– Мы знаем про дело Харди Хеннингсена, и человек, помогающий в его поисках, не должен расплачиваться за свою работу наказанием. Только не говорите ему сразу, пусть немного попотеет.
Затем полицейский салютовал, приставив к фуражке два пальца, и попрощался.
Они добрались меньше чем за пять минут.
Автокинотеатр без единого автомобиля, особенно под проливным дождем, представлял собой поистине тоскливое зрелище. Это был самый большой в Европе кинотеатр под открытым небом, и коляска с фигуркой Харди казалась неизмеримо крохотной на фоне громадного экрана.
Даже с учетом шерстяного пледа, в который они укутали горемыку, Карл давненько не встречал до такой степени вымокнувшего живого существа.
– Харди, что стряслось? – первое, что Мёрку пришло в голову сказать.
Глаза Харди не сдвинулись ни на миллиметр, но шипение, донесшееся из его рта, заставило Карла замолчать. Поэтому они с Ассадом еще пять минут стояли молча, глядя на беглеца, прежде чем беглец наконец чуть повернул голову и произнес:
– А, вот и вы!
Они транспортировали его домой и как следует растерли, так что его белая, как у личинки, кожа стала медно-красной.
– Харди, что такое произошло? Расскажи нам.
– Я решил заново пережить свою жизнь, насколько мне это доступно.
– Так… Правда, я не совсем понимаю, что ты сейчас имеешь в виду. Но если ты продолжишь в том же духе, твоя задумка быстро придет к логическому завершению.
– Да уж, Харди, больше так не делай, пожалуйста, – согласился Мортен. Подобные тонкие душевные переживания были совсем не свойственны столь массивному существу.
Харди попытался улыбнуться.
– Спасибо вам. Но вы прервали процесс переживания фильма, который мы с Минной смотрели там тридцать лет назад. Я сидел и представлял себе, как держу ее за руку, точно так же, как тогда, понимаете?
– Я понимаю, – отозвался Ассад, более подавленный, чем обычно.
– Ты утверждаешь, что смотрел фильм, которого на самом деле не было, и держал за руку женщину, которой там тоже не было и у которой теперь совсем другая жизнь? Это опасная тенденция, Харди.
Тот несколько раз с силой откинул голову на подголовник инвалидной коляски. Дурная привычка, появившаяся у него с тех пор, как он заново научился сидеть.
– Легко сказать, Карл. А что мне еще делать? Ждать смерти? Мне совершенно нечем заняться. – Он отвел взгляд в сторону. – Когда я валялся на койке, можно было по крайней мере размышлять над твоими делами. А теперь ты мне ничего не рассказываешь…
Спустя полтора часа после того, как солнце опустилось за тяжелые серые тучи, Карл с Ассадом исправили допущенную оплошность. Включив в гостиной свет, они убедились в том, что рассказ о деле Альберты Гольдшмидт действительно преобразил их приятеля-инвалида. Его тело по-прежнему напоминало соляной столб, возвышающийся над инвалидным креслом, но взгляд стал более осмысленным и выражал готовность Харди забыть об ограниченных возможностях тела.
– То есть Юна Хаберсот, которая теперь носит фамилию Кофоэд, обладает, вероятно, ключом к разгадке имени главного подозреваемого и может предоставить сведения о его приметах, а возможно, не только об этом?
– Вполне может быть. По крайней мере, так считает Роза.
– Да, и я, вообще-то, – добавил Карл.
– Но она не пожелала разговаривать с вами и явно не захочет разговаривать в следующий раз.
– Роза думает, что мы можем угрожать ей, но я думаю, не стоит этого делать.
– И вот вы, более или менее, зашли в тупик. – Харди улыбнулся. – Как там говорится, когда история заходит в тупик? Надо просто приплести единорога, и сказка продолжится. Ну или летающего слона, на худой конец…
Ассад кивнул.
– Там, откуда я родом, говорят: «В безвыходной ситуации оседлай своего верблюда пятым способом».
Карл на мгновение упустил логическую нить. Он как-то не горел желанием услышать ни о первых четырех способах, ни о пятом.
– Кажется, первые четыре – это перед горбами, между горбами, за горбами и на одном из горбов, – вдруг оживился Харди. – Я слышал эту поговорку.
Ассад довольно кивнул.
– А пятый – с ногой в заднице. Тогда животное несется как ошпаренное.
Карл находился где-то в другом месте.
– Ассад, повтори-ка еще раз, что выдала Юна Хаберсот на дороге в Окиркебю.
Сириец принялся листать блокнот.
– Я записал ее слова не сразу, но, кажется, что-то типа: «Я б желала по реке вдаль унестись на коньках, – почти что пропела она, – но снега здесь нет никогда, а есть лишь листва». – Перекосив лицо, он взглянул на Харди. – Верно воспроизведено?
Тот поморщился.
– Я думаю, почти верно, – сказал он. – Мне знаком только автор текста – это Джони Митчелл.
Карл вытаращил глаза.
– Ты знаешь эти строки?!
– Мика, не мог бы ты подойти и помочь мне? – попросил Харди.
Мортен нехотя отпустил своего мускулистого бойфренда. Вся команда была в сборе, и бывшая «мамочка» большого семейства вновь светилась от счастья.
– Харди, как это называется? – спросил Мика.
– Песня называется «Река». Найди ее в списке воспроизведения на «Айподе». Поставь, чтобы все могли слышать.
Карл нашел песню по «Гуглу», пока Мика прокручивал плейлисты с несколькими тысячами композиций.
– Нашел, – возвестил тот. – Джони Митчелл, «Река», семидесятый год.
– Точно, она, – подтвердил Харди. – Начало довольно необычное.
Через несколько секунд послышались первые такты «Джингл беллз» в джазовом стиле. В сильно измененном виде, но это явно был «Джингл беллз».
Карл и Ассад внимательно вслушивались в музыку. Как только зазвучали слова, Ассад поднял вверх большой палец.
«Oh, I wish I had a river I could skate away on…»[134]
Песня исполнялась печальным голосом под меланхоличный аккомпанемент на фортепиано. Четыре минуты тоски и уныния.
Мёрк кивнул. Харди явно не случайно знал эту песню.
– Карл, попробуй найти какой-нибудь форум с интерпретацией песен. Их великое множество, – посоветовал Харди.
Карл напечатал название и изучил список выданных ссылок. Уже пятая попала в точку.
Он прочитал вслух:
– «Джони Митчелл была канадкой, она переехала в Калифорнию, чтобы стать хиппи и продолжить музыкальную карьеру. Песня “Река” рассказывает о Рождестве, встреченном вдали от дома, в незнакомом месте, без привычного снега и катания на коньках. Если кратко, данная песня о заветном желании отречься от всего достигнутого и вернуться назад, в бесшабашное и беспечное время».
Они переглянулись, затем Харди нарушил молчание.
– Она поет прекрасно, песня затрагивает самые глубины моей души; думаю, вы меня понимаете. Но я не знаю, какое значение имеет композиция в вашем деле, я ведь не знаком с Юной Хаберсот. О чем вы с ней разговаривали до того, как она процитировала слова из песни?
Карл выпятил нижнюю губу. Как бы вспомнить…
– Незадолго до этого она сказала мне, что я не знаю, о чем она мечтает и сколько сил приложила для воплощения мечты, – вспомнил Ассад. – Когда она высказала мне все это, я тут же осознал, что ее слова могут быть справедливыми.
Вновь повисло молчание. Никто не знал, что конкретно стояло за строками из песни для бывшей супруги Хаберсота. Если б тогда с ними была Роза, уж она докопалась бы до сути.
– Кто хочет супа? – пропел Мортен с кухни.
Карл встрепенулся.
– Если как следует подумать, не так уж много грез Юны Хаберсот воплотилось в этой жизни.
– Конечно, не много. Ну а у кого много? – спросил Харди. – И как вы считаете, связь с молодым человеком не стала для нее реализовавшейся мечтой?
– Несомненно. Я просто никак не возьму в толк, почему она ни с того ни с сего выдала эту цитату из песни. Не думаю, что Юна Хаберсот увлекалась творчеством Джони Митчелл.
– У нее на полках были только датские поп-хиты, – подтвердил Ассад.
– «Река» – это действительно поэтичная, воздушная, парящая песня, – прокомментировал Харди. – Если женщина не принадлежит к типу людей, которым нравятся подобные вещи, значит, кто-то втемяшил эту лирику ей в голову. Можно предположить, что она услышала песню благодаря тому самому парню? Он ведь, судя по всему, тоже стремился вернуть былые времена, или я ошибаюсь? Оккультные места бронзового века, солнечные камни, круглые церкви и тамплиеры прославились задолго до плясок длинноволосых хиппи.
– Ну, предположим, что так оно и было. Как нам это поможет?
– Я бы попробовал оседлать верблюда пятым способом, – нашелся Харди.
Ассад задрал вверх большой палец. Если речь заходила о верблюдах, он был тут как тут.
Спустя пять минут трое мужчин сидели вокруг инвалидной коляски Харди, вытаращив глаза. Суп Мортена подождет.
– Мика, набери номер Юны Хаберсот, – скомандовал Харди. Сказано – сделано. – Приготовили «Айпод»?
Мика кивнул и нажал на кнопку вызова, держа телефон на расстоянии пяти сантиметров от уха Харди.
– Юна Кофоэд, – сказала женщина на другом конце трубки. Мика включил «Айпод», и комнату наполнил голос Джони Митчелл.
Мика медленно переместил телефон к губам Харди.
Их парализованный друг даже перестал моргать, его расфокусированный взгляд блуждал по комнате. Он превратился в полицейского при исполнении, целиком и полностью сосредоточившись на рабочем задании. В человека, который безошибочно определял момент и верный тон голоса для успешного исполнения роли анонима.
– Юна, – произнес он, пока музыка продолжала играть на заднем плане.
За этим словом последовала пауза, которая заставила бы другого сдаться, но Харди по-прежнему смотрел, не моргая.
В трубке что-то сказали, и его взгляд взметнулся к потолку.
– Да, – спокойно сказал он.
Из телефона вновь последовала какая-то реакция.
– Ох, мне жаль это слышать, я ничего не знал… Как твои дела? – спросил Харди.