— Отчего же это она заржала? — с видимым интересом спросил Пеликэн.
— Сначала она никак не могла понять, что это за двуногое существо с таким же хвостом, как и у нее? Она никогда такого не видела. Потом она долго ломала голову над тем, почему у этого двуногого хвост на сзади, как это принято у всех зверей, а на затылке? А заржала потому, что, так и не разгадав загадку, расхохоталась, глядя на такое чудо.
И Буке бесцеремонно уселся на полу рядом с приятелем, после чего оба с вызывающим видом уставились на зятя коннетабля. Тот, вне себя от негодования, вобрал голову в плечи и одарил шутов тем взглядом, каким в 1095 году, на суде, папа Урбан II удостоил представителя секты катаров, громогласно отрицавшего крест, Богородицу и божественную сущность Христа.
Архиепископ, на сей раз довольно благосклонно поглядев на шутов, снова повернулся к королю:
— Сказанное здесь — отнюдь не пустые слова, государь, ибо Церковь проявляет неустанную заботу не только о чистоте веры Христовой, но и о состоянии здоровья своей паствы. Не могу не прибавить к этому, что негоже придворным французского монарха уподобляться мусульманам, носящим все, как один, черные бороды. Вид человека с такой бородой страшит, вызывает отвращение; священник в ужасе осеняет себя крестным знамением, ибо вместо христианина видит перед собой сплошь заросшего черной растительностью еврея или неверного. Сие, однако же, неприменимо к слугам Господа, ибо Христос сам носил бороду. Все же это не значит, что добрые христиане должны в этом походить на Него, ибо Он мессия, коему уподобляться греховно. К тому же Христос носил короткую бородку и ко всему тому светлую, а не темную, как у сарацин.
Он победно оглядел зал и, заканчивая свое выступление, прибавил, для убедительности вновь стукнув посохом об пол:
— Обязываю нерадивых прихожан — тех, кого упомянули, и других — извлечь урок из сказанного и сделать соответствующие выводы, а буде кто не последует совету и реченное здесь примет всего лишь за игру, то врата церкви захлопнутся для того и не будет ему спасения в мире ином.
Архиепископ сел. Какое-то время над столами все еще висело тягостное молчание. Те, над кем смеялись шуты, не поднимали голов, а вскоре и совсем покинули зал. Говорили, на другой же день их уже видели побритыми.
Но не о них рассказ. Гроза, омочив кое-кого холодным ливнем, умчалась, и вновь за столами зашумели и загалдели, а место выбывшего из строя повара занял, как то ему и полагалось, стольник.
Глава 5В ПОИСКАХ ЖИЛИЩА ГЕСПЕРИД
В разгар веселья, когда актеры сыграли мистерию и закончились выступления акробатов, гистрионов (упражнения с мечами), бродячих поэтов и танцоров и приступили к бальным танцам, Рибейрак неожиданно взял под руку претендента на английский престол:
— Что думает будущий король бывшей империи Плантагенетов о том, чтобы развлечься в более непринужденной обстановке? Бал скоро закончится. Вы отдохнули душой, осталось отдохнуть телом.
Вскинув брови, мнимый сын Эдуарда IV расцвел в улыбке:
— Рибейрак, вы хотите затащить меня в бордель? О, я слышал, что французские жеманницы… то есть, жрицы любви умеют выделывать такие номера, после которых мужчины попадают в плен единственного желания: уже не расставаться с этой прости… то есть, вернее было бы сказать, чаровницей.
— Ах, ваше величество, — воскликнул Рибейрак, нарочито нарекая гостя столь высоким титулом, — речь идет вовсе не о борделе, а об одном уютном гнездышке, где проживают две прелестные феи; на мой взгляд, они не уступят продажным женщинам в их ремесле!
— И вы намерены повести меня туда?
— Почему бы нет? Париж мечтает оставить в вашей памяти самые сладкие воспоминания.
— И… когда же?
— Да прямо сейчас, чего тянуть.
— А это далеко?
— Не то чтобы очень, государь, но и не близко. Это в Университете.
— Ого! Нам предстоит попасть на прием к ректору?
— О нет, на прием к двум богиням любви и красоты, а ректор здесь ни при чем: просто так называется та часть Парижа, где живут эти две очаровательные амазонки.
— Черт возьми, Рибейрак, вы делаете мне воистину пикантное предложение. Но… ведь я король, наследник трона Йорков! Как же я могу?..
— Особы и познатнее вас выходили на охоту и бродили по городским улицам в поисках пленительных пастушек.
Уорбек огляделся и увидел обращенные на него любопытные взгляды членов королевского семейства. Предложение было и в самом деле заманчивым, но покидать дворец не представлялось возможным, ведь празднества устраивались ради него. Так он и сказал Рибейраку, которого с полным правом, с тех пор как они познакомились в Бургундии, стал считать своим хорошим знакомым.
Застолье к тому времени в известной мере развязало языки всем присутствующим, в том числе и двум новым приятелям, переходившим то на «вы», то на «ты». Один из них без церемоний вновь ухватил другого за руку:
— Идем к королю, принц. Ты скажешь ему, что устал, у тебя кружится голова, и всё, чего тебе очень хотелось бы, это отдохнуть, одним словом, прилечь. Тебе выделят роскошные апартаменты, приставят слуг, и ты сделаешь вид, что надолго скроешься с глаз. Потом я выведу тебя потайным ходом, и мы втроем отправимся на свидание с вечерним Парижем.
— К чему такие предосторожности? Разве нельзя уйти открыто?
— Нельзя, мой герцог. Король Карл, узнав о наших намерениях, велит окружить тебя стражей, которая, как и дураку понятно, скорее помешает, нежели поможет нам в таком мероприятии. Очень уж высока в цене твоя голова, дабы ею рисковать.
— Но ты сказал, мы пойдем втроем. Кто же еще?
— Мой друг Этьен, конечно же, чтоб мне довелось водить хоровод в кругу чертей!
Уорбек, ничего не имея против столь соблазнительной перспективы, которую нарисовал ему Рибейрак, все же не мог не выразить опасения:
— Бродить по вечерним улицам городов вовсе не безопасно, в этом я не раз убеждался на собственном опыте, а уж в Париже… Мне говорили, с наступлением ночи он прямо-таки кишит разбойниками всех мастей.
— Слухи, как всегда, преувеличены. Вот другие кишат — Лондон, к примеру, или Рим, а Париж в этом смысле в сравнении с ними просто младенец. Но ты, конечно, считаешь, что окружить себя стражей в таком деле вовсе не так уж глупо? Знай же, что нас с Этьеном будет вполне достаточно, вздумай кто-нибудь покуситься на твой кошелек.
Но кандидат в английские короли все еще колебался:
— Право, меня обуревают сомнения. Удобно ли это? Что скажет его величество, когда узнает? А его сестра? Ее у вас называют королевой.
— Раз называют, то так оно и есть. И коли желаешь знать, то я выполняю приказ нашей королевы. Вот как она мне сказала: «Филипп…»
— О, она даже называет тебя по имени?
— Видишь, сколь велико ее доверие ко мне? Так вот, «Филипп, — сказала она, — мне бы очень хотелось, чтобы наш друг — это она о тебе! — не чувствовал себя в чем-либо ущемленным, будучи у нас в гостях. Дворец дворцом, но мужчине, тем более такому молодому и красивому, уверена, захочется более ярких впечатлений, которые произведет на него небольшое любовное приключение. Пусть же его приезд к нам оставит в его душе самую добрую память о славном городе Париже и его чарующих обитательницах».
— Она так сказала? Ваша королева, сестра короля Карла?
— Лопни мои глаза, если это не так, мой король.
Сомнения мало-помалу рассеялись. Оставались легкие сопутствующие вопросы.
— Но дам, как ты сказал, Рибейрак, всего лишь две, а мы пойдем втроем…
— Можно бы и вчетвером, да наш друг Ласуа нынче занят. Представь, Катрин положила на него глаз, и теперь эта пара неразлучна. Вырвать старика из цепких лап моей крошки — все равно что лишить монаха возможности обманывать людей.
— Кто такая Катрин?
— Об этом потом. Но ты, кажется, спрашивал меня о чем-то? Ах да, насчет Этьена. Он будет прогуливаться во дворе и охранять наш покой, а убедившись, что нам ничто не угрожает и мы собираемся остаться до утра в обществе двух обворожительных муз, он устроится где-нибудь на ночь, скажем, в каморке у служанки. Есть же у этих двух милых красоток служанка, черт побери!
— Непонятно, зачем тогда брать его с собой, если ему нет пары?
— Повторяю, он мой друг, и пойти куда-нибудь без моего друга — все равно что, идя на свидание с дамой, вместо того, что у тебя между ног, прихватить с собой всего лишь свою задницу.
Уорбек от души рассмеялся:
— Нигде не услышишь острого словца, кроме как во Франции.
— Вы забыли уточнить, ваше величество, — при дворе французского короля! А потом, я уже говорил о роли моего друга, когда услышал вопрос относительно охраны.
— Столь он искусный боец?
— Этьен? — Рибейрак уничтожающим взглядом окинул тщедушную фигуру наследника престола. — Минуты хватило бы ему, чтобы расправиться с полудюжиной таких, как ты.
— Удивительно! А окажись они покрепче?
— Минута уменьшилась бы вдвое.
У принца Йоркского от изумления глаза полезли на лоб:
— Как же это так?..
— Довольно, принц, или, если хочешь, король! Ты задаешь слишком много вопросов. Мне одному сложно ответить на все, а также на те, которые тебе еще вздумается задать. Справиться с этим поможет одна из двух обольстительных волшебниц, к которым мы отправляемся тотчас же.
— Хорошо, коли так, я согласен.
Вскоре все трое уже шагали по вечерним улицам Парижа. Сгущались сумерки. Прохожих становилось все меньше. Племяннику Йорков неожиданно захотелось выяснить подоплеку ньшешнего инцидента. Весь вечер он думал об этом.
— Меня не оставляет мысль о сегодняшнем курьезе за обеденным столом, — проговорил он, когда они шли по улице Святого Варфоломея. — Почему именно сегодня это произошло?
— Король давно хотел высмеять бородачей и расправиться в этом смысле с главным поваром: совсем от рук отбился, — пояснил Рибейрак. — Насмешка и презрение окружающих — лучшее средство заставить непокорных повиноваться, а глас Церкви — мощное оружие короля.