оченной партией; скорее этим словом Бакунин описывал группу своих друзей, знакомых и корреспондентов. Бакунин не хотел бросать вызов Марксу, несмотря на яростные обвинения, выдвинутые соратниками Маркса Либкнехтом и Гессом, в том, что он – русский шпион. Когда Герцен призвал его сделать это, он ответил, назвав Маркса «титаном», совершившим «очень многое для дела социализма, которому служил практически 25 лет с проницательностью и бескорыстием, в чем, несомненно, превзошел всех нас». И продолжил: «Влияние Маркса в Интернационале, несомненно, крайне полезно делу. Он оказывал мудрое воздействие на свою партию вплоть до сегодняшнего дня и является самой сильной опорой социализма и самым твердым оплотом против вторжения буржуазных идей и намерений. Я никогда не простил бы себе, если бы попытался уничтожить или даже ослабить его благотворное влияние только для того, чтобы отомстить» [80]. Вскоре после того он написал самому Марксу, что «моим отечеством теперь является Интернационал, одним из главных основателей которого вы являетесь. Стало быть, я ваш ученик, дорогой друг, и горжусь этим» [81]. Тем не менее женевская газета Egalité[145], которую контролировали сторонники Бакунина, начала нападать на Генеральный совет и предложила перевести его из Лондона в Женеву. Ответ Генерального совета, составленный Марксом, был адресован франкоязычным Федеральным советам и подчеркивал, насколько необходимо, чтобы Генеральный совет руководил революционным движением в Англии; это жизненно важно для успеха движения на континенте, английское движение лишилось бы всякого импульса, если бы было предоставлено самому себе. В марте следующего года Маркс (который всегда придавал больше значения предполагаемым махинациям Бакунина, чем его идеям) направил тот же циркуляр в Брунсвикский комитет партии Айзенаха с припиской, обличающей Бакунина как откровенного интригана и угодливого прихлебателя. Но хотя этот спор и доминировал в последующие годы существования Интернационала, на данный момент он не являлся главным фактором.
Если 1869 год был годом максимальной силы и влияния Интернационала, то насколько он был важен и какую роль в нем сыграл Маркс? [82] Многие современники считали, что влияние и ресурсы Интернационала были гигантскими: газета The Times называла число его приверженцев 2 500 000 человек, а некоторые даже удваивали эту цифру. Газета также утверждала, что финансовые ресурсы Интернационала исчислялись миллионами фунтов стерлингов. Разумеется, это были невероятные преувеличения. В 1869–1870 годах общий доход Генерального совета составил около 50 фунтов стерлингов. Генеральный совет вел переговоры о предоставлении займов профсоюзами одной страны профсоюзам другой, в частности для поддержки забастовок, но сам совет постоянно подвергался преследованиям за мелкие долги. Что касается цифр членства, то важно помнить, что (в отличие от своих преемников) Первый интернационал состоял из отдельных членов, формировавших местные секции, которые, в свою очередь, объединялись в национальные федерации. В Великобритании общее число индивидуальных членов к концу 1870 года составляло не более 254 человек. В Германии к концу 1871 года насчитывалось 58 отделений с общим числом членов 385. Во Франции в 1870 году насчитывалось 36 местных секций. В Италии Интернационал увеличил свое членство после Парижской коммуны, но у него не было официальной организации, и его численность не превышала нескольких тысяч человек. Испанский делегат в Базеле заявлял о 20 000 членов, а в Америке, по слухам, было 30 секций с 500 членами. Однако каждый, кто знаком с подобными свободными организациями, знает, как склонны лидеры преувеличивать число своих последователей, и даже приведенные цифры членства не означали платного участия: в противном случае Генеральный совет был бы избавлен от финансовых затруднений.
Некоторое основание для больших цифр можно найти в другой форме членства в Интернационале – принадлежности к профсоюзам и политическим партиям [83]. В Великобритании общее число членов профсоюзов составляло около 50 000 человек – из потенциальных 800 000. Во Франции, благодаря помощи, оказанной Интернационалом во время забастовок, это число могло быть таким же большим. В Германии и ADAV, и Союз немецких рабочих ассоциаций в конечном итоге заявили о своей приверженности принципам Интернационала, хотя членство в нем было запрещено немецким законодательством. В Соединенных Штатах Национальный союз труда, который претендовал на то, чтобы говорить от имени почти миллиона рабочих, заявил о своей приверженности принципам Интернационала. Тем не менее во всех этих странах эта приверженность носила эмоциональный характер и не подкреплялась тесными организационными, доктринальными или, за исключением Великобритании, финансовыми связями.
Даже в Британии, где многие важные профсоюзные лидеры входили в Генеральный совет и были в тесном контакте с Марксом, они разрабатывали политику рабочего класса, не обращаясь к Интернационалу. На профсоюзных лидеров произвели огромное впечатление интеллектуальные качества Маркса, и их поддержка обеспечила Марксу и Генеральному совету большой престиж в отношениях с Европой, в которой британцы были заинтересованы лишь в малой степени. Но когда дело доходило до внутренних дел, влияние Интернационала было периферийным. Особенно это стало заметно после 1867 года, когда с исчезновением угрозы со стороны фениев всякая надежда на изменение ситуации в Ирландии казалась утраченной, а успех движения за реформу сделал профсоюзных лидеров менее революционными в своих требованиях. Маркс по-прежнему, как и в 1849 году, был убежден, что ни одна революция в Европе не может быть успешной без аналогичного движения в Англии. Однако к растущей неспособности привить присоединившимся британским профсоюзным деятелям «социалистическую теорию и революционный темперамент» добавилось отсутствие успеха Интернационала даже в наборе профсоюзов. После 1867 года только три профсоюза вступили в Интернационал. Потеря динамики вступления в Интернационал была связана с его неспособностью привлечь рабочих тяжелой промышленности – это было справедливо для всех стран, за исключением Бельгии. В Великобритании Интернационал оказался в невыгодном положении, поскольку его штаб-квартира находилась в Лондоне, в то время как бóльшая часть тяжелой промышленности была сосредоточена на севере страны; к тому же заводские рабочие, уверенные в своем техническом превосходстве, не чувствовали такой угрозы со стороны континента, как ремесленники. Да и в целом участники Интернационала, как правило, состояли больше из ремесленников, чем из промышленного пролетариата.
В Германии, несмотря на приверженность партии Айзенаха принципам Интернационала, политическая ситуация в стране не позволяла серьезно сотрудничать с Генеральным советом. Законы о комбинации стали применяться более строго, и в любом случае как исполнительный комитет партии в Брунсвике, так и Либкнехт в Лейпциге были больше озабочены укреплением партии Айзенаха в противовес лассальянцам. Маркс отправил несколько сотен членских билетов в Германию для бесплатного распространения, но этим дело и ограничилось. Более того, Беккер, во многом являвшийся самым надежным связным Интернационала в Германии, перестал оказывать значительное влияние на формирование партии в Айзенахе. Позднее, подводя итоги, Энгельс пояснил: «Отношение немецкого рабочего движения к Интернационалу так и не прояснилось. Оно оставалось чисто платоническим; реального членства отдельных лиц (за отдельными исключениями) не существовало, а создание секций было незаконным. На самом деле Либкнехт и компания <…> хотели подчинить Интернационал своим специфически немецким целям» [84]. Переписка Маркса показывает, насколько он был не способен повлиять на Либкнехта и, соответственно, на других социал-демократических лидеров в пользу Интернационала. Конечно, его советы по тактике ценились, а его одобрение было востребовано (особенно когда престиж Маркса возрос после публикации «Капитала» и спроса на второе издание некоторых из его ранних работ), но его конкретные идеи оказали очень мало влияния в Германии вплоть до самой его смерти [85].
Хотя французы являлись одними из основателей Интернационала и, безусловно, самой сильной национальной группой, они были почти невосприимчивы к влиянию Маркса и Генерального совета; они никогда не платили регулярных взносов, и их инстинктивной реакцией на Лондон было недоверие. Маркс не мог противостоять прудонизму таких людей, как Толен, и даже когда Толена начал вытеснять Варлен как наиболее влиятельный лидер Интернационала во Франции, в позиции Варлена все еще оставалось слишком много анархистских элементов для легкого сотрудничества с Генеральным советом.
Несмотря на то что Интернационал оказался очень рыхлой федерацией национальных групп, каждая из которых определяла свою политику в большей степени местными интересами, чем рекомендациями Генерального совета, Маркс мог быть вполне доволен работой первых пяти лет: самое главное, прудонизм потерпел решительное поражение благодаря резолюции о национализации земли; вызов Лиги мира и свободы был отбит; Интернационал значительно вырос в престиже, если не в ресурсах, в результате переговоров о помощи забастовщикам; в Германии социал-демократы наконец-то заявили о приверженности принципам Интернационала; и, наконец, Генеральный совет получил власть над местными секциями, по крайней мере в принципе, усиленную Базельским конгрессом. Тем не менее Интернационал оказался слишком хрупким, чтобы выдержать бурю Франко-прусской войны.
IV. Франко-прусская война и закат Интернационала
Генеральный совет решил провести конгресс 1870 года в Париже, но растущие гонения на Интернационал со стороны французского правительства убедили его изменить место встречи. Был выбран Майнц. Но за две недели до начала работы конгресса Наполеон III (обойденный Бисмарком, который намеренно отредактировал депешу из Эмса, превратив ее в расчетливое оскорбление) объявил Германии войну. Парижская секция Интернационала немедленно осудила войну; в Германии мнения разделились, но подавляющее большинство социалистов посчитало, что война неизбежна: лассальянцы в рейхстаге голосовали за военные кредиты, а Либкнехт и Бебель писали о своем решении воздержаться. Маркс, похоже, сначала одобрил позицию Либкнехта, хотя и видел преимущества победы, поскольку считал Германию «гораздо более подходящей для социального движения», чем Франция. До того как Либкнехт воздержался, Маркс писал Энгельсу: «Французы должны быть разбиты. Если пруссаки одержат победу, то централизация государственной власти поможет централизации рабочего класса. Преобладание Германии перенесет центр движения рабочего класса в Западной Европе из Франции в Германию. Достаточно сравнить движение с 1866 года по настоящее время в обеих странах, чтобы убедиться в теоретическом и организационном превосходстве немецкого рабочего класса над французским. Превосходство немцев над французами на мировой арене означало бы в то же время превосходство нашей теории над теорией Прудона и т. д.» [86]