Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия — страница 49 из 116

5. Лондон

Все яснее понимаешь, что эмиграция превратит любого в дурака, осла или подлеца, если только не суметь полностью от нее отстраниться.

Энгельс, из письма Марксу

I. Первый год в Лондоне

Ничто, как говорят, не длится так долго, как временное. Приехав в Англию, Маркс, конечно, не предполагал, что она станет его домом. В течение многих лет он разделял мнение большинства своих соотечественников-беженцев о том, что на континенте скоро разразится новый виток революций. Подобно ранним христианам, ожидавшим второго пришествия, эмигранты считали свою нынешнюю жизнь малозначительной по сравнению с грядущим великим событием. Этим отчасти объясняется характер большей части жизни Маркса в период, который на самом деле должен был стать долгой и бессонной ночью изгнания.

Оставив Женни и детей в Париже, Маркс пересек Ла-Манш 24 августа 1849 года в компании швейцарского коммуниста Зайлера и Карла Блинда, молодого демократа из Бадена. Вероятно, по прибытии в Лондон он временно поселился в доме Карла Блинда над кофейней на Гросвенор-сквер: во всяком случае, именно этот адрес он использовал для переписки. Его перспективы были безрадостными. «Я нахожусь в очень трудном положении, – писал он вскоре после приезда, – моя жена уже глубоко беременна. Она должна покинуть Париж до 15 сентября, и я не знаю, где мне собрать деньги, необходимые для ее поездки и нашего поселения здесь» [1]. Женни с трудом удалось продлить визу даже до 15 сентября (когда истекал срок аренды их парижского дома), и она прибыла в Лондон 17 сентября с тремя маленькими детьми, до рождения четвертого оставалось менее трех недель. Ее встретил Георг Верт, оптовый торговец, один из основателей Союза коммунистов, работавший в Neue Rheinische Zeitung. Он нашел им меблированную комнату в пансионе на Лестер-сквер, которую они вскоре покинули и переехали в двухкомнатную квартиру в фешенебельном районе у Кингс-роуд в Челси. Арендная плата была высокой (около шести фунтов стерлингов в месяц [2]), но к их скудным средствам добавились деньги матери Женни, и пока они справлялись. «5 ноября, – писала Женни в своих мемуарах, – когда люди на улице кричали “Гай Фокс”, а маленькие мальчики в масках разъезжали по улицам на ловко сделанных ослах и все вокруг было в беспорядке, родился мой бедный маленький Генрих. Мы назвали его Маленьким Фоксом в честь великого заговорщика» [3]. Таким образом, как заметил Верт, в семье Маркса было четыре государства: каждый из его детей родился в разной стране. Семья Маркса вскоре переехала из квартиры в Челси. Не прошло и полугода, как у них начались проблемы с хозяйкой, закончились деньги, и их выселили. Женни рассказала о случившемся вскоре после этого в письме к Вейдемейеру:

«Я опишу вам всего один день из той жизни, в точности такой, какой она была, и вы увидите, что немногие эмигранты, возможно, пережили нечто подобное. Поскольку сиделки здесь слишком дороги, я решила кормить ребенка сама, несмотря на постоянные ужасные боли в груди и спине. Но бедный ангелочек впитал в себя столько забот и затаенных тревог, что всегда был очень плох и ужасно страдал днем и ночью. С тех пор как он появился на свет, он не спал ни одной ночи, максимум 2–3 часа, да и то редко. В последнее время у него также случались судороги, и он постоянно находился между жизнью и смертью. От боли он сосал так сильно, что моя грудь натерлась, кожа потрескалась, и кровь часто попадала в его дрожащий маленький ротик. Однажды я сидела с ним, и пришла наша хозяйка. Мы заплатили ей за зиму 250 талеров и договорились, что в будущем будем отдавать деньги не ей, а ее хозяину. Она отказалась от договора и потребовала пять фунтов, которые мы ей еще должны. Поскольку денег у нас на тот момент не было (письмо Наута пришло только позже), явились два судебных пристава и наложили арест на все мое немногочисленное имущество – белье, постель, одежду – все, даже колыбель моего бедного ребенка и лучшие игрушки моих дочерей, которые стояли и горько плакали. Они угрожали, что через 2 часа все заберут. Тогда мне придется лежать на голом полу с замерзающими детьми и больной грудью. Наш друг Шрамм поспешил в город, чтобы найти для нас помощь. Он нанял извозчика, но лошади рванули с места, и он выпал из повозки. Его, истекающего кровью, привезли обратно в дом, где я рыдала с моими бедными дрожащими детьми. На следующий день нам пришлось покинуть дом. Было холодно, дождливо и пасмурно.

Мой муж искал для нас жилье. Когда он упоминал о четырех детях, никто не соглашался нас принять. Наконец нам помог друг, мы заплатили за квартиру, и я поспешно продала все свои кровати, чтобы заплатить аптекарю, пекарю, мяснику и молочнику, которые, встревоженные нашими трудностями с приставами, вдруг набросились на меня со счетами. Кровати, которые мы продали, вынесли и погрузили на телегу. Что происходило? Было уже далеко за полночь. Мы нарушали английские законы. Хозяин дома бросился к нам с двумя констеблями, утверждая, что среди вещей могут быть и его вещи и что мы хотим уехать за границу. Меньше чем через 5 минут у нашей двери слонялись две или три сотни человек – целая толпа из Челси. Кровати снова занесли в дом – они могли быть доставлены покупателю только после рассвета следующего дня. Когда мы продали все свое имущество, мы смогли выплатить все, что должны, до последнего фартинга. Я отправилась со своими душеньками в две маленькие комнатки, которые мы теперь занимали в немецком отеле на Лестер-стрит, 1. Там за пять фунтов в неделю нас приняли по-человечески» [4].

После изгнания из дома в Челси в апреле 1850 года они нашли постоянное жилье в двух комнатах на Дин-стрит, 64, в доме, принадлежавшем еврейскому торговцу кружевами. Там также жил Генрих Бауэр, казначей Комитета по делам беженцев. Женни описала лето, проведенное там с четырьмя детьми, как «несчастное» [5]. Перспективы жизни в Лондоне были настолько мрачны, что Маркс вместе с Энгельсом задумался о переезде в Соединенные Штаты. Он готовил почву для продолжения своих издательских проектов там и дошел до того, что узнал цену билета; но это оказалось «чертовски дорого» [6], и вместо этого семья Маркса просто переехала вверх по улице в дом № 28, а Энгельс вернулся работать в фирму своего отца в Манчестере. Переезд был вызван смертью Гвидо, родившегося всего за год до этого, который внезапно умер от конвульсий, вызванных менингитом (он стал первым из трех детей, умерших на Дин-стрит).

Несмотря на эти трудности, Маркс вел активную политическую деятельность. Первые несколько месяцев его пребывания в Лондоне были заняты тремя взаимосвязанными делами: работой в интересах беженцев в рамках Немецкой рабочей образовательной ассоциации [7]; реорганизацией Союза коммунистов и попытками основать ежемесячный журнал по образцу Neue Rheinische Zeitung. Все три мероприятия он рассматривал как средство восстановления «партии Маркса» в том виде, в котором она существовала в Кёльне в 1848 году [8].

На следующий день после прибытия Женни в Лондон на общем собрании Ассоциации был избран Комитет помощи немецким политическим беженцам, который должен был ежемесячно представлять отчеты. Маркс оказался одним из избранных членов, наряду с Блиндом, Бауэром, Пфандером и Фустером. Комитет немедленно приступил к сбору денег через личные контакты и газетные призывы, в основном в Германии. Однако уже через два месяца комитет пришлось переформировать. После отъезда Блинда и Фустера и прибытия Виллиха в Лондон ориентация комитета сделалась слишком экстремальной для радикальных республиканцев, таких как Струве и Гейнцен, которые попытались сформировать (отдельно от Ассоциации) новый, политически более умеренный комитет. Хотя эти попытки (возобновленные в апреле следующего года) не увенчались успехом, они привели к воссозданию первоначального состава комитета – на два вакантных места были избраны Энгельс и Виллих, а название было изменено на Социал-демократический комитет помощи немецким беженцам. Эти разногласия явились частью более широкого раскола среди беженцев, так как ортодоксальные республиканцы во главе со Струве и Гейнценом создали Рабочую лигу в противовес Ассоциации. Новый комитет, председателем которого стал Маркс, а секретарем – Энгельс, был очень активен в течение следующего года. Им удалось собрать более 300 фунтов стерлингов и помочь более чем 500 беженцам, хотя первоначальные щедрые пожертвования уменьшались по мере роста числа беженцев. Летом 1850 года было открыто общежитие, в котором разместились 18 беженцев и питались около 40 человек: планировалось сделать общежитие самоокупаемым, превратив его в многоцелевую фабрику, на которой работали бы беженцы. Но эти идеи так и не были реализованы: комитет фактически прекратил свою деятельность, когда в сентябре 1850 года произошел раскол в Союзе коммунистов.

Маркс принимал участие и в других мероприятиях Ассоциации: устраивались пикники, танцы, соревнования по фехтованию и шахматам. Также он прочитал курс лекций на тему «Что такое буржуазная собственность?», начавшийся в ноябре и продолжавшийся всю первую половину 1850 года. Он начал читать несколько частных лекций у себя дома для небольшого круга друзей, и его убедили сделать их доступными для более широкой аудитории, выступая на многолюдных собраниях в помещениях первого этажа Ассоциации на Грейт-Уиндмилл-стрит. Яркое описание педагогического метода Маркса дает Вильгельм Либкнехт, будущий основатель немецкой социалистической партии, ставший непоколебимым учеником Маркса после их встречи на одном из пикников Ассоциации:

«Маркс действовал методично. Он излагал предложение – чем короче, тем лучше, – а затем демонстрировал его в более пространном объяснении, стараясь с величайшей осторожностью избегать всех выражений, непонятных рабочим. Затем он просил слушателей задавать ему вопросы.

Если вопросов не было, он приступал к расспросам рабочих, причем делал это с таким педагогическим мастерством, что от него не ускользало ни одно недоразумение. Выразив свое удивление его ловкостью, я узнал, что Маркс в прошлом читал лекции по политической экономии в Рабочем обществе Брюсселя. Во всяком случае, он обладал качествами хорошего педагога. Он также пользовался доской, на которой писал формулы – среди них те, что знакомы всем нам из начала “Капитала”» [9].