На другом конце провода раздался гогот.
– Чертовка, она уже все успела рассказать… Да, блондинка, с вьющимися волосами, верно. И цвет назвали верный. Например, в данный момент у меня розовый лак для ногтей и розовая помада. Но вот плиссированную юбку я не надевала уже давным-давно.
– А юбку в шотландскую клетку?
– Да, будучи подростком, после конфирмации я носила ее.
– Ирса, если вы пороетесь в шкафу, или куда там еще вы ее засунули, думаю, обнаружите, что такой юбки у вас давно уже нет.
Затем Карл с улыбкой опустился на кресло. Об оставшихся двух сестрах он почти ничего не знал, но если в один прекрасный день они объявятся в подвале в виде карикатуры в Розином исполнении, Ассад поможет с ними справиться.
«Зал Тиволи» действительно находился напротив «Рио Браво», однако это был никакой не «зал». По крайней мере, Мёрк никогда прежде не слыхал, чтобы залом называли подвал с высотой потолков два двадцать.
Кузен Карла расположился в самом конце помещения рядом с окном и в удобной близости от туалета. Когда Ронни устраивался в подобном заведении, он только и делал, что удалялся в уборную, дабы мочевой пузырь поспевал справиться с деятельностью, имеющей место на другом конце его всепоглощающего тела.
Ронни поднял руку, словно Карл был не в состоянии его узнать. Разумеется, он постарел, к тому же прилично поправился, но в остальном сохранился таким, какой был. Напомаженные волосы – не в стиле бесподобных рок-н-ролльщиков 1950-х годов, а в стиле какого-нибудь промасленного тенора из аргентинской «мыльной оперы» для малоимущих обитательниц провинции. «Убожество» – так описала бы этот стиль Вигга. Кроме всего прочего, он был облачен в плотную блестящую куртку а-ля мафиози и джинсы, которые не подходили к прочей одежде, да и самому Ронни не шли. Огромная задница и тонкие ножки. Наверняка это произвело бы прекрасное впечатление на неаполитанскую кокетку, но только не на Карла. И остроносые ботинки с пряжками… Короче говоря, перебор!
– Я уже заказал, – с этими словами Ронни указал на две пустые пивные бутылки.
– Я так полагаю, одна из них предназначалась для меня, – сказал Карл, а Ронни покачал головой.
– Еще парочку! – заорал он, подавшись к Мёрку. – Рад снова тебя видеть, братец. – Он потянулся к ладоням Карла, но тот вовремя успел отстраниться. Там присутствовали другие посетители. Они, чего доброго, еще распустят какие-нибудь сплетни.
Карл пристально посмотрел на Ронни и заявил:
– Я знаю, что ты рассказал Берге Баку в недрах тайского бара.
– Ну да, – сказал Ронни. – И что такого?
Он даже не пытался отрицать.
– Ронни, ты слишком много пьешь. Может, мне похлопотать в главном управлении и устроить тебе «Миннесоту»?[72] Да, и не думай, что я возьму на себя расходы. Однако, если ты продолжишь направо и налево трепаться о том, что укокошил своего отца, и приплетать к этому меня, вполне может случиться, что ты абсолютно бесплатно будешь обезврежен путем помещения в одну из наших замечательных тюряг.
– Вряд ли, у дела уже вышел срок давности. – Ронни улыбнулся пожилой даме, которая принесла тарелку и два пива.
Вяленая треска.
Карл бегло взглянул на меню. Рыбное безобразие стоило сто девяносто пять крон. Явно самое дорогое блюдо, и пускай Ронни сам платит, будь он трижды проклят.
– Спасибо, но пиво не для меня, – заявил Карл, сдвинув обе бутылки в сторону кузена, чтобы не возникло вопросов, кому поднести счет. – У убийств в Дании нет срока давности, – сухо сказал он, не обращая внимания на то, что официантка вздрогнула при этих словах.
– Старина, – продолжил Ронни, когда они вновь остались наедине, – доказать ничего нельзя, так что успокойся. Отец был ублюдком. Вполне возможно, он был любезен с тобой, но никак не со мной. А походы на рыбалку устраивались лишь ради того, чтобы произвести благоприятное впечатление на твоего отца. И ни хрена он не рыбачил. Как только мы помчались за девчонками, ехавшими по дороге, он вознамерился устроиться поудобнее на своем складном стульчике в компании с куревом и водочкой. И ср… он хотел на рыбу. Большую часть своего «улова», – Ронни жестом нарисовал в воздухе пару кавычек, – он приносил из дома. Разве ты не знал?
Полицейский покачал головой. Это никак не вязалось с образом дяди. Карл его любил, тот научил племянника многому.
– Нет, Ронни, ты что-то путаешь. Рыба была свежепойманной, и отец не был пьян, вскрытие показало абсолютно точно. Почему же ты мелешь вздор?
Ронни сдвинул брови и поджал губы, прежде чем ответить.
– Карл, ты был уже большим мальчиком. Ты видел лишь то, что хотел видеть. И, насколько могу судить, так и не вырос. Не хочешь слышать правду – плати и убирайся.
– Ну-ну, все-таки позволь мне услышать. Расскажи, как ты убил своего отца, и о моем присутствии при этом действе тоже.
– Вспомни плакаты, висевшие у тебя в комнате.
Что за дурацкий ответ?
– Какие плакаты?
Он рассмеялся.
– Только не заставляй меня поверить в то, что я помню, а ты нет.
Карл глубоко вздохнул. Кузен тронулся умом от выпивки.
– Брюс Ли, Джон Саксон, Чак Норрис. – Он изобразил пару движений каратиста. – «Поу-поу», «Выход Дракона», «Кулак ярости»… Такие вот плакаты, Карл.
– Из фильмов про каратистов?! Они висели у меня совсем недолго. К тому времени я их давно убрал. Что ты имеешь в виду?
– Джит Кун До-о-о! – неожиданно заорал он, так что треска кусками полетела из его рта, а сидящие за соседними столиками посетители чуть не выронили из рук чашки. – Помнишь свой боевой клич, Карл? Ольборг, Йорринг, Фредериксхавн, Нёрресундбю. Если фильм с участием Брюса Ли шел в каком-то из этих городов, ты оказывался тут как тут. Неужели не помнишь, чувак? Ты собирался посмотреть какой-то фильм, «запрещенный к просмотру детьми», и стоял перед билетной кассой. Значит, это произошло не сильно раньше, верно? Кажется, возрастные ограничения распространялись на лиц до шестнадцати, а когда погиб отец, тебе было семнадцать.
– О чем ты болтаешь, Ронни? При чем тут фильм?
Тот вновь перегнулся через стол.
– Ты обучил меня удару ребром ладони, Карл. Увидев девушек на дороге, ты больше не оглядывался назад. Именно в тот момент я ударил отца в шею. Несильно, но вполне достаточно. Ты когда-то объяснял мне, как нужно ударить, чтобы не сломать шею жертве, но причинить значительный вред. Я упражнялся дома на овцах, так что прицелился ровно в сонную артерию, ударил и пнул пяткой, вот и всё!
Карл увидел, что на краю стола дергается скатерть. Только бы он не решил продемонстрировать описываемый прием сейчас.
– Отодвинься немного, а то плюнешь рыбой мне на одежду, – попросил он. – Знаешь что, Ронни? Это полный бред, просто чушь! Я попрощался с дядей, и потом мы ушли с тобой одновременно. Неужели ты настолько травмирован его смертью, что тебе приходится выдумывать всякое вранье, чтобы спокойно жить дальше? Ты стал жалким.
Собеседник улыбнулся.
– Думай, что хочешь. Десерт будешь?
Карл помотал головой.
– Если еще когда-нибудь услышу, что ты говоришь о тех событиях в подобном духе, я покажу тебе «Джит Кун До».
Затем Карл поднялся и оставил приятеля наедине с остатками рыбы и, очевидно, серьезными размышлениями о том, как он будет выкручиваться со счетом. По крайней мере, до десерта дело точно не дойдет.
– Срочно к Маркусу Якобсену, – оповестил Карла постовой по возвращении.
«Если сейчас он покажет мне нос, я не на шутку расстроюсь», – подумал Мёрк, поднимаясь по лестнице.
– Сразу перейду к делу, Карл, – приступил Маркус, прежде чем успел закрыть дверь кабинета. – Спрошу тебя как есть. Ты знаешь, кто такой Пит Босвелл?
Мёрк нахмурился.
– Нет, мне это имя ни о чем не говорит, – ответил он.
– Только что мы получили анонимную информацию о трупе, обнаруженном на Амагере.
– Так… Терпеть не могу анонимную информацию. И что там?
– О том, что жертва – англичанин, Пит Босвелл, двадцать девять лет, негр родом с Ямайки. Исчез осенью две тысячи шестого года. Остановился в отеле «Тритон»; сотрудник торговой компании, зарегистрированной под названием «Кандалу Воркшоп». Торговля индийскими, индонезийскими и малазийскими предметами искусства и мебелью. Тебе о чем-либо это говорит?
– Абсолютно ни о чем.
– Весьма странно, ибо информация также гласит о том, что ты, Анкер Хойер и Пит Босвелл встречались в тот день, когда он пропал.
– Встречались? – Карл нахмурился. – Какого черта мне встречаться с человеком, импортирующим мебель и безделушки? У меня все время одна и та же мебель, с тех пор как я въехал в свой таунхаус. На новую нет денег. А если бы даже и были, то я отправился бы за нею в «Икею», как и многие другие граждане. Черт возьми, к чему ты клонишь, Маркус?
– Вот-вот, я и сам себе задаю тот же вопрос… Ну давай поглядим. Анонимные сообщения приходят, как правило, не один раз, – сказал он.
Ни слова о несвоевременном появлении Карла на совещании.
Глава 18
Гитта Чарльз напоминала картину, которая в свое время увлекла создателя, однако теперь стояла со стертой подписью в углу у перекупщика. В Торсхавне одно лишь имя заставляло ее ощущать свою особенность, и уже взрослой девушкой она пообещала себе, что, если когда-нибудь в ее жизни появится жених, она не откажется от своего имени. Девочка по имени Гитта Чарльз была сильной и стойкой. Будучи взрослой, она часто вспоминала себя маленькой. Обо всем, что было до того, как она выросла, не стоило и говорить.
Когда отец становится банкротом, мир рушится и исчезают надежды на будущее – по крайней мере, так произошло с Гиттой, ее матерью и младшим братом.
В Вайле они нашли безопасную, однако незавидную замену своей прежней жизни – квартиру, лишенную вида не только на гавань, но и вообще на море, – и вскоре семейство превратилось в трех отдельных человек, каждый из которых пошел своим путем, безразличный к другим. С шестнадцати лет – а это было тридцать семь лет назад – она не видела ни мать, ни брата, что ее вполне устраивало.