ест «Англия за всех» две главы, большая часть которых была списана с «Капитала» без разрешения автора. Лишь в предисловии говорилось, что «идеями и большей части материала в главе 2 и 3 я обязан работе великого мыслителя и писателя, чье творчество, я уверен, вскоре будет доступно большинству соотечественников». Маркс счел это позорно недостаточным: почему было не упомянуть «Капитал» или назвать его автора по имени? Растерянное извинение Хиндмана заключалось в том, что у англичан «страх перед социализмом и ужас, что их учит какой-то иностранец». Однако, как указывал Маркс, эта книга, вряд ли успокоит страх, пробуждая «мечту о социализме» на странице 86, и любой полуобразованный читатель наверняка догадается из предисловия, что этот анонимный «великий мыслитель» не англичанин. Это была кража — чистая, простая кража — соединенная с дурацкими ошибками в нескольких абзацах, которые явно почерпнуты не из «Капитала».
Как только Маркс разошелся с одним из своих английских почитателей, так тут же обрел Другого — хотя и предпринял меры предосторожности никогда не встречаться с этим человеком. Эрнест Белфорд Бакс, рожденный в 1854 году, вдохновленный Парижской коммуной еще в юности, в 1879 году начал писать серии статей для снобистского ежемесячника «Модерн сот» об интеллектуальных титанах столетий, включив в этот список Шопенгауэра, Вагнера и Карла Маркса (1881). Изучая философию Гегеля в Германии, Бакс, вероятно, был одним из тех английских социалистов своего поколения, которые принимали диалектику как внутреннюю динамику жизни. Он описывал «Капитал» как книгу, которая «выражает собой разрабатывание в экономике доктрины, сравнимой по своему революционному характеру и огромной важности с системой Коперника в астрономии или с законом гравитации в механике», Маркс, понятно, был в восхищении, называя статью Бакса «первой публикацией, которая пронизана истинным энтузиазмом в отношении самих новых идей и смело восстает против британского мещанства».
Однако именно Хиндман, которого Маркс немного презирал, сделал больше, чем кто-либо еще, для распространения идей Маркса среди этого мещанского народа. Он оставался его пылким приверженцем, постоянно цитируя Маркса (к тому времени уже с указанием имени) в своей книге «Историческая основа социализма в Англии» (1883). Он даже основал марксистскую политическую партию, Демократическое объединение (позже Социалистическое демократическое объединение), главными членами которого являлись Бакс, Вильям Моррис, Вальтер Крейн, дочь Маркса Элеонора и ее возлюбленный Эдвард Авелинг. Восторженная поддержка Баксом «Капитала» вдохновила молодого ирландского писателя Джорджа Бернарда Шоу провести осень 1883 года за изучением французского издания. «Это стало поворотной точкой в моей работе, — вспоминал Шоу. — Маркс был для меня откровением… Он открыл мне глаза на факты истории и цивилизации, дал полностью новое понимание, обогатил мою жизнь целью и смыслом». Он писал, что «Капитал» «достиг величайшего искусства, на которое только способна книга, — изменения умов людей, читающих ее».
Любовь Шоу к «Капиталу» никогда не меркла, что он и доказал с характерным для него щедрым подношением на самой первой странице своего сочинения «Что есть что в политике для каждого», написанного более чем 60 лет спустя:
Только в XIX столетии, когда Карл Маркс взялся за доклады наших фабричных надсмотрщиков из нечитаных Синих книг (сборников официальных документов) и разоблачил капитализм во всей его жестокости, — пессимизм и цинизм достигли самой зловещей глубины. Он полностью доказал, что капитализм в своей погоне за прибавочной стоимостью (сюда входит рента, процент и торговая прибыль), беспощаден и ни перед чем не остановится. Он оправдает грабеж, убийство, рабство белых и черных, наркоманию и алкоголизм, если только это посулит на один процент больше, чем дивиденды от благотворительности. Еще до Маркса пессимизм уже присутствовал. Им наполнена книга Экклезиаста в Библии. Шекспир а «Короле Лире», в «Тимоне Афинском», в «Кориолане» вплотную подошел к нему и там остался. Так же сделали Свифт и Голдсмит. Но ни один из них не мог задокументировать факты из официальных источников, как это сделал Маркс. Тем самым он создал своего рода потребность в «новом мире», который не только вдохновляет современный социализм и коммунизм, но в 1941 году стал основным ключевым словом пылких консерваторов и священнослужителей.
Шоу не имел большого успеха в распространении благой вести среди своих товарищей по Фабианскому обществу, в которое вступил в 1884 году. Его друг Г. Дж. Уэллс называл Маркса «нудным, эгоцентричным и сердитым теоретиком», который «самым низким и ничтожным человеческим импульсам придавал видимость вычурной философии». Под влиянием главного теоретика Сиднея Вебба, фабианцы направляли британский социализм от идеи классовой войны и революции к убеждению, что со всеобщим правом голоса существующее ныне британское государство может установить такое общественное законодательство, которое способно улучшить как благосостояние рабочего класса, так и эффективность экономической системы. Это стало также и основным кредо Лейбористской партии, образованной в 1900 году. Старая острота о том, что лейбористы в большем долгу перед методизмом, чем перед марксизмом, может быть просто преувеличением: среди ее сторонников и ее членов Парламента было также много таких социалистов, кто мог назвать себя марксистом. В 1947 году эта партия даже выпустила копию «Манифеста Коммунистической партии», чтобы «признать свой долг перед Марксом и Энгельсом как перед вдохновителями всего рабочего движения». Но лидеры лейбористов поддерживали взгляды Гарольда Вильсона на то, что наследие Маркса неуместно для конституционной партии левоцентристов, а возможно, даже и враждебно.
В Германии, на родине Маркса, его идеи стали правящей идеологией Социалистической Партии Германии (SPD) на ее съезде в Эрфурте в 1891 году. Но Эрфуртская программа содержала две отдельные части, предрекающие длительную борьбу между революционерами и ревизионистами. Первая часть, составленная приверженцем Маркса Карлом Каутским, заново формулировала тезисы, знакомые из «Капитала», — тенденцию к монополии и обнищание пролетариата. Вторая часть, написанная Эдвардом Бернштейном, рассматривала более близкие политические цели — всеобщее избирательное право, бесплатное образование, прогрессивный налог. Бернштейн жил в Лондоне в 1880-х и попал под влияние ранних фабианцев: Роза Люксембург жаловалась, что он «видит мир через английские очки».
Бернштейн открыто отказывался от наследия Маркса в следующие за Эрфуртским съездом 10 лет, отвергая его теорию о стоимости как «чистую абстракцию», которой не удалось объяснить связь между спросом и предложением. Каутский сначала избегал критиковать своего старого товарища и иногда, казалось, даже подбадривал его: «Ты ниспроверг нашу тактику, нашу теорию стоимости, нашу философию. Сейчас все зависит от того, чем то новое, о котором ты думаешь, заместит старое». К концу века намерения Бернштейна прояснились. Капитализм, будучи далек от своего разрушения неминуемыми и неизбежными кризисами, вероятно, продолжит свое существование и принесет еще больше процветания массам. И если им управлять нужным образом, он мог бы действительно оказаться двигателем общественного прогресса.
Поэтому было бы неверным допускать, что настоящее развитие общества показывает относительное или, на самом деле, абсолютное уменьшение числа членов имущих классов. Их число увеличивается как относительно, так и абсолютно… Перспективы социализма зависят не от уменьшения, но от увеличения общественного богатства.
Хотя СПГ (SPD) и продолжала заявлять о себе как о революционной пролетарской организации, на практике она стала успешной парламентской партией, которая направлялась технократами.
Как тонкому ценителю иронии, Марксу, возможно, пришлось бы улыбнуться или усмехнуться над своей судьбой. Пророк, не признанный на родине, еще меньше на земле, его приютившей, стал вдохновителем катастрофического восстания там, где менее всего этого ожидал, — в России, которая почти не упоминалась в «Капитале». Однако к концу жизни Маркс уже начал сожалеть об этом упущении: успех русского издания заставил его задуматься о том, что там, возможно, есть какой-то революционный потенциал.
Его переводчик в Санкт-Петербурге Николай Даниэльсон был также и вождем народнического движения, опиравшегося на убежденность в том, что Россия способна перейти к социализму прямо от феодализма. Изображение Марксом капитализма как губителя душ убедило их, что, если возможно, этой стадии развития необходимо избежать, и раз в России уже существует зародышевая форма общинного землевладения в сельской местности, то было бы неправильным разделить крестьянские общины и передавать их в руки частным землевладельцам в угоду якобы неизбежной исторической закономерности. Для более традиционных марксистов, вроде Георгия Плеханова, утверждавшего, что условия для социализма не созреют до тех пор, пока в России не будет развитой промышленности, это было самообманом, и в течение десяти лет после появления «Капитала» Маркс, казалось, тоже так считал. Отвечая в 1877 году народникам, которые выражали несогласие с его детерминистским подходом к истории, он писал, что если России суждено стать капиталистической, имея перед собой пример западноевропейских стран, то она «не достигнет цели, пока большая часть ее крестьян не превратится в пролетариат. После этого Россия сможет испытать безжалостные законы капитализма, как и другие страны».
Однако Маркс продолжал размышлять о событиях в России, которые грозили опровергнуть его учение. Революционное движение длилось недолго, но оказалось потрясающе решительным и действенным. Между 1879 и 1881 годами отделившаяся от народников фракция «Народная воля» организовала 7 покушений на жизнь царя Александра II, последнее из которых достигло своей цели. Через шесть лет «Народная воля» пыталась убить и Александра III; одним из повешенных за участие в этом преступлении был Александр Ульянов, чей младший брат Владимир Ильич Ульянов станет известен как В. И. Ленин. Последовало большое количество арестов и приговоров, и многие русские революционеры оказались в изгнании. Плеханов уехал в Швейцарию с несколькими своими товарищами, включая Веру Засулич, которая в 1876 году застрелила генерала-губернатора Санкт-Петербурга и затем настолько виртуозно сыграла спектакль в зале суда, что присяжные признали ее невиновной в совершении предумышленного убийства. Несмотря на такое прошлое, она осуждала насилие и стремление к цареубийству в русском социализме, который, казалось, потерял из виду обязательное направление на экономику, заданное в «Капитале». Но вопрос о крестьянстве и пролетариате продолжал беспокоить Веру Засулич и ее товарища, находившихся на берегу Женевского озера. В 1881 году она обратилась к Марксу, авторитетно высказывая свое мнение. «Вы не можете не знать, что ваш «Капитал» очень популярен в России, — писала она. — Но о чем вы наверняка не знаете, так это о той роли, которую он играет в нашем обсуждении аграрного вопроса. Нельзя ли разрешить спор, со