На месте старого буржуазного общества с его классами и классовыми антагонизмами мы получим ассоциацию, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [158].
Третий раздел «Манифеста коммунистической партии» содержал критику трех типов социализма – реакционного, буржуазного и утопического. Первым был феодальный социализм, проповедуемый аристократией, чтобы отомстить буржуазии, вытеснившей их с позиций правящего класса. Рука об руку с феодальным социализмом шел социализм христианский, который Маркс просто отвергал как «святую воду, которой священник окропляет изжогу аристократа» [159]. Второй тип – мелкобуржуазный социализм – был представлен главным образом швейцарским экономистом Сисмонди. Эта школа хорошо проанализировала противоречия, присущие современным методам производства; но в своих позитивных предложениях была реакционной, желая восстановить корпоративные гильдии в мануфактуре и патриархальные отношения в сельском хозяйстве. Третьей партией, которую Маркс назвал реакционными социалистами, были «истинные» социалисты – немецкие философы (в основном последователи Фейербаха), которые выхолостили французский социализм, превратив его в метафизическую систему. Это было неизбежно в такой экономически отсталой стране, как Германия, где идеи, как правило, не отражали борьбу одного класса с другим. Таким образом, эти философы претендовали на то, чтобы представлять «не истинные требования, а требования Истины; не интересы пролетариата, а интересы человеческой природы, человека вообще, который не принадлежит ни к какому классу, не имеет реальности, существует только в туманном царстве философской фантазии» [160].
В обзоре социалистической и коммунистической литературы «Манифеста» второй раздел, посвященный буржуазному социализму, был коротким. Главным представителем этой тенденции был Прудон, и Маркс уже уделил немало места разбору его теорий. Здесь он ограничился замечанием, что «социалистические буржуа хотят получить все преимущества современных общественных условий без борьбы и опасностей, неизбежно вытекающих из них. Они хотят существующего состояния общества за вычетом его революционных и дезинтегрирующих элементов. Они хотят буржуазию без пролетариата» [161]. Таким образом, реформы, за которые выступали эти социалисты, ни в коей мере не затрагивали отношений между капиталом и трудом, но они, по крайней мере, снижали стоимость и упрощали административную работу буржуазного правительства.
Последняя школа, о которой пойдет речь, – это «критико-утопическая» школа, представленная такими авторами и мыслителями, как Сен-Симон, Фурье и Оуэн. Она возникла в ранний, зачаточный период борьбы между буржуазией и пролетариатом. Эти писатели ощущали классовый антагонизм, но в их время пролетариат был еще недостаточно развит, чтобы стать надежной силой для социальных изменений. Поэтому они хотели достичь своих целей мирными средствами и небольшими экспериментами, отвергая политические – и в особенности революционные – действия. Их утопии «соответствуют первым инстинктивным стремлениям этого класса к общему переустройству общества» [162]. Но в то же время эти утопические сочинения содержали и критические элементы: поскольку они атаковали все принципы существующего общества, то были полны идей, ценных для просвещения рабочего класса. Но по мере того как современная классовая борьба набирала силу, утопические решения теряли всякую практическую ценность и теоретическое обоснование. Таким образом, «хотя создатели этих систем были во многих отношениях революционерами, их ученики в каждом случае образовывали просто реакционные секты» [163].
Четвертый, заключительный раздел «Манифеста» касался отношения коммунистов к различным оппозиционным партиям: во Франции они поддерживали социал-демократов, в Швейцарии – радикалов, в Польше – крестьянских революционеров, в Германии – буржуазию. Тем не менее в Германии они не переставали внушать рабочему классу как можно более четкое признание неотъемлемого антагонизма между буржуазией и пролетариатом. Коммунисты обращали свое внимание прежде всего на Германию, которая, по их мнению, находилась накануне буржуазной революции. «Манифест» заканчивался так:
«Коммунисты не желают скрывать своих взглядов и целей. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты только путем насильственного ниспровержения всех существующих социальных условий. Пусть правящие классы трепещут перед коммунистической революцией. Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Им предстоит победить весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» [164]
В определенном смысле, конечно, практически все идеи, содержащиеся в «Манифесте коммунистической партии», были высказаны ранее – особенно среди французских социалистов, в традициях которых «Манифест» прочно укоренился [165]. Идеи Бабёфа о революции, периодизация истории Сен-Симона и акцент на промышленности, «Манифест» Консидерана – все это вдохновило Маркса на создание его работ. И он сам первым признал, что понятие, с которого он начал, – понятие класса – использовалось французскими буржуазными историками задолго до него [166]. Но мощный, всеохватывающий синтез и последовательно материалистический подход здесь совершенно новые.
«Манифест» служил пропагандистским документом, спешно изданным накануне революции. В 1872 году Маркс и Энгельс считали, что «общие принципы, изложенные в этом документе, в целом верны сегодня, как никогда», хотя они, несомненно, радикально изменили бы некоторые из его идей – особенно (в свете Парижской коммуны) те, что касались захвата пролетариатом государственного аппарата, и довольно упрощенные заявления о пауперизации и классовой поляризации [167]. При всей ясности и силе, которые впоследствии сделали его классическим, публикация «Манифеста» прошла практически незамеченной. Не успел он выйти из печати, как уже начались революции 1848 года.
4. Кёльн
Ни одна немецкая газета, ни до, ни после, никогда не обладала такой властью и влиянием и не была способна наэлектризовать пролетарские массы так эффективно, как Neue Rheinische Zeitung. И это прежде всего заслуга Маркса.
I. Из Брюсселя в Париж
Революционное движение, охватившее Европу в 1848–1849 годах, началось в Швейцарии в ноябре 1847 года: нежелание Австрии выступить в поддержку реакционных кантонов против радикалов сильно подорвало ее престиж в Италии, и вскоре после этого король из династии Бурбонов Фердинанд Неаполитанский был свергнут, а в Неаполе, Турине и Флоренции провозглашены республики. Во Франции Луи-Филипп продолжал благодушно верить в то, что парижане никогда не бунтуют зимой, но, когда его войска открыли огонь по безоружным демонстрантам, начали возникать баррикады; король был выслан, сформировалось временное республиканское правительство.
Весть о революции в Париже достигла Брюсселя 26 февраля. Поначалу бельгийское правительство действовало очень осторожно, а король даже предложил отречься от престола. Но как только силы мобилизовались, политика правительства сделалась более жесткой. Легкую демонстрацию 28 февраля разогнали, арестовали Вильгельма Вольфа, а также был составлен список иностранцев, подлежащих депортации, и имя Маркса стояло в нем на первом месте. Демократическая ассоциация уже потребовала от правительства вооружить рабочих и направила поздравительную ноту временному французскому правительству. Двумя неделями ранее Маркс унаследовал от матери 6000 франков (вероятно, столько же составлял его общий доход за три предыдущих года), и полиция подозревала (не имея, впрочем, доказательств), что он использует их для финансирования революционного движения. Они даже обратились к властям Трира с просьбой допросить мать Маркса, которая заявила, что единственной причиной отправки денег в то время было то, что «ее сын уже давно просил у нее денег для своей семьи, и это был аванс в счет его наследства» [1]. 3 марта Маркс получил приказ, подписанный королем, покинуть Бельгию в течение 24 часов. В тот же день он получил из Парижа ответ на свой запрос об отмене предыдущего приказа о высылке:
«Храбрый и верный господин Маркс,
Земля Французской республики – пристанище для всех друзей свободы. Вас изгнала тирания, свободная же Франция открывает свои двери для вас и всех тех, кто борется за святое дело, братское дело всех народов. Каждый член французского правительства придает своей миссии именно такой смысл. Salut et Fraternité[88].
Фердинан Флокон, Член Временного правительства» [2].
Однако спокойно уехать Марксу не дали. В тот же вечер Центральный комитет Союза коммунистов собрался в пансионе Bois Sauvage, куда Маркс переехал неделей ранее, получив наследство, и принял решение перенести резиденцию ЦК в Париж и предоставить Марксу специальные полномочия по всем делам Союза [3]. Но в час ночи в пансион ворвался комиссар местной полиции и арестовал Маркса. Неделю спустя в письме протеста в парижскую газету La Réforme[89] он описал сложившуюся ситуацию:
«Я был занят подготовкой к отъезду, и тут полицейский комиссар, в сопровождении десяти гражданских гвардейцев, проник в мой дом, произвел обыск и в конце концов арестовал меня под предлогом отсутствия у меня документов…
Сразу же после моего ареста моя супруга отправилась к г-ну Жоттрану, председателю Бельгийской демократической ассоциации. Вернувшись домой, она застала перед дверью полицейского, который с изысканной вежливостью сказал ей, что если она хочет поговорить с г-ном Марксом, то должна проследовать за ним. Моя жена с готовностью приняла это предложение. Ее отвели в полицейский участок, и комиссар сначала сказал ей, что г-на Маркса там нет; он грубо спросил ее, кто она такая, что делала в доме г-на Жоттрана и есть ли у нее с собой какие-нибудь бумаги.