И Рибейрак рассказал обо всем, что произошло с ними ночью, точнее, поздним вечером. Герцогиня, не перебивая, внимательно слушала.
Наконец рассказ кончился. Друзья с волнением ждали ответа, который должна была дать Анна. Все ли правда в словах мадам Лесер? Не напутала ли она? Не стала ли жертвой бредовых видений?
Какое-то время Анна молчала, подолгу глядя то на одного, то на другого. Пришло время для раскрытия тайны, и тетушка Ангелика это поняла. Теперь они оба ждут подтверждения ее слов, и Анна, чуть улыбнувшись, несколько раз легко кивнула, словно давая этим понять, что не опровергнет рассказа хозяйки дома на улице дю Ратьер, а стало быть, скажет всю правду. Не сделать этого она не могла, и Этьен увидел, как грустью подернулся ее взгляд, устремленный на него. И уже лишними показались бы слова, ибо взгляд этот был прощальный. Яснее ясного глаза ее сказали ему: «Прощай, моя любовь! До смертного часа я не забуду того, что было между нами. Я отдала тебе все, что могла, и я благодарна тебе за твою любовь. Ты подарил мне то, чего я была лишена и, догадываюсь, чего у меня не будет уже никогда. Прости же и прощай!»
— Ангелика Лесер сказала вам правду, — промолвила она, и по ее щеке поползла слеза.
Это удивило друзей. Никто и никогда не видел, как эта женщина плачет. Ее слезы каждый объяснил по-своему, не понимая истинной причины, побудившей эту сильную духом, волевую, мудрую правительницу и государственного деятеля со столь незаурядным умом, заплакать. А причина крылась не в печали, ибо слезы вызывает, помимо нее, еще и радость. Именно радость! Анна ликовала оттого, что раскрытая тайна помогла ей осчастливить ее друзей, чего она всегда безумно хотела, ибо ради искренней дружбы эта женщина готова была на все: печалиться, награждать, самой претерпеть любые муки или отказаться от тех или иных земных благ.
Случай представился, и она улыбнулась им обоим, глядя на них глазами матери, сделавшей все для того, чтобы ее дети были счастливы, и увидевшей в конце пути плоды своих трудов. И еще она была рада, что ей не пришлось вести долгий рассказ о том, что произошло в доме булочника Ришара Лесера больше двадцати лет назад.
А слезы не унимались. Она утирала их платком, но на их место набегали новые, и сквозь них она уже смутно различала лица обоих друзей.
— Мне ни к чему лгать вам, моим преданным друзьям, столько сделавшим для меня, для Франции… Я теряю тебя, Этьен, и я поняла это, видя полный любви взгляд, которым всегда смотрела на тебя моя сестра Луиза Лесер; ныне она принцесса Валуа, графиня де Фонтене, владелица замков и земель в Пуату. Она не говорила мне о своей любви, зная о наших с тобой отношениях, но я и сама видела и знала со слов фрейлин, от бдительных глаз которых не укроется ничто. Она еще ничего не знает о своем высоком титуле; сейчас ее приведут сюда, и я скажу ей об этом.
Анна позвонила в колокольчик и велела разыскать Луизу.
— Боже мой, — потрясенный, пробормотал Этьен, — она и в самом деле принцесса… Луиза де Фонтене!..
Рибейрак выразил по этому поводу бурную радость:
— Дочь короля! Клянусь ягодицами сатаны, это не так уж плохо, а, Этьен? Везет тебе на королевских дочерей: одна — возлюбленная, другая — скоро жена. Черт возьми, вот бы и мне так! Но когда я появился на свет, клянусь мантией князя тьмы, небесные светила либо потухли, либо повернулись ко мне не тем боком. Говорили, мне благоприятствовал бы Сатурн, если бы к тому времени он успел на свидание к Луне. Но он, к несчастью, по дороге где-то застрял. Там есть еще Венера; не с ней ли остановился поболтать мой благодетель?
— Не считай, Этьен, будто я была столь эгоистична в своей любви, что совсем не думала о тебе, — продолжала между тем Анна. — Это было бы непорядочно с моей стороны. Ты, наверное, замечал, что я не слишком докучала тебе своей любовью, понимая, что тебе пора устраивать личную жизнь. Но ни одна женщина не запала тебе в душу; я видела это и со страхом ожидала, что ты влюбишься в другую, ту, с которой захочешь связать свою жизнь. Что мне тогда останется делать? Лишь уйти с дороги. Еще не видя свою соперницу, я уже ревновала и ненавидела ее, потому что ей суждено нас разлучить. В то же время я понимала, что не вправе буду осуждать твой выбор. Но ныне, когда выбор сделан, я не ревную и не питаю ненависти к твоей избраннице, ибо она моя родная сестра, и я люблю ее всей душой. К этому прибавлю, что и она, моя дорогая Луиза — теперь я с полным правом и во всеуслышание могу сказать это — не могла бы найти более достойной пары.
— Но ведь коли так, то роли переменились, — проговорил Этьен, не зная, радоваться ему или впасть в отчаяние. — Ныне я оказался ниже, а Луиза вознеслась так высоко, что мне до нее не достать. Захочет ли король выдать за меня свою сводную сестру?
— Он сделает это для своего фаворита. Он сделает это по просьбе самой Луизы. Наконец он не сможет, да и не захочет пойти наперекор воле родной сестры, герцогини Бурбонской, которой к тому же известна тайна его рождения.
В это время доложили о приходе Луизы. Ни о чем не подозревая, жизнерадостная, она вошла… и, оторопев, замерла у порога, никак не ожидая, что увидит здесь своего возлюбленного. Что все это значит? Зачем ее позвали? Какой предстоит разговор? И вдруг она задрожала от ужасной мысли, пришедшей ей в голову: сейчас герцогиня скажет ей, чтобы она и думать не смела о своей любви к Этьену — он ей не пара. В доказательство этого она, конечно же, сделала его графом или виконтом, одарив землями и замком, может быть даже, двумя. Теперь он еще выше…
И Луиза, чувствуя, как кровь отливает с лица, несмело подошла и остановилась в нескольких шагах, присев в глубоком реверансе и опустив глаза.
— Подойди ближе, — попросила Анна. — Еще ближе. Вот так. А теперь садись рядом со мной, на этот диван. Ну, что же ты? Смелее! Негоже моей родной сестре стоять передо мной, точно она моя фрейлина или камеристка.
Луизе показалось, что она ослышалась. Она подошла, но садиться рядом с герцогиней не решилась, хотя у нее и подкашивались нога.
— Прошу прощения, мадам, но вы обмолвились, — пролепетала она, не понимая, отчего на лицах у всех присутствующих играют улыбки. Наверное, они хотят посмеяться над ней, бедной дочерью булочника с улицы дю Ратьер. Им можно. Им все можно, ведь она для них всего лишь игрушка. Да, но Этьен?..
— Нет, я не обмолвилась, — проговорила герцогиня де Бурбон.
Луиза широко раскрыла глаза, захлопав ресницами.
— Но ведь вы сказали, что я ваша сестра, а ведь я… я же… О, мадам, зачем вы смеетесь надо мной? Я всего лишь простая горожанка.
— И ты дочь булочника мэтра Ришара и его супруги Ангелики Лесер, не так ли? — молвила Анна, вставая и беря девушку за руки. — И, конечно же, ты не раз задавалась вопросом: «отчего это регентше вздумалось приблизить меня к себе, сделав фрейлиной?»
— Да, мадам, и я до сих пор теряюсь в догадках.
— Я потому и позвала тебя, чтобы отныне ты в них не терялась. А теперь я скажу тебе то, что давно уже хотела сказать. Дело касается тайны твоего рождения.
— Тайны?..
— Твой отец — не мэтр Ришар, а твоя мать — не его супруга Ангелика. Ты дочь других родителей. Видишь, я встала и держу тебя за руки. Знаешь, зачем я это сделала? Дабы ты не свалилась на пол, услышав то, что я тебе сейчас скажу. Знай же, Луиза, твой отец, твой настоящий отец — король Франции Людовик Одиннадцатый, а мать — королева Шарлотта Савойская. Ты моя родная сестра, и ты наследная принцесса царствующего дома Валуа… Боже мой! Этьен, Филипп, да помогите же мне удержать ее на ногах! Давайте усадим ее на диван. Говорила ведь ей… И принесите воды.
Немного погодя, уже сидя на диване со спинкой, Луиза пришла в чувство. Рибейрак, увидев, как она открыла глаза, тотчас встал на колени и припал долгим поцелуем к ее руке:
— Слава богу, вашему высочеству стало лучше. Шевалье де Рибейрак всегда к вашим услугам, графиня де Фонтене, знайте это. Клянусь всеми котлами преисподней, милее принцессы мне встречать не доводилось, исключая, впрочем, вашу родную сестру. Этьен, друг мой, мадам Луиза де Фонтене, должно быть, теперь и глядеть не соизволит в твою сторону, ведь ее руки станут домогаться сиятельные герцоги и графы…
Он не договорил. Луиза кинулась в объятия к возлюбленному и с криком: «Этьен!» забилась в рыданиях у него на груди.
— Вот видишь, — сказал он ей, — ты всегда боялась, что тебе не подняться до меня, а теперь, выходит, не подняться мне. Станет ли сиятельная графиня де Фонтене с этого дня называть бедного дворянина из Клермона своим возлюбленным?
— Нет! Нет! — вся в слезах, закричала Луиза, обнимая Этьена за шею. — Я люблю тебя, и не надо мне никаких титулов, если они помешают мне любить тебя и стать твоей женой!
— Они не помешают, сестра моя, — молвила Анна. — Ты вольна выйти замуж за своего избранника, ведь он сэр Этьен в Англии, владелец замка, а во Франции — барон де Донзак. Помилуй, бывало, и короли женились на простых дворянках, а порою брали в жены служанок.
Рибейрак глубокомысленно изрек, поглаживая подбородок и ни к кому, в частности, не обращаясь:
— Нынче различие сословий является препятствием для брака, но как знать, не подует ли ветер в другую сторону?
Луиза внезапно отстранилась; глаза ее выражали недоумение, переходящее в решимость:
— Святой Боже! Но как же это?.. А вы, мадам? Мой титул дает мне право, но ведь вы любите Этьена, я знаю. Выходит, я становлюсь вам поперек дороги? Если так, я уйду.
Анна рассмеялась:
— Но ведь я не собираюсь замуж. И далее: сестры, а тем более родные, обращаются друг к другу запросто, на «ты», а не на «вы». Запомни это, Луиза. Понимаю, вначале тебе будет трудно, но очень скоро ты привыкнешь.
— И все же я в полном недоумении… сестра. Кто и почему дал мне эти титулы? Откуда наше родство? Где доказательства тому, что я, как меня пытаются в этом убедить, стала такой знатной дамой?
— Справедливое недоумение. Я расскажу тебе об этом, но поклянись, что тайна эта умрет в твоей душе. Я хорошо тебя знаю, а потому вполн