Подзаголовок Neue Rheinische Zeitung звучал как «Орган демократии», и она поддерживала «единый фронт» всех демократических сил. Показательна поддержка Марксом Демократического общества в Кёльне, несмотря на то что его газета осудила июньское восстание парижского пролетариата. Следуя принципам «Манифеста коммунистической партии», Маркс считал главной задачей рабочих помощь буржуазной революции в достижении ее целей путем поддержки радикального крыла буржуазии. Neue Rheinische Zeitung не проповедовала ни социалистическую республику, ни исключительно рабочую. Программа заключалась во всеобщем избирательном праве, прямых выборах, отмене всех феодальных повинностей и сборов, создании государственной банковской системы и признании ответственности государства за безработицу. Капитализм (даже государственный), частная собственность и классовый антагонизм по-прежнему будут существовать и, более того, расширяться. Суть программы заключалась в эмансипации буржуазии с некоторыми уступками рабочим и крестьянам. Эта позиция подразумевала определенную обособленность от усилий рабочих организаций по самосовершенствованию и лежала в основе критики Марксом политики Готтшалька в Кёльне и отсутствия энтузиазма по поводу успеха Борна в Берлине в создании всегерманского рабочего движения и различных касс взаимопомощи и кооперативов. Маркс заявил, что в этом контексте «пролетариат не имеет права изолировать себя; как бы трудно это ни казалось, он должен отвергнуть все, что может отделить его от союзников» [34]. Эта политика так тщательно проводилась в Neue Rheinische Zeitung, что, за одним исключением и несмотря на вышеприведенное заявление Энгельса, ни Маркс, ни Энгельс не опубликовали в течение 1848 года ничего, что касалось бы положения или интересов рабочего класса как такового. Единственным исключением стала проникновенная статья Маркса об «июньских днях» в Париже. Находя условия хуже, чем были до Февральской революции, рабочие Парижа поднялись на стихийное восстание, но погибали тысячами в столкновениях с войсками генерала Кавеньяка в течение шести дней ожесточенных уличных боев; те, кто выжил, были вывезены. Маркс закончил статью следующими словами:
«Нас спросят, нет ли у нас слез, вздохов и слов сожаления о жертвах в рядах Национальной гвардии, Мобильной гвардии, Республиканской гвардии и линейных полков, павших перед гневом народа. Государство позаботится об их вдовах и сиротах, помпезные декреты прославят их, а торжественные процессии понесут их останки к могиле. Официальная пресса объявит их бессмертными, а европейская реакция от Востока до Запада будет петь им дифирамбы. Однако привилегия и право демократической прессы – возлагать лавровые венки на опущенные брови плебеев, замученных голодом, презираемых официальной прессой, покинутых врачами, обвиняемых в воровстве, почитаемых всеми уважаемыми гражданами за вандалов и галерных рабов. При этом жены и дети их ввергаются в еще худшие страдания, а лучших из выживших высылают за границу» [35].
Вторым пунктом платформы Neue Rheinische Zeitung была революционная война против России [36]. По образцу французского наступления на феодальную Германию после 1789 года Марксу казалось, что только нападение на Россию может позволить революции выжить. Россия была самым опасным врагом Германии, который, будучи опорой Священного союза, в конечном итоге подавил бы любое революционное движение, если бы не был подавлен им самим. Кроме того, такая война позволила бы решить невыполнимую задачу по объединению демократических сил Германии. Вторичным следствием войны против России стало бы освобождение Польши, которая в то время была разделена между Пруссией, Россией и Австрией. По случаю дебатов во Франкфуртском собрании о ситуации в Польше Энгельс опубликовал самую длинную серию статей, когда-либо появлявшихся в газете. В них говорилось: «Разделение, которое три державы произвели в Польше, – это узы, которые держат их вместе; на совместном разграблении зиждется их солидарность <…> Создание демократической Польши – первое условие для создания демократической Германии» [37].
Важным вопросом внешней политики Пруссии оставался печально известный сложный вопрос о Шлезвиг-Гольштейне, двух герцогствах, чья лояльность была предметом споров между Пруссией и Данией. Датский король, которого в основном поддерживала буржуазия Шлезвиг-Гольштейна, прилагал все усилия, чтобы проникнуть к ним скандинавским духом, в то время как дворяне больше симпатизировали Германии. Военные силы Пруссии, разумеется, значительно превосходили ее, но Данию дипломатически поддерживали Великобритания и Россия, и Пруссия была вынуждена подписать Мальмское перемирие в конце августа. В заметке в Neue Rheinische Zeitung, вышедшей из-под пера Энгельса, все излагалось ясно. «Скандинавизм» был всего лишь «воодушевлением жестокой, грязной, пиратской древненорвежской национальности, которая не способна выразить свои глубокие мысли и чувства словами, но, конечно, способна на деле, а именно: в жестокости по отношению к женщинам, вечном пьянстве и чередовании слезливой сентиментальности и ярости» [38].
Помимо редактирования газеты, Маркс также находил время для активной деятельности в местной политике. В середине июня во Франкфурте собрался большой съезд с делегатами почти от ста демократических организаций; он призвал к созданию национальной организации демократических профсоюзов и создал Центральный комитет в Берлине, членами которого были Криге, Руге и Вейтлинг. Национальная организация так и не была создана, но конгресс принес свои плоды в Рейнской области, где три основные кёльнские организации – Рабочий союз, Демократическое общество и Союз служащих и работодателей – решили сотрудничать. Делегатом от Рабочего союза на Франкфуртском конгрессе был Готтшальк, который произвел впечатление человека, «созданного для диктаторства, с железной энергией и интеллектом, острым, как гильотина: живой портрет Робеспьера» [39]. Готтшальк хотел объединить три организации, в результате чего его Рабочий союз стал бы господствующим; Демократическое общество предложило создать руководящий комитет. Но прежде чем что-то было решено, ситуация резко изменилась 3 июля, когда по обвинению в подстрекательстве к насилию были арестованы Готтшальк и Аннеке, которые должны были оставаться в тюрьме в течение следующих шести месяцев. Председателем Рабочего союза стал Молль, а вице-председателем – Шаппер. Союз сразу же начал уделять больше времени обсуждению социальных и политических вопросов и меньше – практическим экономическим требованиям, потеряв тем самым значительную часть своего импульса в июле и августе. Молль также стал редактором газеты Союза.
Сотрудничество трех демократических организаций теперь не представляло проблемы: был создан Комитет кёльнских демократических союзов, в который вошли Молль и Шаппер, представлявшие Рабочий союз, Маркс и Шнайдер, юрист, представлявший Демократическое общество, и молодой адвокат Герман Беккер из Союза служащих и работодателей. Этот комитет созвал съезд рейнских демократов, который собрался в Кёльне в середине августа. На этом съезде, главным выводом которого было усиление агитации среди фабричных рабочих и крестьян, Маркс стал одной из ведущих фигур. Карл Шурц, в то время студент Боннского университета, который вскоре после этого эмигрировал и сделал блестящую карьеру в качестве сенатора и министра внутренних дел Соединенных Штатов, много лет спустя писал в своих мемуарах о том, что Маркс «уже был признанным главой передовой социалистической школы» и «привлекал всеобщее внимание», хотя больше всего его поразили сарказм и крайняя нетерпимость Маркса [40]. Альберт Брисбен, редактор газеты New York Daily Tribune[91], для которой Маркс впоследствии много писал, оставил несколько иное представление о Марксе, с которым познакомился осенью 1848 года: «Там я нашел Карла Маркса, лидера народного движения <…> Он как раз в то время занимал видное место: мужчина лет 30, невысокого роста, крепкого телосложения, с красивым лицом и кустистыми черными волосами. Его лицо выражало огромную энергию, а за сдержанной манерой поведения были видны огонь и страсть решительной души» [41].
Тем временем Марксу также пришлось защищать свою ортодоксию от нового вмешательства Вейтлинга, который вернулся из Америки и обосновался в Берлине после начала революции. На том же собрании, где Маркс был избран в Комитет кёльнских демократов из шести человек, Вейтлинг произнес речь в пользу разделения политического и социального движений: по его мнению, демократия в настоящее время может привести только к хаосу, и он предложил «диктатуру тех, кто наиболее проницателен» [42]. Маркс ответил на пленарном заседании две недели спустя, что только взаимодействие социальных и политических элементов может привести к успеху и тех и других и что решение политических проблем следует искать не в диктатуре, а в «демократическом правительстве, состоящем из самых разнородных элементов», которые, обмениваясь идеями, должны будут выработать подходящую политическую программу [43].
Хотя тираж Neue Rheinische Zeitung достиг примерно 5000 экземпляров и газета стала одной из крупнейших в Германии, акционерного капитала у нее больше не было, поэтому приходилось полагаться на подписку. В июле трудности обострились. Типография отказала в кредите, и один номер был потерян. Самому Марксу пришлось дважды предстать перед мировым судьей, а в помещениях газеты был произведен обыск после статьи Маркса, где он протестовал против жестокости полиции при аресте Аннеке. Более того, власти Кёльна отказали Марксу в просьбе о предоставлении прусского гражданства, и это решение сохранилось, несмотря на активные протесты Демократического общества и личное письмо Маркса прусскому министру внутренних дел. Это означало, что его положение в Кёльне оставалось шатким, ведь в любой момент он мог быть выслан как «иностранец».
IV. Водораздел
В конце августа 1848 года Маркс решил отправиться в Берлин и Вену, чтобы встретиться там с демократическими лидерами и попытаться собрать средства для газеты. Он провел два дня в Берлине, где встретился со своим старым другом Кёппеном, Бакуниным и лидерами левых, такими как деятельный д’Эстер, представлявший Кёльн в Прусском собрании. В Вене он провел почти две недели. За несколько дней до его приезда там произошли кровавые репрессии против рабочих, и в конце октября весь город должен был на короткое время перейти под демократический контроль. Маркс принял участие в заседании Демократического клуба, который, хотя и согласился с требованием отставки правительства, обсуждал, кому предъявить это требование – императору или парламенту. Известно, что Маркс вмешался в дискуссию и заявил, что император и парламент здесь не имеют никакого значения: «Величайшая сила из всех была забыта: народ. Мы должны обратиться к народу и воздействовать на