Р-раз — в сторону положены два длиннющих и гибких, как хлысты, лангустовых уса. По цвету они как шлагбаум перед железнодорожным переездом. Лангуст, напоминающий обыкновенного, но только без клешней рака, отчаянно барабанит хвостом по палубе, но успокаивается, как только острый нож стармеха проникает под его твердый, в острых мелких шипах панцирь. Препаратор-любитель делает несколько точных движений и, как крышку с коробки, снимает с затихшего животного его хитиновый покров. Отложив панцирь в сторону, Анатолий отделяет от туловища животного хвостик, известный под названием «шейка», а затем начинает очищать от внутренних органов туловище. Несколько секунд ярко-черные, прикрепленные на подвижных основаниях глаза дрожат, потом сникают. Глаза рака очень напоминают телескопчики — они поворачиваются каждый в свою сторону, а когда рак спит, прячутся в специальные углубления — пещерки.
— Мясо! Мясо не выкидывай! — кричит от противоположного борта боцман. — Мясо, оно на вес золота!
Анатолий усмехается и говорит мне:
— Нет в океане такого животного, которого не испробовал бы Сергей Петрович. Удивительный знаток всевозможных морских блюд!
Пододвинув поближе кастрюлю, он осторожно опускает туда белое как снег, с тонкими красными прожилками лангустовое мясо.
Да, у Анатолия задатки и вкус настоящего, профессионального препаратора. Через полчаса лангуст уже собран и прикреплен к картону. Он как живой стоит, чуть приподнявшись на своих колченогих лапах, глаза напряженно смотрят вперед, усы лихо откинуты назад.
— Ребятишки будут довольны, — удовлетворенно говорит Анатолий.
Ребятишки — это учащиеся одной из школ Калининграда. После каждого рейса Анатолий берет такси и везет в школу удивительных животных, добытых в жарких дальних краях: крабов, раков, рыб, чучела птиц, громадных, с ладонь величиной, африканских бабочек, аккуратно пришпиленных к отшлифованным дощечкам из красного дерева. У ребят уже собралась богатейшая коллекция, созданная руками Анатолия Александровича Сафронова. Конечно, и сейчас ребята с нетерпением ждут: что же им привезет из Южной Америки дядя Толя?
Очередное траление было столь же неудачным, как и предыдущее: сардины опять нет. Но что поделаешь? Не так-то легко выловить в океане, где обитают сотни различных видов рыб, косяк именно той рыбы, которая нам нужна. Здесь приходится рассчитывать лишь на удачный случай.
— После полдника сделаем еще одно траление, и хватит, — решает капитан, — а сейчас пусть люди отдохнут часок…
Освободившись от трала, боцман с непостижимой быстротой разделывается со своими лангустами и, промыв мясо соленой водой, спешит на камбуз.
— Команде пить чай! — категорически, тоном приказа извещает по радио второй штурман, стоящий на вахте Виктор Александрович Шорец.
Еще совсем недавно он был морским офицером, капитаном первого ранга. Поэтому в его разговоре и даже в простой фразе «пить чай» звучат командные нотки.
От кружки горячего крепкого чая никто не откажется. Тем более, что сегодня «на чай» приготовлены душистые, сочные лангусты. Ярко-красные ножки раков заманчиво торчат из кастрюль, распространяя очень вкусный запах.
Ну-ка, что из себя представляет хваленый деликатес? Пододвиньте-ка сюда кастрюльку. Ножки звонко хрустят и разламываются пополам, обнажая нежнейшее мясо, очень напоминающее камчатских крабов.
Но рассиживаться некогда. Вот и динамик уже хрипит: Шорец, прежде чем передать что-либо но радио, долго дует в микрофон. Сейчас он прикажет:
«Команде — на постановку трала!»
Я не ошибся. Бросив ножки, шейки-хвостики и обломки усов-хлыстов, матросы спешат на палубу.
Что же нам принесет третий трал? Неужели опять пустышка или никому не нужная сейчас экзотика?
Валентин Николаевич и Жаров с надеждой смотрят в воду. Оба молчат, оба сосредоточенно попыхивают сигаретами.
— Олуши бросаются в воду — значит, рыба есть, — уверенно говорит акустик и наваливается грудью на крыло мостика.
Мне хочется сказать: «Осторожнее, перевернете судно». Но я молчу — еще обидится. А олуши действительно бросаются в воду: высмотрев там внизу, в прозрачной воде, помятую тралом рыбку, они пикируют вниз и почти без всплеска исчезают в океане. Вынырнув, торопливо заглатывают каких-то рыбешек и снова, взбадривая себя хриплыми, похожими на воронье карканье криками, взлетают в воздух.
— Хоть бы сардина… — слышу я голос Виктора Жарова. — Хоть бы…
Трал у борта. Натужно гудит лебедка, наматывая на свои барабаны стальной трос-ваер. У борта бултыхается разбухший от рыбы куток. Рыба… много рыбы! А там что за чудище ворочается в трале, запутавшись в дели длинным, с шипами, как зубья у пилы, рылом?
— Так это ж мамочка! — восклицает боцман, свесившись за борт.
Что еще за «мамочка»? Что-то я не помню, чтобы хоть одна рыба Атлантики носила такое название.
Трал приподнимают над водой, и теперь я могу уже лучше рассмотреть рыбу — так ведь это не что иное, как рыба-пила!
Через несколько минут куток тяжело опускается на палубу; один из матросов развязывает его, и на горячие палубные доски выливается живым водопадом мелкая серо-зеленая рыбешка — отоперка. Ах ты черт! А мы-то думали, что в трале сардина…
Но ничего не поделаешь. Трудно поймать сардину вот так, наскоком. Могло, конечно, и посчастливиться, только на это и надеялись. Но нет, не повезло нам. И придется крючки нашего яруса наживлять ставридой.
Ну, а что же делать с пилой? Она запуталась в трале и сердито шевелится в нем. Шевелится так, что крепчайшая капроновая сеть трещит и расползается.
— Придется ее успокоить, — говорит боцман и достает тяжелую кувалду, которой глушат акул.
Несколько ударов… Рыба перестает шевелиться и покорно ожидает своей участи. Пока рыбу освобождают от трала, я припоминаю все, что когда-то читал о ней.
Относится «мамочка», как назвал рыбу-пилу боцман, к отряду акулообразных. Но, несмотря на родство с акулами, рыба-пила — спокойное, миролюбивое существо, почти не имеющее врагов. Ее рыло, оканчивающееся грозной пилой, внушает морским хищникам опасение, и они обходят рыбу-пилу стороной. Но для чего же рыбе пила? Только ли для того, чтобы защищаться в случае нападения на нее более крупных животных? Конечно нет. Выше я назвал морду рыбы-пилы рылом. Это название как нельзя лучше подходит для костяной пилы: ею рыба роет вязкий ил, а затем заглатывает мелких донных животных, добытых из грунта.
Обитает этот вид рыб в теплых тропических водах, обычно в устьях, впадающих в океан рек, где обильно развивается донная фауна — множество мелких живых организмов, за которыми и охотится рыба-пила. Например, на западном побережье Африки рыба-пила обитает в устье реки Жеба. В предыдущем рейсе «Олекма» работала в том районе, и тралы часто приносили на борт судна длиннющих песчано-серых рыб, вооруженных устрашающей пилой. Кстати, там их и окрестили «мамочками». Дело в том, что на «Олекме» плавал профессор-ихтиолог. Когда была поймана первая рыба-пила, огромная, почти семиметровой величины, профессор так обрадовался, что сказал, обращаясь к пиле: «Ах ты пилочка… мамочка ты моя…»
— Порядочек, — слышу я голос боцмана, и в тот же момент раздается его нервный крик: освобожденная от трала почти шестиметровая, сильная рыбина взмахнула неожиданно хвостом, и, не обладай боцман с детства природной резвостью, получил бы он хорошего шлепка.
Когда «мамочку» успокоили, хвост ее привязали толстым, сезалевым канатом к железной скобе, и вся палубная команда во главе с бригадиром уселась на рыбину верхом. Только боцман отказался.
— Внимание, — сказал я, — снимаю!
Но не успел еще нажать на затвор, как рыба напряглась, а при слове «снимаю» рванулась, порвала канат и расшвыряла любителей фотографироваться в разные стороны.
Долго еще билась на палубе рыба, хлестала о борт мускулистым хвостом и скребла своей пилой палубу. Но участь ее уже была решена. С нее содрали грубую, толстую шкуру, свернули ее и убрали в морозильную камеру. Потом из нее получилось превосходное чучело.
Много интересного увидели мы во время поиска сардины. Океан не скупясь преподносил нам подарки: зубастые пагеллюсы, угри, лангусты, рыбы-сабли, пила-рыба. Но вот косячок сардины, который был нам так нужен и ради которого мы мочили свой трал в мутных прибрежных водах, косячок жирной серебристой рыбки остался непойманным… и гуляет теперь сардина в фиолетовом водном сумраке, откармливается на обильных подводных лугах.
Мы больше не можем задерживаться. Впереди еще очень долгий путь. Впереди еще заход в Дакар. Пора убирать трал.
— Ну что ж, в Дакар? — говорит Жаров капитану.
— В Дакар, — отвечает тот и поднимает к глазам бинокль: навстречу нам спешит, грузно осев в воде, крупное судно. Подкрутив окуляры, Валентин Николаевич уверенно определяет: — БМРТ…
БМРТ — это значит большой морозильный рыболовный траулер. Такие, как стояли в очередь под разгрузку у плавучей базы «Актюбинск». Много я видел и в порту и в море таких траулеров, но всегда еще и еще раз с удовольствием рассматриваю прекрасные рыболовные теплоходы БМРТ, созданные советскими кораблестроителями. Очертаниями своего корпуса эти большие траулеры напоминают комфортабельные океанские лайнеры.
Судно быстро приближается к нам. Его белые надстройки все выше поднимаются над водой. Вскоре уже простым глазом можно прочесть название судна: «Изумруд». С большой скоростью траулер проносится мимо — спешит сдать улов. А там — опять на промысел. БМРТ — настоящий плавучий завод по добыче и обработке рыбы. В его вместительных трюмах изготавливаются консервы, рыбий жир, кормовая мука, а в морозильных камерах рыба замораживается. В таком виде она долго сохраняется, не теряя своих вкусовых качеств. Траулер проходит мимо, и нам хорошо видна корма со слипом — площадкой, наклоненной к воде под углом в 40°. В отличие от других типов рыболовных судов, на БМРТ применяют кормовое траление — трал опускают в воду с кормы, по слипу. Так же его и поднимают с уловом на судно: по слипу втаскивают на кормовую палубу.