Он обвел взглядом коллег Хюттестеда. Вероятно, половине из них можно было сразу поставить диагноз «смерть мозга»: пустые глаза и полное равнодушие. Может, среди тех, кто помоложе, еще сохранились какие–то признаки умственной деятельности и они что–то знают, если не по собственным наблюдениям, то хотя бы с чужих слов? Как–никак, недаром же это все–таки царство сплетен.
— Говоришь, вас прислал Харди Хеннингсен? — раздался голос Хюттестеда, который подтянулся поближе к купюре. — Уж не вы ли его тогда так подставили? Я хорошо помню, что там был какой–то Карл Мёрк. Вас, кажется, так зовут? Это же вы использовали одного из товарищей как прикрытие, спрятались под Харди Хеннингсеном и притворились мертвым.
По спине Карла продрало морозом, словно дохнуло полярным холодом. Откуда этот тип вывел такое заключение? Все внутреннее расследование проходило в закрытом режиме. Никто даже намеком не высказывал ничего, что могло навести на такие выводы.
— Ты нарочно так говоришь, чтобы я схватил тебя за шиворот и размазал по стене и тебе было потом о чем написать статейку в следующий номер? — Карл надвинулся на журналиста, и Хюттестед быстро отвел глаза, сделав вид, что смотрит только на купюру. — Лучшего товарища, чем был Харди Хеннингсен, нельзя себе представить. Я бы отдал за него жизнь, если б мог. Ты это понял?
Хюттестед послал своим коллегам торжествующий взгляд. Вот и готов заголовок для следующего номера, и Карл выбран жертвой. Вот уж чертово невезение! Не хватало только сюда еще фотографа, чтобы запечатлеть этот момент. Пока не поздно, надо отсюда убираться.
— Дашь тысчонку, если я скажу, кто из фотографов специализировался на Мерете Люнггор?
— А какой мне от этого прок?
— Не знаю. Может, и пригодится. Или ты не полицейский? Можешь позволить себе разбрасываться подсказками?
— И кто же это?
— Попробуй поговорить с Йонасом.
— С Йонасом? А как его дальше?
Тысячная купюра маячила всего в десяти сантиметрах от жадных рук Хюттестеда.
— Йонас Хесс.
— И где его искать? Он сейчас здесь, в редакции?
— Таких, как Йонас Хесс, у нас не берут в штат. Посмотри его по телефонной книге.
Карл записал имя и молниеносным движением спрятал купюру в карман. Все равно этот дурак напишет о нем в следующем номере. Кроме того, Карл в жизни никогда не покупал информацию за деньги, а Хюттестед не настолько важная птица, чтобы ради него изменять своим принципам.
— Ты готов был отдать жизнь за Харди Хеннингсена? — крикнул вслед удаляющемуся сквозь строй Карлу Хюттестед. — Что ж ты этого не сделал тогда?
Адрес Йонаса Хесса Карл получил внизу у портье. Такси доставило его на Вайландс–алле и высадило возле крохотного оштукатуренного домика, занесенного песками времени в виде излишков общественного благосостояния: старых велосипедов, треснутых аквариумов и стеклянных баллонов, оставшихся как память о старинном домашнем пивоварении, истлевших кусков брезента, которые уже не прикрывали гнилых досок, кучи бутылок и всякого другого хлама. Очевидно, владелец домика был одним из тех многочисленных персонажей, которым требовалась помощь какой–нибудь из неимоверно размножившихся программ по обустройству жилища, заполонивших все телевизионные каналы. Здесь пригодилась бы помощь даже самого незаметного садового дизайнера.
Валяющийся на земле велосипед и негромкое мурлыканье радиоприемника за немытыми окнами подсказывали, что внутри кто–то есть. Нажав на кнопку звонка, Карл упорно удерживал ее, пока палец не онемел.
— Заткнись ты, что ли, и прекрати трезвонить! — послышалось наконец из дома.
Дверь открыл человек с красным лицом, несущим все признаки сильного похмелья, и стал вглядываться в Карла, щурясь от слепящего солнца.
— Черт, это сколько же сейчас времени? — спросил он и, отпустив ручку двери, снова скрылся в доме.
Чтобы последовать за ним, вряд ли требовался судебный ордер. Вид у комнаты был такой, какой бывает в фильмах катастроф после падения кометы, расколовшей земной шар. Обитатель дома со вздохом облегчения плюхнулся на просиженный диван, схватил бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка, пытаясь в то же время краем глаза следить за Карлом.
Опыт подсказывал гостю, что в лице этого субъекта ему достался далеко не идеальный свидетель.
В надежде, что это поднимет ему настроение, он передал хозяину дома привет от Пелле Хюттестеда и в ответ услышал:
— Он мне денег должен.
Карл собрался было предъявить полицейских жетон, но передумал.
— Я работаю в особом отделе полиции, который занимается неразгаданными делами, где пострадали люди, — проговорил он.
Такое уж, наверное, никого не могло напугать. Хесс на секунду опустил бутылку. Возможно, эта фраза была слишком длинной для его понимания.
— Я пришел по поводу Мереты Люнггор, — сделал Карл новую попытку. — Я знаю, что ты на ней, так сказать, специализировался.
Хозяин дома попытался улыбнуться, но помешала кислая отрыжка.
— Мало кто это знает, — отозвался он. — Ну и что там насчет нее?
— Нет ли у тебя неопубликованных фотографий Мереты?
Выдавив из себя подобие ухмылки, фотограф подался ему навстречу:
— Заткнулся бы лучше, чем спрашивать глупости. Да у меня их, поди, все десять тысяч.
— Десять тысяч! Это действительно много.
— Слушай сюда! — Он выставил перед собой растопыренную пятерню. — По две–три пленки через день в течение двух–трех лет — это сколько получается снимков?
— Наверное, куда больше, чем десять тысяч.
Так прошел час, и Йонас Хесс благодаря тем калориям, которые как–никак содержатся в неразбавленном виски, приободрился настолько, что смог, не шатаясь, отвести Карла в свою фотолабораторию, размещенную в маленькой бетонной пристройке за домом.
Здесь Карл попал словно в совершенно иной мир, чем тот, что он увидал в доме. Ему довелось побывать в разных фотолабораториях, но он еще никогда не встречал в них такой стерильной чистоты и такого порядка. Разница между обитателем дома и хозяином лаборатории прямо–таки поражала воображение.
Йонас Хесс выдвинул металлический ящик и углубился в его недра.
— Вот, — произнес он, протянув Карлу папку, на которой было написано: «Мерета Люнггор. 13/11.2001 — 1/3 2002». — Здесь лежат негативы, относящиеся к последнему периоду.
Карл начал просматривать папку с конца. В каждом из пластиковых кармашков помещались негативы целой пленки, но в последнем лежало всего пять снимков. На них четко виднелась написанная аккуратным почерком дата: «1/3 2002 М. Л».
— Ты фотографировал ее накануне того дня, когда она исчезла?
— Да. Ничего особенного. Просто несколько снимков, сделанных во дворе Риксдага. Я поджидал в воротах.
— Поджидал, когда она выйдет?
— Она или еще кто–нибудь из фолькетинга. Если бы ты знал, сколько занятных эпизодов я видел на этой лестнице! Надо только ждать, и в один прекрасный день — вот оно!
— Но в тот день, как я вижу, ничего забавного не случилось.
Карл вынул из папки пластиковый кармашек и положил на стеклянную подставку с подсветкой. Значит, снимки были сделаны в пятницу, перед тем как Мерета уехала домой. Накануне ее исчезновения.
Он нагнулся над негативами.
Да, тут отчетливо видно — под мышкой у нее кейс.
Карл покачал головой. Просто невероятно! Первый же снимок, и сразу то, что он искал! Вот оно доказательство — на негативе, белым по черному. Мерета уехала с кейсом. Тем самым — старым, потрепанным, с царапиной, все совпадало.
— Можно мне взять это на время?
Фотограф снова отхлебнул из горлышка и отер губы:
— Я никогда не отдаю негативы из дома. Даже не продаю. Но мы можем снять копию. Я его просто отсканирую. Тебе ведь не обязательно идеальное качество.
Он втянул в себя воздух, захохотал и отхаркнул мокроту.
— Да, спасибо, копия меня вполне устроит. Счет можешь прислать на мой отдел. — Карл протянул фотографу визитную карточку.
Тот посмотрел на негативы:
— Нет, все правильно. В тот день не случилось ничего выдающегося. Но у Мереты Люнггор вообще ничего такого нельзя было поймать. Разве что летом в прохладную погоду торчащие под блузкой соски. За эти снимки мне неплохо заплатили.
Снова харкающий смешок. Хозяин лаборатории направился к небольшому красному холодильнику, непрочно стоявшему на железных банках из–под химикалий. Достав бутылку пива, он сделал движение, словно предлагал гостю выпить, но опустошил емкость еще быстрее, чем Карл успел отреагировать.
— Сенсацией стала бы фотография, на которой она была бы заснята с каким–нибудь любовником, — сказал Йонас, пытаясь найти, чем бы еще залить жажду. — За несколько дней до этого мне показалось, что я ее подловил.
Захлопнув холодильник, он взял папку и пролистал кармашки немного вперед:
— Ну, зато вот тут есть фотография Мереты, беседующей в кулуарах фолькетинга с несколькими представителями Датской партии. С этих негативов я даже снял контактные копии. — Он ухмыльнулся. — Я заснял это не ради того, чтобы увековечить беседующих, а ради той, что стоит на заднем плане. — Он указал на даму за спиной у Мереты. — В таком формате это не очень хорошо видно, но ты потом посмотри, когда получишь увеличение. Она же была по уши влюблена в Мерету Люнггор, эта ее новая секретарша.
Карл наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Да, это действительно была Сёс Норуп. Совершенно неузнаваемая — если сравнить с тем, какой она выглядела под бдительным оком своей сожительницы в Вальбю. В совершенно ином настроении.
— Я, конечно, не знаю, было ли между ними что–нибудь или это только секретарша была не той ориентации. Может, этот снимок когда–нибудь и даст какой–то прибыток? — произнес он, переходя к следующему кармашку с негативами. Вот он! — Хесс ткнул влажным пальцем в пластиковую упаковку. — Я же помнил, что это было двадцать пятого февраля, в день рождения моей сестры. Я еще подумал, что сделаю ей какой–нибудь хороший подарок, если эта фотография окажется золотым дном. Вот, смотри.