«Проклятие, не хватало еще, чтобы меня увидели в такой момент. Почему это должно случиться именно в самом людном месте управления?» – пронеслось у него в голове. Карл соскальзывал по стене вниз, пока не уперся копчиком в ступеньку.
«Дыши глубоко, но спокойно», – внушал он сам себе, а тем временем всевозможные мысли о Моне навалились на него настоящим кошмаром, не желая ни покинуть его мозг, ни сколько-нибудь развиться.
Что же происходит с ней в последнее время? Она вдруг оказалась в офисе, а он должен был довольствоваться общением с секретаршей. Неужели для нее важнее беседа с клиентом, чем его желание сказать ей всего несколько слов? И что имела в виду секретарша, когда сказала, что нельзя назвать клиента Моны клиентом в привычном смысле слова? Если это был не клиент, то кто же, будь он неладен? Она изменяет ему в рабочее время? Офисный стол стал для нее новым ложем любви, прямо как для Гордона с Розой? Это возбуждает ее сильнее, чем когда он…
Карл вытер вспотевший лоб и почувствовал, как вокруг концентрируется запах смерти и распада. Все слилось в одну-единственную точку. Парализованный Харди у него дома. Рыдающий Харди, и отголоски выстрела в бараке на Амагере…
«Проклятье», – произнес Мёрк вслух, попытавшись подняться на ноги.
Он дрожал всем телом перед свиданием с Моной, на котором собирался сделать ей предложение. Но почему же он не дрожал после этого свидания? С ним что-то не так или за это время он успел кое-что осознать?
Резко заболело в груди. Карл закрыл глаза и сконцентрировался. Боль сосредоточилась в левом плече?.. Нет, слава богу; значит, не тромб.
«Соберись, идиот, – скомандовал он сам себе, – какие, на хрен, у тебя тромбы?» Однако чувство уязвимости не уходило.
«Права ли Мона? – думал Карл дальше. – Мы не более чем приятели по перепиху?» Да, на практике – наверное, чисто статистически – тоже довольно вероятно, однако он-то воспринимал их отношения совсем по-другому. Но если для нее дела обстоят именно так, почему она больше не хотела их встреч: это же лучше, чем ничего? Почему она сказала, что они запросто могли бы и не выбрать друг друга, если это не так? Разве он не ждал ее возвращения после многомесячной поездки в Африку с «Врачами без границ»? Какого черта он не вытащил из кармана кольцо, как только представился шанс?
Сделав глубокий вдох, Мёрк приподнялся с лестницы, голова кружилась, ладони лежали на коленях. Панцирь, сковавший грудь, немного размягчился. Болевые импульсы стали почти приятными, как распухший большой палец, от которого никак нельзя отделить остальные пальцы. Щадящая боль, нужная лишь для того, чтобы дать понять – он жив; осталось лишь окончательно выпрямиться и продолжить деятельность.
И вдруг все мысли о теле замерли.
Неожиданно он увидел все как было.
Эмоции живут в его теле, а не в голове, как надлежит. Вот в чем было дело.
Внезапно Карл стал бесчувственным и черствым. Борьба Харди превратилась в его доме в рутину, непредвиденный уход Маркуса Якобсена не пробудил в нем никакой адекватной реакции. Почему он не рассердился или не усомнился в происходящем? Почему не вышел из себя, когда Мона в одну секунду разрушила все, что у них было? Разрушила миг его жизни, в который он намеревался сделать ей предложение, преподнести ей то, чего, по его убеждению, желали они оба. И почему он оказался не в состоянии нормально отчитать Розу, когда застукал ее трахающейся в офисе? Неужели ему совершенно по фигу все или в нем появилось нечто иное, что он не мог контролировать?
А может, он всегда был таким?
В нем явно поселилось это ощущение. Сомнение в собственной идентичности.
Обалдеть, сколько за все эти годы ему приходилось слышать подобной трескотни от людей. Золотая жила психоаналитиков, лучшее орудие офисных деспотов, оплот курсов личностного развития: персональная самоидентичность…
Карл разогнул спину и взялся за поясницу, чтобы выпрямиться и обрести силы двигаться более-менее нормально.
Бросив взгляд на поистине бесконечную круговую лестницу, он решил оставить Лаурсена в покое. Зачем обременять себя восхождением на очередной этаж? Ведь Вильям Старк явно лежал в этой яме. Можно просто-напросто отправить образцы волос техникам и позволить им проделать оставшуюся работу. Это будет поручение для Розы, ибо он сам сейчас спустится в подвал и закинет ласты на стол. Один приступ тревоги еще можно переварить. Но после двух требовалось уже выпить кофе и вдосталь покурить.
Проделав три шага назад, в направлении лестничной площадки третьего этажа, Карл чуть не врезался в Мону.
К несчастью, он открыл рот и уставился на нее, как подросток. То есть он действительно слышал ее голос по дороге наверх? Значит, вполне возможно, она видела, как он в весьма жалком состоянии скользил вниз и вверх по стене на лестнице…
Вот ведь дерьмо.
– Привет, Мона, – выпалил он со всей непринужденностью, на какую был способен с отвисшей от изумления челюстью. – Направляешься в тюрягу?
– Привет, Карл. Мне кажется, ты какой-то бледный. Ты в порядке?
Он кивнул.
– Просто заработался. Знаешь, в подвале солнечный свет довольно ограничен, ха-ха. Но я прикупил автозагар.
Абсолютно дурацкая шутка.
– Я как раз возвращаюсь оттуда, – наконец ответила Мона на его вопрос. – Пришлось просить у заведующего отделением помощь в виде парочки тюремных охранников на время беседы с этим мужланом. Конченый психопат, для которого не существует никаких ограничений. И мне не захотелось дожидаться, когда он примется лапать меня, как в прошлый раз.
Карл кивнул. Не исключено, что он бы и сам попытался сделать это прямо сейчас, учитывая, насколько соблазнительно она выглядела.
Внезапно Мона нахмурилась. Лицо покрылось тонкой сеткой морщинок, которых он не замечал прежде. Она повернула голову к свету, от чего на секунду бросилось в глаза, насколько одрябла кожа на ее шее, а черты лица утратили прежнюю четкость. Она не выглядела старой – но неожиданно как-то необъяснимо и неуловимо увядшей.
– Мона, ты в порядке? – осторожно спросил Карл.
На краткий миг она улыбнулась уголками рта, и он не успел больше ничего сказать, когда она погладила его по щеке, извинилась за спешку, и стук ее высоких каблуков исчез в лабиринте полицейского управления.
Карл остался стоять как вкопанный, несмотря на то что коллеги проходили мимо с едкими замечаниями и плохо скрываемым ликованием.
Никакие вопросы так не занимают человека, как те, на которые не получено ответов, и в данный момент именно такие вопросы закопошились в его мозгу ядовитыми испарениями.
Совершенно очевидно, что Мона предпочла бы с ним не пересекаться. Создавалось ощущение, что она тверже стояла на ногах, когда находилась на расстоянии. Так происходило из-за того, что в его присутствии она испытывала дискомфорт, или из-за того, что Мона и без этого пребывала в дисгармонии с самой собой и не желала лишний раз вспоминать об этом в его обществе?
Проблема заключалась в том, что она вдруг почувствовала, что стареет, а он попался на ее пути именно в тот период, когда она стремилась поскорее реализовать себя, пока не станет слишком поздно? В этом все дело? Или просто он оказался недостаточно привлекательным? Или, если рассматривать более конкретную причину, потому что их с Виггой развод стал реальностью? Или он придвинулся к ней слишком близко? Возможно, она пронюхала, что он собирается сделать ей предложение, и решила предупредить его намерение?
Карл покачал головой. Размышлять о вероятных причинах было бессмысленным занятием. Перспектива их с Моной отношений явно не была радужной.
Тут зазвонил мобильный телефон.
– Через полтора часа у вас встреча с Рене Эриксеном в его офисе, – проинформировала Роза.
– Вот как… Мне кажется, у Ассада сейчас нет времени, а я…
– Нет, ты не понял. Туда отправишься ты с Гордоном. Разве ты не говорил с Ларсом Бьёрном?
Боже праведный… Неужели еще не хватит на сегодня бед?
– А еще твоя бывшая жена попросила меня напомнить тебе про ваш договор о том, что ты должен раз в неделю навещать ее мать, а ты продинамил пять недель. И если ты не съездишь к ней сегодня во второй половине дня, то должен будешь выложить пять тысяч крон, за которыми она может заехать вечером. Она уже позвонила своей маме и сообщила, что ты выехал. Интересно, успеешь ли ты за полтора часа смотаться в Баусверд, вернуться и метнуться в министерство… Надеюсь, успеешь. А я пока позабочусь о том, чтобы Гордон был тут как тут к твоему возвращению.
Мёрк дважды сглотнул.
– Карл, ты чего тут встал, как зомби? Весь белый, как простыня, – донеслось с лестницы. Это оказался Лаурсен в фартуке и прочей амуниции.
Как бы поделикатнее объяснить это, учитывая, что бывшая теща, Карла Маргрете Альсинг, сидит в своем Баккегордене и считает секунды?
– О, боже мой, как хорошо, что вы пришли, – радовался социальный работник, ведя Карла через отделение для слабоумных. – Нам пришлось переселить ее в другую комнату, потому что она курила у себя и у нее загорелось одеяло. Все, буквально все в прежней комнате покрылось слоем сажи. Вы бы только видели обои. Они черные, как смола.
Он приоткрыл дверь в старую комнату, которая действительно теперь мало на что была пригодна.
– Она флиртовала с пожарными, так что они еле-еле уехали. Причем, замечу, она была в одних трусах.
Карл вздохнул. У него было ровно двадцать пять минут, прежде чем ему предстояло отправиться в обратный путь. Слишком долго.
– Надеюсь, вы успели немного приодеть ее после этого, – попытался он улыбнуться.
Социальный работник кивнул; да, он обо всем позаботился. Возможно, именно поэтому он выглядел довольно утомленным и поспешил удалиться, проводив гостя к своей подопечной.
– Карла, вам запрещено курить в комнате, – сухо сказал Мёрк. – Вы это прекрасно знаете, мы уже обсуждали. Иначе снова устроите бардак. Можете курить только в саду, так что будьте добры потушить сигарету. Иначе мы будем вынуждены отобрать у вас все курево, – продекламировал он на прощание. Видимо, тирада произносилась в двадцатый раз за день.