снимка.
— А я как раз надеялась, — прошептала Пэт, — на корабельного фотографа. Я забыла свою камеру, а ведь надо же привезти фотографии домой детям.
Детям! Мое сердчишко сжалось, как всегда бывает при воспоминании о малышке Люси Ковецки. Ее настороженные карие глазки, мягкие светлые кудряшки, задумчиво-проницательное выражение ее личика… Я подумала, как она себя чувствует без матери, оставшись на неделю с отцом. Счастлива ли она или же страдает от одного его вида рядом с собой. Мне стало мучительно больно от двусмысленности ее положения. Или, может, я сама себя накручиваю? Пытаюсь перенести на нее то, что я могла бы чувствовать, оставь меня моя мать на неделю с блудным, невнимательным отцом и отправься она с подругами на Карибы? Потом я быстро напомнила себе, что Билл Ковецки — совсем не Фред Циммерман; Билл мог поставить свою врачебную карьеру превыше интересов семьи, но он был не волокитой, а всего-навсего доктором, тщившимся потешить свое честолюбие.
— Ну ладно, щелкайте, да побыстрее, — разрешила я. — И сделайте для меня парочку, — я подумала, что стоит привезти одну специально для Люси. От ее тетушки Элен.
Мы радостно произнесли «чи-и-и-з», фотограф сделал снимок, после чего наконец можно было двинуться дальше, в глубину корабля. Не тут-то было! Нам противостояла фаланга официантов с подносами спиртного, так сказать, «с прибытием». В высоких бокалах пенилась желтого цвета мешанина с какими-то розовыми зонтиками и черными вишенками.
— Не желаете ли замечательный холодный «Майами-вамми»? — предложил нам один из официантов.
— А это что? — поинтересовалась я, навсегда отказавшаяся от употребления яичных белков, сливок и прочих носителей преждевременной смерти.
— Да какая разница! Все равно оплачено! — Джеки уже схватила один бокал и жадно приложилась к нему.
— Напитки бесплатно! — подтвердил официант. — Стакан — нет. Это наш специальный сувенирный бокал. Всего пять долларов!
Пять долларов? Бокал точно такой же, как в любом баре любого отеля, только на этом красуется логотип «Принцессы Очарование» — красная туфелька на шпильке, попирающая золотую корону.
— Хочешь выпить, Пэт? — быстро спросила Джеки, пока официант не двинулся дальше. По моему лицу она уже поняла, что я — пас.
Пэт выдержала свои обычные десять секунд и приняла решение.
— Да.
Официант протянул ей бокал «Майами-вамми». Поблагодарив, она веско произнесла:
— Этот бокал будет замечательным сувениром детям.
Во время любого нашего отдыха Пэт неукоснительно соблюдала одно правило: все, что не прибито гвоздями, является сувениром — фотографии, открытки, стаканы, подставки для бокалов, шариковые ручки, блокнотики, меню, а особенно — шоколадные монетки, которые в приличных отелях кладут тебе на ночь под подушку. Я не раз задумывалась, что делают ее дети со всем этим барахлом, которое Пэт стаскивает в дом.
Она только было приготовилась пригубить свой «Майами-вамми», как человек, торопливо шедший сзади, буквально врезался в нее, отчего почти все содержимое бокала оказалось на ее кофточке.
— Ай-яй! — воскликнула Пэт в полном смущении, словно сама была виновата в происшедшем. Она вытащила платок из сумочки и принялась оттирать жирное пятно с груди. Мужчина, совершивший оплошность, только в этот момент понял, что он натворил, остановился, развернулся и принялся рассыпаться в извинениях.
— Пожалуйста, простите меня, ради Бога! — с мольбой воскликнул он, едва не падая перед Пэт на колени. — Я порой бываю так неловок! Я глубоко сожалею.