рнационал [2].
Хотя Маркс ни в коей мере не способствовал созыву этого собрания, он давно интересовался польским делом [3]. В 1856 году он занялся изучением польской истории, поскольку «интенсивность и жизненность всех революций с 1789 года можно более или менее точно определить по их отношению к Польше» [4]. Восстание 1863 года наполнило Маркса большой надеждой. «По крайней мере, в этом можно быть уверенным, – писал он Энгельсу, – что в Европе снова справедливо открылась эра революций <…> Будем надеяться, что на этот раз лава потечет с Востока на Запад, а не наоборот, так что мы будем избавлены от “чести” французской инициативы» [5]. Чтобы дать волю своим взглядам, Маркс задумал издать брошюру: военную половину написал Энгельс, политическую – он сам. И ее должна была опубликовать Немецкая рабочая образовательная ассоциация. Масштабы проекта росли, и Маркс неустанно работал над ним с февраля по май 1863 года. Только из-за болезни печени его участие было приостановлено. Рукописи того времени, остававшиеся неопубликованными до 1961 года [6], составляют единое целое. Любопытно, что эти исторические трактаты носят исключительно политический характер, без упоминания экономических влияний, и их главной идеей является русофобия Маркса. По его мнению, раздел Польши привел к зависимости немецких земель от Пруссии, а антипольская политика Пруссии, в свою очередь, привела к полному господству России над Пруссией. Таким образом, «восстановление Польши – это пресечение стремления России к мировому господству» [7]. Несмотря на свою неспособность окончить этот памфлет, Маркс принял активное участие в дискуссиях с полковником Лапинским по поводу формирования Германского легиона, предназначенного сражаться с Россией в Польше [8]. В октябре 1863 года Немецкая рабочая образовательная ассоциация опубликовала короткий памфлет, автором которого, вероятно, был Маркс.
Таким образом, Маркс был весьма заинтересован в непосредственном поводе для встречи в Сент-Мартинс-холле. Его отчет о том, как он был приглашен (отправленный несколько недель спустя Энгельсу), выглядит следующим образом: «Общественное собрание было созвано на 28 сентября 1864 года в Сент-Мартинс-холле Оджером (сапожником, председателем Лондонского совета профсоюзов) и Кремером (каменщиком и секретарем Союза каменщиков) <…> Ко мне был послан некий Ле Любе, чтобы спросить, приму ли я участие от имени немецких рабочих и, в частности, могу ли я предоставить немецкого рабочего для выступления на собрании. Я предоставил Эккариуса, который имел большой успех, и я тоже был там – безмолвная фигура на трибуне. Я знал, что на этот раз присутствовали настоящие «силы» как с лондонской, так и с парижской стороны, и поэтому решил отступить от своего неизменного правила отклонять любые подобные приглашения» [9]. На самом деле приглашение Маркса, похоже, было очень запоздалым, ведь он получил официальную записку от Кремера с просьбой прийти на встречу лишь за несколько часов до ее начала. Французы, в основном последователи Прудона, считали, что рабочие сами должны руководить собственными организациями, и Эккариус был очевидным выбором, поскольку в октябре 1863 года подписал манифест Немецкой рабочей образовательной ассоциации.
Собрание было забито до отказа, присутствовало около 2000 человек. Профессор истории Лондонского университета и один из ведущих позитивистов Бизли произнес краткую речь с кафедры, хор немецких рабочих запел, а Оджер зачитал обращение, написанное им в декабре предыдущего года. Анри Толен, самый влиятельный социалист во Франции и член делегаций, посетивших Лондон в 1862 и 1863 годах, зачитал французский ответ, который сводился почти исключительно к пропаганде, в прудоновских выражениях, реформы отношений между капиталом и трудом, которая обеспечила бы рабочему справедливое вознаграждение за его труд. Затем Ле Любе изложил французский план создания Центрального комитета в Лондоне, который должен был вести переписку с подкомитетами в европейских столицах с целью выработки общей политики. Джордж Уилер и Уильям Делл, два британских профсоюзных деятеля, предложили создать международную ассоциацию и немедленно сформировать комитет для выработки ее правил. После дебатов, в которых Эккариус выступал от имени немцев, собрание завершилось избранием комитета в составе 34 человек: 27 англичан (11 из них – представители строительной отрасли), трех французов, двух итальянцев и двух немцев, Эккариуса и Маркса.
Этот Генеральный комитет (вскоре получивший название Генерального совета) собрался 5 октября и избрал Оджера председателем, а Кремера, по предложению Маркса, секретарем. Секретари-корреспонденты были избраны для Франции и Польши. Маркс предложил, чтобы секретаря для Германии выбрала Немецкая рабочая образовательная ассоциация, и вскоре он сам был избран. Перейдя к своему основному делу, комитет после «очень долгого и оживленного обсуждения» [10] не смог согласовать программу, что неудивительно, учитывая число людей (более 50 человек). Маркс уже покинул заседание, когда его избрали в подкомитет из девяти человек для выработки декларации принципов. На заседании подкомитета, состоявшемся три дня спустя, Уэстон, старый и приятный оуэнист, зачитал заявление о принципах; а майор Вольф, бывший помощник Гарибальди, а ныне секретарь Мадзини, предложил в качестве основы Правила Итальянской ассоциации рабочих. Маркс пропустил это заседание из-за болезни, а также и последующее заседание Генерального комитета, на котором предложения Уэстона и Вольфа были переданы обратно в подкомитет. Эккариус с тревогой писал Марксу: «Вы просто обязаны наложить клеймо вашего лаконичного и в то же время емкого стиля на первенца европейской рабочей организации» [11]. Оджер и другие, продолжал Эккариус, были очень недовольны предложенными проектами и отмечали, что «правильным человеком на правильном месте был бы доктор Маркс» [12]. Кремер лично просил Маркса присутствовать. Однако Маркс пропустил и следующее заседание подкомитета, сославшись на то, что его вовремя не проинформировали о встрече. На этом заседании Ле Любе было поручено обобщить наброски, сделанные Вольфом и Уэстоном.
Маркс наконец явился на заседание Генерального комитета 18 октября для рассмотрения этих документов. Маркс писал, что был «действительно потрясен, когда услышал, как достойный Ле Любе зачитал ужасающе многословную, плохо написанную и совершенно грубую преамбулу, выдаваемую за декларацию принципов, в которой повсюду проглядывал Мадзини, облепленный самыми туманными штампами французского социализма» [13]. Марксу удалось добиться того, чтобы проект был вновь передан в подкомитет, который собрался через два дня в его доме. Его целью было «по возможности не пропустить ни одной строчки», и, чтобы выиграть время, он предложил начать с обсуждения правил. Стратегия сработала: к часу ночи они все еще работали над первым правилом и были вынуждены отложить заседание Генерального комитета, пока у них не появится время еще для одного заседания подкомитета. Бумаги были оставлены Марксу для работы. Его задача состояла лишь в том, чтобы выразить «чувства» проекта Ле Любе, который Генеральный комитет уже одобрил. Чтобы оправдать, по его признанию, «чрезвычайно своеобразный способ», которым он это сделал, он составил Обращение к рабочим классам, описав его как «своего рода обзор судьбы рабочих классов» начиная с 1845 года [14]. Он также сократил количество правил до десяти. На заседании подкомитета проект Маркса был одобрен, за исключением того, что, как он писал Энгельсу, «я был вынужден принять в преамбулу Устава две фразы о долге и праве, а также об истине, морали и справедливости; но они расположены там так, что много вреда не принесут» [15]. Затем Генеральный комитет утвердил преамбулу, Обращение и Правила, хотя и не без поправок: о том, что Маркс не смог полностью добиться своего, свидетельствует принятие предложения об исключении его термина «наживатели».
Обращение, искусно приспособленное к аудитории, было подготовлено в течение недели и включало материал, который позже появился в «Капитале». Маркс писал Энгельсу: «Было очень трудно организовать дело таким образом, чтобы наша точка зрения предстала в форме, которая показалась бы приемлемой нынешней линии рабочего движения. Должно пройти время, прежде чем пробуждение движения позволит открыто говорить о прошлом. Мы должны действовать fortiter in re, suaviter in modo»[140] [16]. Таким образом, в отличие от «Манифеста коммунистической партии», в Обращении не было огульных обобщений и призывов к революционным действиям. Оно начиналось с заявления о том, что «непреложным фактом является то, что страдания трудящихся масс с 1848 по 1864 год не уменьшились» [17], и далее Маркс подкреплял это заявление цитатами из официальных британских публикаций, описывающих бедность, которая весьма ярко контрастировала с оптимистичными заявлениями канцлера Казначейства о растущем богатстве страны. Причиной, по которой Маркс подробно остановился на Англии, было, по-видимому, довольно наивное мнение, что «с соответствующими изменениями в местном колорите и масштабе английские факты воспроизводятся во всех промышленных и прогрессивных странах континента» [18]. Хотя, признавал он, «меньшинство рабочего класса добилось повышения своей реальной заработной платы», тем не менее «с 1848 года огромная масса рабочих классов опускается на меньшую глубину с той же скоростью, по крайней мере, с какой поднимаются по социальной шкале те, кто выше их» [19]. Его вывод был следующим: «Во всех странах Европы стало истиной, очевидной для каждого непредвзятого ума и отрицаемой только теми, чьи интересы состоят в том, чтобы загонять других людей в рай для дураков, что никакое усовершенствование машин, никакое приложение науки к производству, никакие средства сообщения, никакие новые колонии, никакая эмиграция, никакое открытие рынков, никакая свободная торговля, ни все эти вещи, вместе взятые, не избавят от страданий трудящиеся массы; но что на нынешней ложной основе всякое новое развитие производительных сил труда неизбежно стремится к обострению социальных контрастов и социальных антагонизмов» [20]. Это одна из самых четких формулировок Маркса относительно феномена пауперизации. Парадоксально, что в Англии Интернационал в основном помогал более обеспеченным рабочим и тем самым способствовал увеличению того самого неравенства, о котором говорил Маркс [21].