— Что же мне, ехать опознавать рубашку? Можно было бы просто прислать фотографии.
— У них свой собственный план, — вставил Маркус. — Все заинтересованы в том, чтобы ты туда поехал. Включая тебя самого.
— Что–то мне не особенно хочется. — Карл посмотрел на часы. — Кроме того, время уже позднее.
— Тебе что–то не хочется! Скажи–ка мне, Карл, когда у тебя назначена встреча с кризисным психологом?
Карл надулся. Неужели нужно сообщать об этом при всем отделе?
— На завтра.
— В таком случае, по–моему, ты можешь сегодня съездить в Сорё, а завтра по свежим следам пойдешь и обсудишь с Моной Ибсен свою реакцию. — С дежурной улыбкой Маркус взял верхнюю папочку с самой большой стопки на столе: — И вот тебе, кстати, копия документов из ведомства по делам иностранцев относительно Хафеза Ассада. Изволь, пожалуйста!
Вести машину досталось Ассаду. Прихватив на дорожку несколько пряных рулетиков и треугольничков, он покатил по шоссе Е20. Сидя за рулем, он имел вид веселого и довольного жизнью человека; улыбаясь, покачивал головой в такт музыке, звучавшей по радио.
— Ассад, я получил твои бумаги из ведомства по делам иностранцев, но еще не успел их прочитать, — сказал Карл. — Не мог бы ты рассказать мне, что там написано?
Идя на обгон грузовика, шофер на секунду отвлекся от дороги, чтобы кинуть внимательный взгляд на своего пассажира:
— День моего рождения, место рождения и что я тут делаю? Ты об этом?
— Почему тебе дали постоянное право на жительство? Это тоже там написано?
Ассад кивнул:
— Меня убьют, если я вернусь домой, — такое вот дело! Власти Сирии не очень любили меня, понимаешь!
— За что?
— У нас были разные взгляды, этого достаточно.
— Достаточно для чего?
— Сирия — большая страна. Люди иногда просто исчезают.
— Ладно, ты уверен, что тебя убьют, если ты вернешься?
— Именно так, Карл.
— Ты работал на американцев?
Ассад резко повернулся к нему:
— Почему ты так говоришь?
Карл отвернулся.
— Сам не знаю. Я просто спросил.
Когда он в последний раз был в старом полицейском участке Сорё на Сторгаде, тот принадлежал шестнадцатому округу рингстедской полиции. Сейчас он был отнесен к Южнозеландскому и Лолланд–Фальстерскому округу, но стены из красного кирпича ничуть не изменились, из–за барьера смотрели те же лица, и обязанностей ни у кого не убавилось. И какой был смысл переписывать людей из одной графы в другую?
Карл ожидал, что кто–нибудь из здешних криминалистов попросит его еще раз описать клетчатую рубашку. Но нет! Все оказалось не так примитивно. В кабинете размером с чуланчик Ассада гостя встретили четверо полицейских с такими лицами, как будто каждый из них потерял в неприятном ночном происшествии близкого родственника.
— Йоргенсен! — объявил один из них, протягивая Карлу руку.
Рука оказалась холодна как лед. Наверняка этот Йоргенсен несколько часов тому назад смотрел в глаза тем парням, которые были убиты из монтажного пистолета. В таком случае он уж точно за эту ночь ни секунды не спал.
— Хочешь осмотреть место преступления? — спросил один из ребят.
— Это необходимо?
— Там картина немного иная, чем на Амагере. Их убили в авторемонтной мастерской. Одного в гараже, другого в конторе. Стреляли с очень близкого расстояния, так как гвозди вошли очень глубоко. Их можно было обнаружить, только внимательно присмотревшись.
Другой полицейский протянул фотографии размера А4. Все так. Из черепа торчит только верхний конец гвоздя, даже крови почти нет.
— Видишь, оба были заняты работой. Руки грязные, одежда — рабочий комбинезон.
— Пропало что–нибудь?
— Ничегошеньки!
Этого слова Карл не слышал уже много лет.
— Какой работой они занимались? Дело было поздним вечером? Может, они подхалтуривали?
Криминалисты обменялись взглядами. Очевидно, они сами ломали над этим голову.
— На полу остались сотни разных следов. Похоже, там никогда не делали уборки, — вмешался в разговор Йоргенсен.
Ему явно пришлось нелегко.
— А теперь, Карл, приглядись вот к этому внимательно, — продолжил он, приподнимая покрывало на столе. — И не говори ничего, пока не сможешь ответить с полной уверенностью.
Под покрывалом обнаружились четыре рубашки в крупную красную клетку. Они лежали на столе, словно четыре лесоруба, отправившиеся на вырубку.
— Есть ли здесь похожая на ту, что ты видел на месте преступления на Амагере?
Это было самое странное опознание, в каком Карлу приходилось участвовать. Нужно было ответить на вопрос: какая рубашка это сделала? Звучит прямо как розыгрыш. Он никогда не был специалистом по рубашкам. И своих–то не помнил.
— Карл, я понимаю, что это трудно, когда прошло столько времени, — устало произнес Йоргенсен. — Но ты нам очень поможешь, если сделаешь это.
— Да с чего вы, черт побери, взяли, что убийца будет ходить в той же рубашке спустя несколько месяцев? Небось и сами в своем деревенском захолустье иногда все же меняете одежонку.
— Мы все проверяем. — Йоргенсен не обратил внимания на его тон.
— И откуда у вас такая уверенность, будто свидетель, видевший предполагаемого убийцу издалека да к тому же ночью, сумел с такой точностью запомнить рубашку преступника, что его показания окажут серьезную помощь следствию? Да эти проклятые рубашки похожи одна на другую, как четыре капли воды! Они, конечно, отличаются, но есть же наверняка тысячи других похожих.
— Человек, который их видел, работает в магазине одежды. Мы доверяем ему. Он очень точно нарисовал нам эту рубашку.
— А того, кто был в нее одет, он не нарисовал? Так было бы лучше.
— И его тоже, причем довольно неплохо, но все–таки хуже, чем рубашку. Ведь нарисовать человека и нарисовать рубашку — это, как–никак, не одно и то же.
Карл взглянул на рисованный портрет, который положили перед ним поверх рубашек. Человек как человек. Если не знать, кто тут изображен, можно принять его за продавца копировальных аппаратов из Слагельсе: круглые очки, аккуратно выбритое лицо, простодушный взгляд и какие–то мальчишеские губы.
— Не узнаю. А рост какой, по словам свидетеля?
— Метр восемьдесят пять, не меньше.
Затем они убрали рисунок и кивнули на рубашки. Карл тщательно рассмотрел каждую. На первый взгляд они были одинаковыми.
Затем он закрыл глаза и постарался мысленно представить себе ту самую рубашку.
— Ну и что было дальше? — спросил Ассад, когда они ехали назад в Копенгаген.
— Ничего. По мне, так они все одинаковые. Я уже не могу в точности вспомнить ту проклятую рубашку.
— Ты взял с собой фотографию, на которой она заснята?
Карл ничего не ответил, думая о другом. Мысленно он видел лежащего на полу рядом с собой мертвого Анкера, над ним хрипел Харди. Как же он тогда сразу не выстрелил! Достаточно было просто обернуться, едва послышались шаги входящих в барак, и ничего этого бы не произошло. И вместо этого странного существа, Ассада, сейчас рядом за рулем сидел бы Анкер. А Харди! Харди не лежал бы, черт побери, прикованный к кровати на всю оставшуюся жизнь.
— Карл, разве они не могли сначала просто прислать тебе снимки?
Карл посмотрел на своего водителя. Иногда взгляд из–под этих широких бровей выражал такую дьявольскую невинность!
— Конечно, Ассад. Разумеется, можно было и так.
Он взглянул на дорожные указатели: всего несколько километров до Тострупа.
— Сверни здесь!
— А зачем? — спросил Ассад, двумя колесами заезжая за белые полосы.
— Затем, что я хочу посмотреть на то место, где был убит Даниэль Хейл.
— Кто?
— Парень, который заинтересовался Меретой Люнггор.
— Откуда ты об этом узнал?
— Бак рассказал. Хейл погиб в автомобильной аварии. У меня есть отчет дорожной полиции.
Ассад присвистнул так, словно погибнуть в автомобильной аварии мог только очень и очень невезучий человек.
Карл взглянул на спидометр. Может быть, Ассаду все–таки следовало бы поменьше нажимать на газ, а то как бы им обоим тоже не пополнить эту статистику.
Прошло пять лет с тех пор, как Даниэль Хейл погиб на дороге, ведущей в Каппелев, но и сегодня следы аварии были отчетливо видны. Здание, в которое врезалась машина, немножко подлатали и отмыли от копоти, но деньги, полученные по страховке, явно ушли на что–то другое.
Карл бросил взгляд на дорогу впереди, где простирался довольно длинный открытый отрезок. Это как же не повезло человеку! Случись авария на десять метров ближе или дальше, он бы не врезался в это безобразное здание, а просто вылетел в открытое поле.
— Надо же, чтобы такое невезение! Как ты думаешь, Карл?
— Ужасное невезение!
Ассад пнул пень от сломанного дерева, сохранившийся перед поврежденной стеной:
— Он налетел на дерево, и дерево переломилось, как спичка, а затем врезался в стену дома, и машина загорелась?
Карл кивнул и обернулся. Немного дальше, как ему было известно, на шоссе выходила проселочная дорога. Если он правильно запомнил то, что было написано в протоколе, то другая машина выехала как раз оттуда.
— Даниэль Хейл ехал на своем «ситроене» с той стороны из Тострупа, — Карл махнул рукой на север, — и, по словам другого водителя, они столкнулись именно здесь. — Он показал на разделительные полосы. — Может быть, Хейл уснул. Во всяком случае, он заехал за разделительную полосу и столкнулся с другой машиной, после чего его отбросило прямо на дерево и об стену дома. Все произошло за какую–то долю секунды.
— А что было с тем человеком, с которым они столкнулись?
— А тот вылетел вон туда. — Карл указал на ровное поле, которое по воле ЕС несколько лет назад было переведено в разряд невозделываемых.
Ассад присвистнул:
— Так с ним, значит, ничего не случилось?
— Ничего. Он ехал на каком–то жутком гигантском полноприводном тягаче. Ты, Ассад, сейчас в сельской местности.
По выражению лица помощника было видно, что он прекрасно все понимает.