— Филипп!.. — пробормотал Этьен, зажимая рану платком и заглядывая другу в глаза. — Филипп… как же это…
— Ничего, — тихим голосом произнес Рибейрак, тщетно пытаясь раздвинуть губы в улыбке, — все уже, кажется, позади… Ключ… Ты нашел его, Этьен?
— Да, вот он! Он у меня, Филипп!
— Хорошо… Торопитесь же, они могут проснуться, услышав крик… Спасайте герцогиню.
— А ты, Филипп?!
— Я… оставьте меня здесь, я стану для вас лишь обузой. Со мной, кажется, кончено. Прости, Этьен, друг мой, и прощай… Вспоминай иногда Филиппа де Рибейрака и передавай от меня привет и последний поцелуй моей Катрин…
И Филипп замолчал, закрыв глаза. Мгновение спустя он совсем уже слабым голосом прибавил:
— Вот я и отправляюсь на бал к сатане… — и тотчас обмяк.
— Что будем делать? — спокойно спросил Ласуа. — Нужно немедленно принимать решение.
— Я уже принял его, Ласуа, — прерывающимся голосом ответил Этьен. — Оставь герцога, пусть крутится себе, сколько влезет. Вот так. А теперь мы быстро перевяжем Филиппа… — Он посмотрел на друга, и слезинка с его щеки упала на лоб Рибейрака. — Филипп, друг мой, ты — самое дорогое, что есть у меня… дороже этого нет ничего… не может быть ничего, Филипп, ты слышишь?! — Слезы одна за другой побежали по щекам Этьена. — Вот видишь, пришла моя очередь отдать тебе сорочку так же, как ты отдал мне свою.
И Этьен быстро стал рвать на полосы свою нательную рубаху.
— Слава богу, они ни о чем не подозревают, — произнес Ласуа, выглядывая из палатки и озираясь по сторонам. — Быть иначе беде.
Вдвоем они наспех перевязали Рибейрака, который так и не пришел в себя. Но сердце его билось, и Ласуа вновь и вновь убеждался в этом, прикладывая ухо к груди.
— А теперь, — сказал Этьен, когда с перевязкой было покончено, — возьми этот ключ и веди герцога к повозке. Открой замок, потом возвращайтесь все втроем к нашим лошадям. Ты уложишь герцога на холку коня, как мешок с песком, и повезешь в лагерь. (Пленник замычал и беспокойно заворочался.) Он ответит за свои злодеяния сполна. Герцогиня определит его судьбу.
— А ты, Этьен?..
— Вскоре придем и мы с Филиппом, ожидай нас.
— Но у него совсем нет сил, и он без памяти.
— Силы есть у его друга, Ласуа.
С этими словами Этьен осторожно приподнял Рибейрака и, взяв его на руки, как ребенка, как отец взял бы своего тяжелораненого сына, медленно пошел к выходу из палатки.
— Мальчик мой, не лучше ли поменяться ролями? Ты ведь и сам ранен.
Но Этьен не слушал старого учителя. Он шел вперед, неся на руках сокровище, которому со дня сотворения мира никто не придумал цены — своего друга! — и луна, увидев это, выглянула из-за туч и светила до тех пор, пока оба они не спустились в овраг. Она светила бы еще и еще, но тучи, терпение которых истощилось, закрыли ее. И все же было достаточно светло.
Этьен осторожно опустился на колени, не выпуская из рук свою драгоценную ношу и не отводя от нее глаз. Словно почувствовав на себе его взгляд, Рибейрак разомкнул веки:
— Где я?.. Что со мной?.. — Он устремил взор на друга. — Этьен, где мы? Уже в аду?.. И ты со мной… Но почему?
— Твоим друзьям-бесам придется подождать, Филипп, — ответил ему Этьен, рукой утерев слезы с лица. — Надо думать, они не на шутку огорчились, увидев, что сорвалось такое трогательное свидание.
— Значит, я еще жив? И ты тоже, Этьен? Но я лежу у тебя на коленях… Мой бедный друг… Тебе, наверное, тяжело… Как я мог пропустить тот удар… а ведь я видел, как он поднял голову и уставился на меня…
— Молчи, Филипп, тебе нельзя много говорить. Совсем нельзя, если верить врачам.
— Ладно. Как думаешь, я выкарабкаюсь?
— Я верю в это, Филипп.
— Хорошо, если так. Не хочу, чтобы Катрин плакала на моей могиле.
В это время к ним торопливо подошли Ласуа и Анна де Боже. Впереди, чувствуя на своей спине острие шпаги, понуро брел герцог Орлеанский. Этьен лишь взглянул на Анну, но не сделал ни малейшей попытки подняться. Она сама подсела к нему и стала поправлять повязку, меняя пропитавшийся кровью платок на свой. Рибейрак, тяжело дыша и тихо улыбаясь, глядел на нее.
— Хвала Господу, вы живы, мадам… Уж как мне хотелось сделать моему другу приятное, вы не поверите. А он за это нёс меня на руках…
— Молчите, Филипп! Молчите, мой храбрый Рибейрак!
Ласуа тем временем крепко пожал руку Этьену.
— Я знал, что ты так поступишь, мой мальчик, и я горжусь тобой. Поступи ты иначе, и ты стал бы объектом моего презрения. Но ты прав: законы дружбы священны, и она выше любви.
— Она выше всего!
— А сейчас нам надо торопиться, — проговорила герцогиня. — Они могут спохватиться и пуститься в погоню. Догнать нас не составит для них труда. К тому же нашему другу нужна немедленная врачебная помощь.
— Увы, мадам, у нас нет крыльев Дедала, — развел руками Ласуа. — Однако ваш совет неплох, не последовать ему граничит с безрассудством. Но Рибейрак! Сможет ли он сесть на лошадь?
— Я посажу его впереди себя, — сказал Этьен, — это самое разумное, что следует предпринять. Но давайте и в самом деле поторопимся. Хорошо бы еще при этом не заблудиться.
— Не волнуйся, мой мальчик, — успокоил его Ласуа, — я хорошо помню дорогу; уверен, мы не собьемся с пути и попадем как раз туда, где произошло сражение. А вот и луна! Вперед, друзья мои, с нами Бог!
Они вновь перевязали Рибейрака, бережно усадили его на холку коня впереди Этьена, и маленький отряд со всей возможной скоростью отправился в обратный путь. Четвертая лошадь, к сожалению, им была уже не нужна, но она все равно пошла рядом.
Что касается принца, то с ним обошлись столь же бесцеремонно, сколь он обошелся со своей племянницей. Но он испытал еще большее унижение. Как и велел Этьен, его, связанного, словно пойманного зверя, перекинули через шею лошади и повезли прочь с этого места. Анна бросила на него короткий, полный ненависти взгляд, и отвернулась.
Войско не ушло, как они и предугадывали. Чуть свет Ла Тремуй приказал всем быть в седлах, дабы отправиться на поиски герцогини Бурбонской, пусть даже для этого пришлось бы осадить Ренн — ближайший к ним город. Каково же было его изумление, когда его разбудили ночью и он увидел Анну де Боже, «свою королеву», как называл он ее в беседах с солдатами. Радости его, и не только его, но и всего войска, не было конца. Ла Тремуй поведал о полном разгроме армии коалиции. Это был триумф, которого они так долго ждали. Это была победа короля над врагами королевства, и Анна долго, в предрассветных сумерках, глядела на восток и думала о том, что отец ее был бы рад, узнав о поражении мятежных принцев, и о том, что, как ни крути, эту победу принесла Франции его горячо любимая дочь.
В руках герцогиня Анна Бурбонская держала мокрый от слез платок.
Филипп де Рибейрак оправился от раны, не причинившей ему, вопреки опасениям врачей, большого вреда. Его поместили в обоз под наблюдение монахинь, исполнявших обязанности сестер милосердия, и вместе с другими ранеными он был доставлен в госпиталь Сен-Катрин, где пробыл около двух недель. Этьен и Ласуа ежедневно навещали его. Когда пришла пора покидать лечебную палату, вновь пришли его друзья. Рибейрак вышел им навстречу.
— Ну вот, Филипп, ты и здоров! — с улыбкой приветствовал его Этьен. — Я так рад!..
И он протянул руки, собираясь обнять друга. Рибейрак схватил его руку своими крепкими пальцами и припал к ней губами. Когда он вновь поднял взгляд, бедняга Ласуа едва не заплакал: в глазах Филиппа де Рибейрака стояли слезы.
Глава 7«САДОВЫЙ ДОГОВОР», ГЕРЦОГИНЯ В САБО И РУКА В ОБМЕН НА НОГУ
Война, продолжавшаяся два года и названная впоследствии «безумной войной», закончилась. 7000 тысяч солдат остались лежать на поле сражения, из них 5600 потеряла убитыми и ранеными коалиция. Принц Оранский и герцог Людовик д’Орлеан попали в плен. Дальнейшая судьба первого неизвестна; второго же Анна велела сначала заточить в темницу замка Лузиньян, затем его перевезли в замок Бурж. Воистину, от любви до ненависти один шаг.
Герцог Франциск был в отчаянии: потому что проиграл, потому что фактически уже отдал Бретань французам и потому что теперь ему предстоит подписать с королем Карлом унизительный мирный договор. Он был составлен и подписан им в Сабле 19 августа 1488 года. Договор обязывал герцога удалить с полуострова иностранные войска. Вторым пунктом было то, что, как уверяют иные историки, и свело герцога в могилу, хотя смерть его наступила по другой причине. Его сбросила лошадь с моста в реку, и он разбился о камни. Та же смерть или почти та же постигла три столетия назад Фридриха Барбароссу. Ну, а список погибших от падения с лошади в иных местах вообще окажется внушительным.
Так вот, по мнению некоторых, старого герцога (это в 55 лет-то!) свело в могилу (9 сентября) горе от сознания того, что отныне он не сможет выдать замуж своих дочерей (у него была еще одна дочь, семилетняя Изабелла), не испросив совета и согласия на брак французского короля. Третий пункт этого договора, названного «Садовым», предусматривал выплату королю контрибуции и передачу нескольких пограничных крепостей в Сен-Мало, Фужере, Динане и Сент-Обене.
Фактически договор лишал бретонского герцога власти: он — вассал короля, стало быть, по закону, не имеет права на выступление с оружием в руках против сюзерена. За ослушание — длительное тюремное заключение, а может быть, и смерть.
Ныне же у Франциска не осталось ничего: ни крепостей, ни армии, ни денег, ни даже воли, которой станет управлять король Карл, как и будущим обеих дочерей своего вассала. Немудрено в таком состоянии духа свалиться с лошади.
И Анна Бретонская осталась одна. С ней, правда, ее дядя Дюнуа и… вереница женихов, все тех же. Как вороны на добычу слетелись они за наградой, которую им всем обещал покойный властелин в расчете на помощь в деле сохранения независимости герцогства. А маленькая девочка, которой было всего-то одиннадцать лет, уже хорошо понимала, что каждый из этих так называемых женихов мечтает прежде всего заполучить приданое, ведь она теперь герцогиня Бретонская; до нее самой им, конечно же, нет никакого дела.