Карл Любезный — страница 31 из 76

Герцог оторвал взгляд от поля:

— Но у нее есть хозяин, а скоро будет и хозяйка, его дочь Анна.

— Она не сможет править одна, ей нужен будет супруг, который путем такого брака станет владеть Бретанью.

— При чем же здесь я?

— Этим супругом не только можете, но и должны стать вы, принц.

— Я? — Герцог хмыкнул. — Да ведь она еще малышка. Что я буду делать с ней в постели?

— Вас выведут из такого затруднения другие женщины.

Людовик задумался, подперев голову рукой и рассеянно глядя на фигуры.

— Но для этого мне придется уговорить кузена, — возразил он, — и у меня есть основания полагать, что он не даст согласия на помолвку. Он в конфронтации с домом Валуа, ему ли брать в зятья столь яркого представителя нашего семейства?

— Вы рассорились с регентшей, это ли не служит доказательством того, что вы являетесь лидером оппозиционной партии? Сомнения в этом возникнуть не должны, ибо наши люди, как вам известно, перехватили гонца, которого регентша отправила с письмом к вашему кузену. Это письмо, попади оно герцогу в руки, стало бы для вас серьезным препятствием на пути к достижению цели. Но теперь его нет, и Франциск вам вполне доверяет.

— Однако у него немало кандидатов в зятья, среди них даже Максимилиан.

— Охотников до Бретани много, почему бы вам не оставить их с носом? Ваша задача, принц, в том и состоит. Устройте помолвку с девочкой, но для начала вам придется завоевать ее доверие, которое не замедлит себя ждать, едва вы станете задабривать малютку подарками. Дети так любят все интересное и блестящее: бусы, сережки, колечки… ну и, разумеется, красивые платья на зависть подружкам.

— Что касается вашего брака с Жанной Французской, — прибавил Ла Кудр, — то не стоит вам объяснять, что рука Рима воистину творит чудеса.

Герцог задумался, затем пробормотал:

— И в самом деле, на кой черт мне эта уродина?

Глава 13ТЮДОРА МНЕ, ТЮДОРА!

Тем временем в Лондоне происходила несколько иного рода беседа все о той же Бретани. Ричарда III беспокоил последний Ланкастер, который мог предъявить претензии на трон. Только убрав его со своего пути, последний Йорк обрел бы душевное спокойствие.

— Ну что там Франциск? — спросил он у посланца, только что вошедшего к нему с докладом. — Долго этот упрямец будет противиться моему желанию?

— Он отказывается выдать Генриха Тюдора, — ответил посланник. — Того я, кстати, не видел в Нанте. Полагаю, Валуа держит пленника в каком-либо своем замке, возможно, в Ренне.

— Отказывается? Или утверждает, что этого нищего правнука Карла Безумного вообще нет на полуострове?

— Этого не может быть, ваше величество. Тюдор, как вы верно изволили заметить, беден и живет на те средства, что выделяет ему на жизнь Франциск Бретонский.

— Из этого следует, что герцог не желает выдавать пленника. Его не останавливает даже то, что он рискует обрести врага в моем лице. Каковы же мотивы его столь странного поведения? Зачем ему нужен изгнанник? Нетрудно догадаться: получив от хозяина войско, потомок внебрачного сына Екатерины Французской вновь двинет его на Англию, то есть на меня. Цель известна — сесть на трон. Во избежание этого я первый нападу на Бретань, имея свою цель — уничтожить Тюдора. Нападение — лучший способ защиты. Если это предприятие потерпит крах, у меня останется единственный выход: убрать Елизавету, дочь Эдуарда Четвертого, на которой мятежный Ланкастер обещал жениться, ибо лишь в этом случае парламент признает законными его права на престол.

— Осмелюсь дать совет, государь, — произнес посланец. — Вместо нападения на бретонского правителя, не лучше ли завести с ним дружбу? Тогда, можно быть уверенным, герцог выдаст вам Тюдора.

— Дружбу? Но как? Ведь мы враждуем. Как перейти из одной крайности в другую? Вот если бы породниться с ним, взяв в жены одну из его дочерей! Но он поймет, для чего мне это нужно, и не даст согласия. Ланкастер надобен ему; куца милее Франциску иметь своим соседом того, кто многим ему обязан, нежели того, кто вначале угрожает ему войной, а потом идет на хитрость, предлагая обвенчаться с его дочерью.

— Тут есть над чем поразмыслить, государь. К тому же у герцога гостит нынче его кузен, принц Орлеанский. Вдруг и ему взбредет в голову попросить руки дочери Франциска Второго? Не говоря уже о том, что у девочки, которой всего семь лет, и без того нет отбоя от женихов. Однако затея с женитьбой не стоит и выеденного яйца: ведь у вас есть супруга.

— Если она помешает мне, я найду способ от нее избавиться.

— Да, но как выдворить из Бретани герцога Орлеанского? Этот камень преткновения необходимо убрать с дороги.

После недолгого раздумья Ричард поинтересовался:

— А что происходит во Франции? Регентша по-прежнему влюблена в Людовика?

— Трудно сказать, ведь он исчез из поля ее зрения; на кого же она теперь будет бросать страстные взгляды? Что касается событий, то на тридцатое мая назначена коронация Карла.

— Так-так, — протянул король, — коронация… — И задумался, подперев голову рукой. Почти тотчас он оживился: — Но ведь герцог обязан держать корону над головой новоиспеченного монарха! Значит, он вернется ко двору. А потому вряд ли молодой король, подчиняясь при этом желанию сестры, отпустит его обратно. Вот когда ее глупая любовь сыграет нам на руку Баба неглупая, она мигом сообразит, как удержать возле себя принца-юбочника: подошлет ему вереницу любовниц, которые с нетерпением ждут возвращения своего кумира.

Наперсник неожиданно возразил:

— Однако стоит ли затевать это долгое дело со сватовством? К тому же неизвестно, даст ли Франциск свое согласие. Бриллиант, который он держит в руках, требует иной оправы. Да и ваша супруга… Мне, право, будет ее очень жаль.

— Она безнадежно больна и не сможет больше рожать. Зачем мне такая жена? Мне всего тридцать два года, и мне нужен наследник. Кто же знал, что мой сын Эдуард умрет?

— Но, государь, взяв в жены бретонский цветок, вам долго придется ждать, пока он распустится; не раньше чем через восемь — десять лет девочка станет женщиной и сможет родить вам сына. Но сына ли? Пути Господни неисповедимы. И зачем заглядывать так далеко в будущее? Не лучше ли жить нынешним днем?

— Вы правы, друг мой, а потому я пойду войной на Бретань, коли герцог не желает выдавать мне Генриха Тюдора.

— А ведь тот мог уйти от нас во Францию, зная, что Бекин-гем, на которого он возлагал надежды, казнен. Но Бог не пожелал этого: он все же вернулся в Бретань.

— Куда же ему было еще, когда старый король освободил трон, а молодой еще не успел на него взобраться? Не лучшее время для того, кто надумал пожаловать в гости. Так или иначе, его цель не оставляет сомнений, Тюдора мне, Тюдора!

И король Ричард III стал собирать флотилию.

Глава 14ЭТУ ПАРОЧКУ НЕОБХОДИМО РАЗЛУЧИТЬ

Герцог Орлеанский между тем, поняв наконец, что ему представилась великолепная возможность нанести удар французскому королевству и дать пощечину регентше, принялся на все лады оказывать знаки внимания будущей герцогине Бретонской. Началось все с разноцветных бантов с золотистой бахромой, которые гувернантки вплетали девочке в косы. Их герцог с поклоном преподнес целых два десятка.

— Ах, что вы, монсеньор, — подняла на него бархатные карие глазки порозовевшая лицом дочь Франциска II. — Ведь это, наверное, так дорого.

— Зато ваши дивные косички, мадемуазель, теперь будут похожи на золотые косы Изольды, которым завидовали все дамы ирландского королевства, — с улыбкой ответил новоиспеченный ухажер.

В следующий раз он подарил малышке изумрудную брошь в виде мотылька, крылья которого обрамляли крохотные алмазы и рубины.

— Право, ваше высочество, мне так неловко, — снова взметнула ресницы юная принцесса и захлопала глазками, — но все равно я вам очень благодарна.

И она с видимым удовольствием стала перед зеркалом любоваться брошью, приколотой к груди.

Пару дней спустя герцог преподнес ей два платья, подобных которым, если верить гувернанткам, не имелось в гардеробе маленькой Ани. Увидев, как красный и зеленый бархат словно загораются, особенно в лучах солнца, от вышитых на них золотых и серебряных нитей с вкрапленными в них самоцветами, принцесса захлопала в ладоши и заплясала на месте от радости.

— Ах, у меня теперь такие платья, каких нет ни у кого, даже у Лауры де Марвей, этой хвастунишки! — в восторге вскричала она.

— Я буду часто делать вам такое подарки, мадемуазель, если вы согласитесь стать моей невестой.

— С удовольствием, сеньор герцог! — без раздумий закивала в ответ девочка.

— Вот и хорошо! А очень скоро на ваших дивных пальчиках будут красоваться такие восхитительные колечки, каких нет ни у кого на свете.

Малютка сделала долгий, грациозный реверанс.

Получив такой своеобразный аванс со стороны юной любительницы нарядов и драгоценностей, Людовик Орлеанский поспешил к кузену. Он не успел даже речь завести о своем договоре с внучкой Гастона де Фуа и Элеоноры Наваррской, как Франциск II воскликнул:

— Браво, кузен! Вам удалось завоевать доверие и любовь моей дочери, чего не так-то легко добиться, зная капризный и тяжелый характер Анны. Она ставит вас выше всех претендентов на ее руку, — а их у нее уже пятеро, — заявляя, что ни один из них не сделал ей пока что ни одного подарка.

— Вот и отлично! Что ни говори, а лучшего жениха для юной принцессы не сыскать. Думаю, вас не остановит то обстоятельство, что мы с вами оба из дома Валуа. Как вам известно, мне ненавистна нынешняя власть, а потому у меня нет никакой охоты предавать интересы Бретани в угоду французскому королевству.

— Уверен, — кивнул Франциск Бретонский, — вы поможете мне в борьбе за независимость, коли регенты предпримут попытку присоединить Бретань к своим владениям — всегдашняя мечта французских королей.

— И если эти пятеро предполагаемых женихов в связи с этим начнут взвешивать все «за» и «против», то я готов в самые короткие сроки собрать войско, которое немедленно выступит в поход. Мне помогут англичане, Рене Лотарингский, Дюнуа и другие.