— Я заставлю его сделать это, когда захвачу Париж! Ваша партия проиграна, мадам, войско вскоре будет разбито, остальные разбегутся, узнав, что их королева угодила в плен, из которого ее не выпустят, пока она не уплатит выкуп.
— Выкуп? Какой же?
— Власть над королем и государством! Именно этого требую я от вас. Вы публично откажетесь от регентства в мою пользу, в противном случае… вы исчезнете, и о вас забудут так же скоро, как и о вашем отце. Место регента освободится, и его займет тот, кому оно по праву принадлежит — первый принц крови.
— Король не позволит этого.
— У него не останется выбора.
— Церковь предаст вас анафеме.
— Она не посмеет, после того как я сниму с нее налог на «санкцию».
— Но кроме меня есть мой муж, и он напишет в Рим! Вряд ли папе понравится ваше самоуправство.
— Ваш муж столь слабая фигура в моей борьбе, что об этом даже смешно говорить. Если он не будет сегодня убит, то я уберу его со своей дороги так же легко, как убирают упавшую с дерева ветку — одним движением ноги. Что касается Рима, то я уничтожу «санкцию», эту игрушку в моих руках; думаю, после этого папе останется только пожать мне руку.
— Вы негодяй, герцог! Вы не Валуа, а отпрыск кастеляна, слуги вашей матери! Но даже слуги порою обладают чистой и благородной душой. Ваш отец, судя по всему, не отличался этими качествами, во всяком случае, не позаботился передать их сыну.
— Браво, мадам! Жаль, нас не слышит хронист — он увековечил бы ваше блистательное выступление в памяти потомков. А сейчас прошу вас следовать за мной. О, недалеко, не волнуйтесь. Видите эту клетку? Она для вас. Кареты, к сожалению, не нашлось.
— Как! — Волна возмущения захлестнула Анну. — Меня, дочь короля, в эту клетку? Как ведьму! Как преступницу, осужденную на казнь! До какой же степени подлости и бесчеловечности вы дошли!
Герцог не успел ответить. Один из его приближенных подбежал к нему и указал рукой на поле битвы:
— Монсеньор, смотрите! Они открыли брешь, целый коридор, и туда хлынула конница французов! Их все больше, а д’Альбре и де Риё всё медлят! Черт возьми, они никак не могут развернуть свою кавалерию! А разрыв тем временем все шире…
Анна смотрела туда, где кипело сражение. Полки Алена д’Альбре раздвоились: левая часть откатилась к горному хребту, где воины Скейлса, оставшись без маршала, никак не могли понять, кого из трех капитанов им слушать. Теперь вот еще двое, от д’Альбре, кричат что-то на непонятном языке. Начались препирания, раздались возгласы возмущения — сказывался недостаток дисциплины и воинской выучки.
Левее их, у речушки, петляющей меж камней, Пьер де Боже едва не взял в плен маршала де Риё. Но тот улизнул. Принцу Оранскому в этом смысле не повезло. Увидев неразбериху в войске бретонцев, которым командовал Скейлс, он с сотней всадников ринулся туда, но был тотчас окружен копейщиками и рыцарской конницей виконта де Роана. Сотня принца полегла до единого, а сам он был взят Роаном в плен.
Войско смешалось. На помощь регенту тем временем уже спешила, с пиками наперевес, кавалерия де Корда, и бретонцы, дрогнув, кинулись врассыпную. Оставив регенту честь довершить разгром, де Корд устремился к хребту. Там наконец-то пришли к единому мнению, но, увы, поздно. Как лавина с гор, обрушились на бретонцев слева пехота и кавалерия де Корда, спереди — войско Тремуя. Вправо — итальянцы, союзники короля; это они открыли брешь, через которую вошла конница Тремуя и Крюссоля. Последний фланг — правый — был стремительно атакован артиллеристами Бодрикура и частью сил Крюссоля. И он не выдержал: сказывались отсутствие командующего и напористость французов. Что касается графа д’Альбре, то он был уже далеко вместе с де Риё; тот, правда, бежал раньше. И правый фланг дрогнул и рассыпался. Бросая по дороге мешавшее оружие, сбрасывая даже доспехи, воины в страхе стали разбегаться кто куда; иных догоняли и без жалости убивали; совсем немногим удалось уцелеть в большинстве своем благодаря лошадям.
Разгром был полный, но произойдет это позднее, когда Анну впихнут в клетку и телега станет быстро удаляться с пригорка в сопровождении отряда всадников, которым командовал дядя короля. Он уже понял, что битва проиграна, и торопился покинуть это место, взяв поначалу направление на Ренн, далее — в Нант.
В суматохе, в пылу сражения никто не увидел этого отряда, скрытого от обеих армий рощей и пригорком.
Тремуй был уверен, что регентше ничто не грозит.
Вернувшись на исходную позицию, генерал застыл в изумлении: Анны де Боже не было.
Глава 5ЛАСУА
Ласуа нашел сначала Вержи. Этьен медленно брел сам не зная куда, держась рукой за левый бок, и радостно откликнулся, услышав знакомый голос:
— Ласуа! Ты?..
Старый учитель подъехал и мигом спешился.
— Я, чтоб мне лопнуть, кому же еще тут быть? И я так рад, что нашел хотя бы одного из вас. Этьен, мальчик мой, я ведь думал, что ты мертв; боже мой, какое счастье, что ты жив… сынок… ты жив!..
И старик заплакал, прижав к груди своего ученика.
Этьен застонал.
— Но что это? — встревожился Ласуа. — Ты никак ранен? Прости старика, но ведь уже почти ночь, ни черта не видно… Так что с тобой? Где рана? Говори же скорее!
— К черту рану, мой кентавр[23], об этом потом. Где Рибейрак? Я упал первым, меня сшибли копьем, а он скакал впереди, я видел его. Ты не нашел его, Ласуа?
— Первым оказался ты. Но он, быть может, умчался? Отчего ты решил, что он принял неравный бой и, упаси бог, погиб или ранен?
— Потому что он вернулся бы. Он видел, как я упал, и если он не пришел ко мне на помощь, значит, он лежит где-то неподалеку. Идем же скорее, мой ментор, мы непременно должны найти его!
— В этакой темноте это будет непросто, мой мальчик. Но ты прав, нам надо идти, причем в том направлении, в каком погнали нас эти неизвестно откуда взявшиеся всадники, часть которых осталась на холме. Хорошо еще, что здесь совсем мало деревьев, лишь кустарник вокруг. Однако что за рана тебя беспокоит, не нужна ли перевязка?
— Похоже, что так, Ласуа, но Филиппу сейчас, быть может, помощь нужнее, нежели мне… Однако, черт возьми, как же это случилось?.. Они шли лавиной, плечом к плечу; еще миг, и их лошади растоптали бы нас. Одна из них поднялась на дыбы и ударила копытом мою кобылу; она шарахнулась и понесла меня вниз по склону…
— Со всеми нами произошло почти то же, — печально кивнул Ласуа.
— Меня ударило сзади копье, — продолжал Этьен, — пробило доспех, но не вошло в тело, а лишь скользнуло по ребрам и разодрало кожу. Копье сломалось, при этом сбросило меня с седла. Хорошо, что всадник ускакал. Видимо, мне попался истый рыцарь, будь иначе, он зарубил бы меня, лежащего на земле. От острой боли я лишился чувств. Наверное, крови вытекло немного.
— И все же мы перевяжем твою рану, в противном случае, боюсь, ты не в состоянии будешь начинать поиски. Что будет, если ты свалишься через десяток-другой шагов?
Они уселись на траву, и Этьен стал торопливо сбрасывать с себя одежду, как вдруг неподалеку раздался знакомый — и такой близкий и родной! — голос:
— Чтоб мне не любоваться больше прелестями моей Катрин, если это не Этьен и не наш добрый Хирон! Клянусь всеми силами ада, милее этих двух голосов мне не приходилось слышать с тех самых пор, как меня окунули в купель!
Этьен вскочил и бегом бросился на голос:
— Филипп!..
— Этьен!
Друзья упали друг другу в объятия. Ласуа, глядя на них, утирал слезы. Они подошли, обняли его… и все трое негромко засмеялись.
— Пусть скажут мне, что в мире есть что-то ценнее настоящей дружбы — клянусь козлоногим дьяволом, я вызову того наглеца на поединок! — И Рибейрак смахнул ладонью непрошеную слезу.
— Но ты, я вижу, цел и даже не ранен, — стал при лунном свете осматривать его Ласуа. — Расскажи нам, что произошло и где твоя лошадь?
— Должно быть, там же, где и лошадь Вержи, — неизвестно где. — И Рибейрак стал рассказывать: — Этьен видел, как я обернулся, чтобы поглядеть, не отстает ли он. Тут он упал. Едва я повернул коня, как меня чем-то огрели по голове. Я оглянулся, посмотрел и тут же свалился наземь. Меня спас шлем; не будь его, моя бедная голова лопнула бы от такого удара, как кожура каштана. Однако это не всё, ей снова досталось. По-видимому, в этот день ей одной выпало отдуваться за все тело. Представьте, друзья мои, едва я вылетел из седла, как моя несчастная голова, лишившись шлема, повстречалась с деревом, черт бы его побрал. И вздумалось же ему вырасти именно на этом месте, будто не нашлось другого! Что было дальше, понять нетрудно: сознание покинуло меня, да так, что, казалось, и не вернется уже, а моя грешная душа прямиком отправится на пир к Вельзевулу. Должно быть, он уже потирал руки от удовольствия, предвкушая нашу встречу; впрочем, какие руки — копыта, конечно же, черт меня подери со всеми моими потрохами. Но вскоре, благодарение Богу, я пришел в себя. Ужасно трещала голова, не проходит и сейчас, но это ничто в сравнении с тем, что я вижу вас обоих, друзья мои, живыми и здоровыми.
— Не совсем здоровыми, если вспомнить о ране Этьена, — произнес Ласуа. — Он расскажет тебе, Филипп, а мы тем временем перевяжем его. Хорошо, что нам помогает луна.
— Еще лучше, что ты нашел нас, Ласуа, — подхватил Этьен. — Ввяжись ты в схватку, один против всех, — они свалили бы тебя копьями, мечами, булавами. Их было слишком много, тебе бы не устоять.
— Именно так я и подумал, сынок, когда резко дал вправо и скрылся в подлеске; сгущавшиеся сумерки помогли мне. В ту минуту вспомнил я Сократа; где-то он сказал: «Иногда для того чтобы спасти ближнего, следует вначале спастись самому».
Рибейрак тем временем снял сорочку и стал рвать ее на полосы.
— Вот, Ласуа, какой-никакой, а это все же перевязочный материал. Другого у нас под рукой нет.
Старый учитель поблагодарил взглядом.