кса на нападки Бауэра на Прудона, на роль масс в истории и на материализм.
Маркс высоко оценил Прудона как первого мыслителя, который поставил под сомнение существование частной собственности и продемонстрировал бесчеловечные последствия ее существования для общества. Затем он кратко изложил собственный взгляд на отношения между частной собственностью и пролетариатом: «Класс собственников и класс пролетариата представляют собой одну и ту же человеческую самоотчужденность. Но первый класс находит в этом самоотчуждении свое подтверждение и свое благо, собственную силу: в нем есть подобие человеческого существования. Класс пролетариата чувствует себя уничтоженным в своем самоотчуждении; он видит в нем свое бессилие и реальность бесчеловечного существования. Пролетариат исполняет приговор, который вынесла себе частная собственность, породив пролетариат, так же как он исполняет приговор, который вынес себе наемный труд, породив богатство для других и несчастье для себя. Когда пролетариат побеждает, он ни в коем случае не становится абсолютной стороной общества, ибо он побеждает, лишь упраздняя себя и свою противоположность. Тогда пролетариат исчезает, как и его противоположность, определяющая его, – частная собственность» [198].
Отвечая на критику, что социалистические писатели, приписывая пролетариату эту историческую роль, как бы считают его богом, Маркс продолжал: «Вопрос не в том, что тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат в данный момент считает своей целью. Вопрос в том, что представляет собой пролетариат и что, исходя из этой сути, он будет вынужден делать. Его цель и историческое действие бесповоротно и очевидно проявляются как в его жизненной ситуации, так и во всей организации современного буржуазного общества» [199].
Бауэр хотел отделить свою философию от народных масс и считал, что действующей силой в обществе является идея персонифицированной истории. Взгляд Маркса противоположен: «История <…> не использует человека для достижения своих целей, как если бы это был конкретный человек: это просто деятельность человека, преследующего свои цели» [200]. Или еще: «Идеи никогда не выходят за пределы сложившейся ситуации, они выходят только за пределы идей сложившейся ситуации. Идеи не могут достичь абсолютно ничего. Чтобы стать реальностью, идеи требуют людей, применяющих практическую силу» [201]. По мнению Бауэра, идеи интеллектуальной элиты находились под угрозой контакта с народом, и он считал, что идеи Французской революции загрязнены энтузиазмом масс. Для Маркса, впрочем, эти идеи не проникли в массы в достаточной степени, и буржуазия, следовательно, смогла обратить Французскую революцию себе на пользу. Бауэр много говорил о «правах человека», воплощенных в идеях Французской революции, но Маркс, продолжая тему своего «Еврейского вопроса», заявил, что на самом деле освободился лишь безжалостный эгоизм. В вопросе о значении французского материализма Маркс также не соглашался с Бауэром, считавшим, что материалистическое движение во Франции прямо наследует метафизическому монизму[65] Спинозы. Маркс хотел подчеркнуть антиметафизические гуманистические аспекты французских материалистов, таких как Гельвеций и Гольбах. Он проследил влияние на социализм и коммунизм материалистической доктрины социальных философов XVIII века:
«Если человек черпает все свои знания, ощущения и т. д. из мира чувств и опыта[66], приобретенного в нем, то эмпирический мир должен быть устроен так, чтобы в нем человек переживал и привыкал к тому, что действительно является человеческим, и осознавал себя как человека. Если правильно понятый интерес является принципом всей морали, то частный интерес человека должен совпадать с интересами человечества. Если человек несвободен в материалистическом смысле, то есть свободен не через отрицательную силу избегать того или иного, а через положительную силу утверждать свою истинную индивидуальность, то преступление должно наказываться не в отдельности, а должен быть уничтожен антисоциальный источник преступления, и каждому человеку должна быть предоставлена социальная сфера для жизненного проявления его существа. Если человека формирует его окружение, его окружение должно стать человеческим. Если человек социален по своей природе, то он разовьет свою истинную природу только в обществе, и сила его природы должна измеряться не силой отдельных индивидуумов, а мощью общества» [202].
«Святое семейство» мало читали сразу после публикации, и, конечно, оно не входило в число основных работ Маркса. Но некоторые из тем того, что впоследствии стало «материалистической концепцией истории», появились здесь впервые, и Маркс, перечитав книгу через 12 лет, прокомментировал: «Я был приятно удивлен, обнаружив, что нам не нужно стыдиться нашей работы, хотя культ Фейербаха кажется мне очень забавным» [203]. Перед публикацией «Святого семейства» Марксу пришлось покинуть Париж. Прусское правительство стало более настойчивым в своих жалобах на Vorwärts, и даже Луи-Филипп, как говорят, заметил: «Мы должны очистить Париж от немецких философов!» 25 января 1845 года министр внутренних дел Гизо запретил Vorwärts и издал приказ о высылке его ведущих сотрудников, включая Маркса, Гейне и Руге. Марксу понадобилось чуть больше отведенных ему 24 часов, и 2 февраля он уехал в Льеж и Брюссель, прихватив с собой Генриха Бюргерса, молодого радикального журналиста из числа сотрудников Vorwärts. В течение всего путешествия они поддерживали настроение, распевая песни. Женни распродала мебель и часть белья, осталась на две ночи у Гервегов и через несколько дней последовала за Марксом в Брюссель.
3. Брюссель
Когда весной 1845 года мы снова встретились, на этот раз в Брюсселе, Маркс уже продвинулся к основным положениям своей материалистической теории истории. Теперь мы занялись разработкой вновь обретенной теории в самых разных направлениях.
I. Материалистическое понимание истории
На ближайшие три года домом Маркса стал Брюссель – во многом провинциальный город, столица быстро развивающейся индустриальной страны, получившей независимость только в 1830 году, с католическо-консервативным правительством и активной либеральной оппозицией. Бельгия была чем-то вроде политического убежища, в ней царила гораздо большая свобода слова, чем в любой другой европейской стране. Маркс приехал со списком указаний от Женни: детская комната и его кабинет должны быть «очень просто обставлены»; кухню не нужно обставлять вообще, Женни сама купит посуду, а также постельное белье. «Остальное я оставляю на усмотрение моего благородного покровителя; единственная моя просьба – уделить особое внимание некоторым шкафам; они играют важную роль в жизни хозяйки дома и являются чрезвычайно ценными предметами, которые никогда нельзя упускать из виду. Как лучше всего хранить книги? Аминь!» [1] Поначалу найти подходящее жилье не удавалось. Женни приехала примерно через десять дней после Маркса, и семья в течение месяца жила в пансионе Bois Sauvage. Затем они переехали в старое жилье Фрейлиграта[67], который уезжал в Швейцарию. Наконец в мае сняли небольшой террасный дом на улице Альянса во фламандском районе на восточной окраине города, где прожили больше года.
По прибытии в Брюссель выяснилось, что Женни беременна, и мать прислала ей собственную служанку, Елену Демут, практичную барышню, дочь пекаря из деревни под Триром, которой тогда было 25 лет. В семье Вестфален она росла с 11–12 лет, и ей предстояло стать постоянной, хотя и редко упоминаемой в литературе помощницей семьи до самой смерти Маркса [2]. Поначалу Маркс столкнулся с трудностями при получении вида на жительство: бельгийские власти опасались, что он организует еще одну версию Vorwärts. Также оказывала давление прусская полиция. Марксу пришлось предъявить властям подписанный им контракт на издание книги «Экономика и политика» и заявить, что в ожидании гонораров он живет на деньги жены. Только после подписания обещания воздерживаться от любой политической деятельности он получил разрешение остаться. В октябре 1845 года Маркс задумался об эмиграции в Соединенные Штаты и даже обратился к мэру Трира за разрешением. Поскольку прусская полиция продолжала требовать его выдачи, Маркс отказался от прусского гражданства в декабре 1845 года.
Тем не менее годы, проведенные в Брюсселе, были, вероятно, самыми счастливыми в жизни семьи Маркса. У семьи был стабильный источник дохода от продажи мебели и белья в Париже и аванса в 1500 франков, который Маркс получил за свою готовящуюся к изданию книгу. Кроме того, узнав о его высылке из Парижа, Энгельс вместе с Гессом и Юнгом организовали для него подписку, «чтобы распределить ваши дополнительные расходы между всеми нами коммунистически» [3]. Этот призыв принес почти 1000 франков, в основном от друзей из Рейнской области, и Энгельс также предоставил в распоряжение Маркса гонорары от его книги «Положение рабочих классов в Англии». Когда Энгельс переехал в Брюссель, он снял дом по соседству с семьей Маркса, а вскоре по соседству с Энгельсом поселились Гесс и его жена Сибилла. Сибилла выполняла роль тетушки для детей Маркса. У них был приятный круг друзей, включая поэта Фердинанда Фрейлиграта и журналиста-социалиста Карла Гейнцена, и Женни с удовольствием вспоминала вечера, проведенные в светских кафе города [4]. Йозеф Вейдемейер, артиллерийский офицер с социалистическими взглядами, который стал другом Маркса на всю жизнь, описывал одну из их прогулок в начале 1846 года: «Дабы увенчать наше безрассудство, Маркс, Вейтлинг, шурин Маркса и я провели ночь за игрой в карты. Первым устал Вейтлинг. Маркс и я провели несколько часов на диване, а на следующий день в компании его жены и шурина мы бродяжничали самым приятным образом, какой только можно себе представить. Рано утром мы отправились в кафе, затем на поезде поехали в Виллеворде, соседнюю деревню, где пообедали. Мы прекрасно повеселились и вернулись на последнем поезде» [5].