Карл задумался, читая эти сведения. Если Рита Нильсен была слабоумной, то он знал еще по крайней мере несколько человек, которых можно было бы так обозвать. Тут он угодил локтем в лужу на своем столе и обнаружил, что у него из носа подкапывало, так что можно было уже наполнить чашку.
– Проклятие! – воскликнул Мёрк, откидывая голову назад и пытаясь нащупать пальцами предмет, в какой можно было бы высморкаться.
Спустя две минуты он вышел в коридор, помешав Розе и Ассаду. Они занимались прикреплением ксерокопий актов по делу Риты к меньшей из двух настенных досок.
Карл взглянул на вторую доску, простирающуюся от закутка Ассада до самого кабинета Розы. На ней располагалось по одному листу бумаги на каждое нераскрытое дело, доставленное к ним с самого момента создания отдела Q. Многие дела были соединены друг с другом в хронологическом порядке цветными ленточками, что указывало на возможную связь между ними. Эту довольно простую систему придумал Ассад. Синие ленты между делами, в каких, по его мнению, обнаруживалось нечто общее, красно-белые ленты между делами, действительно связанными друг с другом.
В настоящий момент на доске было представлено несколько синих лент, но ни одной красно-белой.
Несомненно, Ассад старался исправить такое положение вещей.
Карл скользнул взглядом по всем делам. В конечном итоге все вылилось в по меньшей мере сотню листов. Всякая всячина, в том числе полно материалов, которым вообще тут не место. Это было все равно что найти в стоге сена иголку и нитку, а затем пытаться вставить нитку в иголку в условиях кромешной темноты.
– Я пошел домой, – заявил он. – Видимо, я подцепил то же дерьмо, что у тебя, Ассад, будь оно неладно. Если вы намерены оставаться тут и дальше, думаю, вам стоит запросить газеты за тот период, когда исчезла Рита Нильсен. Предлагаю заняться временным отрезком с четвертого по пятнадцатое сентября восемьдесят седьмого года. Посмотрим, что тогда происходило, а то я уже ни хрена не помню.
Роза стояла, покачивая бедрами.
– Может, ты рассчитываешь, что мы сейчас молниеносно докопаемся до чего-то, что не смогли раскопать в свое время полицейские в ходе кропотливой работы?
Она употребила слово «кропотливый». Забавно звучит из молодых уст.
– Не-а. Я рассчитываю только на то, что сейчас проведу несколько часов у себя в кровати, а потом отведаю жареного гуся.
С этими словами Мёрк вышел.
Глава 9
Мать всегда говорила Нэте, что у нее хорошие руки. По ее мнению, не было никаких сомнений в том, что однажды Нэте получит признание именно благодаря ловкости своих рук. Наряду с умной головой, изящные руки являлись важнейшим инструментом, которым Бог одарил человека, и ее отец нашел им прекрасное применение, оставшись один с дочерью.
Когда падали столбы, держащие изгородь, именно Нэте поднимала их; она же сбивала кормушки, когда они приходили в негодность. Она сколачивала и разбирала вновь любые вещи, если в том была нужда.
И именно эти умелые руки стали ее проклятием на Спрогё. Они стирались в кровь, едва поля начинали колоситься. Руки работали весь день напролет, взамен же она не получала ничего. По крайней мере, ничего хорошего.
Затем настал благоприятный период, когда ее руки обрели покой, и вот теперь им снова приходилось трудиться.
Она аккуратно измерила заднюю комнату в квартире тем же сантиметром, каким пользовалась во время шитья. Метр за метром комната была размечена по длине, ширине и высоте. Оконные и дверной проемы были вычтены из общего метража. И вот она составила список. Инструменты, краска, штукатурка, силикон, рейки, гвозди, тяжелый пластик в рулонах, уплотнитель, стекловата, панели для пола, гипсокартон из расчета на двойное покрытие.
В строительном магазине на Рюэсгэде в Нерребро ей пообещали доставить все необходимое на следующий день, что ее более чем устраивало, ибо ждать она больше не могла.
А когда все принесли в квартиру, комната была изолирована и отделана в дневные часы – пока сосед снизу был на работе, а сосед сбоку отправлялся за покупками или выгуливал вокруг озер свою маленькую тибетскую засирательницу ковров.
Никто не должен был слышать, чем она занималась на пятом этаже в квартире слева. Никто не должен видеть ее с молотком или пилой в руках. Никто не должен задавать лишних вопросов, ибо она уже два года прожила в этой квартире анонимно и так рассчитывала прожить до самого конца своих дней.
Независимо от того, что она собиралась делать.
Когда комната была наконец готова, Нэте отошла на порог и с удовлетворением посмотрела на свою работу. Пришлось помучиться, чтобы изолировать и обшить потолок. Но это была самая важная часть работы, не считая дверей. Пол пришлось поднимать и прокладывать двойным слоем пластика и стекловаты. Она поправила дверь, чтобы можно было открывать ее внутрь, несмотря на то что на полу лежал ковер.
Кроме разницы в высоте пола по сравнению с коридором, ничто не бросалось в глаза. Комната готова. Зашпаклеванная и свежевыкрашенная, с толстым уплотнителем в дверной и оконных рамах, обставлена в точности так же, как и прежде. Картины на стенах, всякие безделушки на подоконниках; в центре, естественно, обеденный стол с кружевной скатертью и шесть стульев без подлокотников, помимо ее собственного, стоящего во главе стола.
Затем Нэте повернулась к растению, стоящему на подоконнике, и осторожно растерла один из листиков между пальцами. Запах был резкий, но не сказать, что неприятный. Ибо именно он, запах белены, ассоциировался у нее с безопасностью.
Все девушки Спрогё перешептывались о Гитте Чарльз, когда та приплыла к ним на почтовой лодке в разгар лета 1956 года. Кто-то говорил, что она училась на медсестру, но дело обстояло совсем не так. Сиделка – возможно, но не медсестра, ибо, помимо директрисы, никто из персонала на острове не имел никакого образования, и Нэте это прекрасно знала.
Девушки шептались главным образом потому, что наконец появился кто-то красивый. Как кокетливо она поводила руками, как стремительно и широко шагала. Говорили, что Гитта похожа на Грету Гарбо. Она действительно была какой-то особенной. И уж точно отличалась от злобных престарелых сучек – либо старых дев, либо разведенок, либо вдов, вынужденных искать себе работу в качестве персонала в этом адском месте.
Гитта Чарльз была прямая, как струна, блондинка, в чем проявлялось ее сходство с Нэте, с красиво уложенной прической, приоткрывающей пушок на шее, чего не позволяла себе даже директриса. Женственная и живая, она воплощала в себе все, чего хотели достичь Нэте и многие другие девушки.
Да, все бросали завистливые, а некоторые даже и похотливые взгляды на Гитту, однако вскоре выяснилось, что за утонченной внешностью скрывается сущий дьявол. И девушки стали держаться от нее подальше. Все, кроме Риты.
Устав от общества Риты, Чарльз, как ее называли, обратила взгляд своих голубых очей на Нэте. Пообещала ей помощь в повседневной работе, покровительство, а также, возможно, и шанс выбраться с острова.
Весь вопрос заключался лишь в том, в какой степени Нэте окажется способной ублажить Чарльз. А если она на свой страх и риск проболтается о том, как они вдвоем проводят время, то Нэте придется перестать пить что бы то ни было, ибо в любую жидкость может оказаться подмешанной белена, предупредила Гитта Чарльз.
Именно так Нэте узнала о белене и ее страшных свойствах.
– Hyoscyamus niger[64], – произнесла Чарльз таинственно и протяжно, дабы подчеркнуть всю серьезность.
Одно лишь название вызвало у Нэте мурашки.
– Говорят, к ее помощи прибегали ведьмы, чтобы долететь до Брокена[65], – продолжала она. – А когда женщин отлавливали, священники и палачи давали им настой из этой травы, чтобы притупить их чувства во время пыток. Поэтому белену называют ведьмовским зельем, так что тебе следует быть поаккуратнее с ней, я тебя предупреждаю. Не лучше ли подчиниться мне?
В результате Нэте попала в рабство на долгие месяцы, и этот период во всех отношениях оказался для нее наиболее ужасным из всего времени, проведенного на Спрогё.
Вглядываясь в море, она видела не только путь к свободе – морские волны могли утянуть ее на дно. Вниз, во тьму, где никто не найдет ее и не причинит боли.
Семена белены оказались единственным, что Нэте захватила с собой, когда наконец покинула остров Спрогё. Четыре года тяжких трудов и мучений, вот и всё.
Много позже, уже получив диплом лаборанта, она услышала о раскопках, проведенных на месте некоего аббатства, где удалось обнаружить и вырастить семена белены, пролежавшие в земле сотни лет. Нэте немедленно посеяла в цветочный горшок собственные семена, после чего поставила горшок в солнечное место.
Вскоре из горшка, подобно птице феникс, вытянулось крепкое зеленое растение и кивнуло ей, как старый друг, который в течение долгого периода пребывал в отъезде, а теперь вновь вернулся.
Несколько лет растение возвышалось над землей Хавнгорда, а сейчас в горшке на подоконнике мансарды в Нерребро рос уже потомок потомков того самого первого растения. Всех предшественников Нэте высушила и припрятала вместе с одеждой, в какой теперь ходила с момента переезда.
Это были реликвии из другого времени. Измельченные листья, стручки с семенами, высушенные стебли и скрюченные остатки того, что некогда представляло собой прекраснейшие белые цветы с темными прожилками и огоньком красного глазка в серединке. С этого растения Нэте собрала два мешка органического материала, и она точно знала, как применить его.
Возможно, в свое время именно наличие белены со всеми ее скрытыми тайнами сподвигло ее отучиться на лаборанта. Возможно, именно это растение заставило ее с энтузиазмом взяться за изучение химии.