Король распорядился доставлять по реке все, вплоть до пирогов с угрями из Манта, по его приказу продававшихся за полцены на рынке в Шатле.
Тем временем осаждающие умирали с голоду; происходило прямо противоположное тому, что случается при обычных осадах.
Герцог Менский сжалился над своим племянником, герцогом Беррийским, и послал ему яблок, капусты и репы.
Уже во второй раз горожане видели возвращение исполненного силы короля, которого они пытались перед этим предать; уже во второй раз они страшились его мщения. И король отомстил, но мягко: он ограничился тем, что удалил из города трех или четырех депутатов, призывавших принять принцев; что же касается епископа Гильома Шартье, то король отомстил ему лишь тем, что не разговаривал с ним до самой его кончины и сочинил на его смерть оскорбительную эпитафию.
При всем том королю нужно было делать вид, что у него есть желание сражаться. Он заявил, что намерен идти на врага, и отправился в аббатство Сен-Дени, чтобы принять из рук его настоятеля орифламму; однако, опасаясь, как бы со святым знаменем не случилось беды, он заботливо упрятал его в своем дворце Турнель.
Король рассчитывал на голод и переговоры.
Чтобы знать, каково положение армии принцев в отношении продовольствия, он разрешил парижанам продавать этим изголодавшимся бедолагам съестные припасы.
Парижанам это разрешение принесло выгоду.
Жан де Труа рассказывает нам, как выглядели осаждающие при встрече с осажденными:
«Заросшие щетиной, осунувшиеся от недоедания, без штанов и башмаков, покрытые вшами и грязью, они испытывали такой бешеный голод, что хватали сыр нечищенным и прямо так и вгрызались в него зубами».
Торговцы докладывали о том, что они увидели. А только это и хотел узнать король. Он приказал затворить ворота города и покончил с вывозом съестных припасов.
Единственным пропитанием осаждающих стал незрелый виноград.
Тем временем Людовик XI вел переговоры: дипломатия была его сильной стороной.
Первыми, кто пришел к королю, были Арманьяки. Король, не будучи слишком злопамятным, заключил с ними мир; правда, позднее он был вынужден все это им припомнить.
Затем явился граф де Сен-Поль: ему очень хотелось стать коннетаблем. Он долго беседовал с Людовиком XI и, вне всякого сомнения, на этот раз мог рассчитывать если еще и не на меч, то хотя бы на ножны.
Потом начались переговоры с Иоанном Калабрийским — тем самым, кому Антуан де Ла Саль посвятил свой роман «Маленький Жан де Сантре и дама де Бель- Кузин», — однако с ним договориться не удалось.
Возможно, он был чересчур требовательным или в нем более не нуждались.
Король и в самом деле смотрел поверх голов всех этих людей.
Двадцать шестого августа он послал деньги льежцам.
Тридцатого августа льежцы восстали и бросили вызов герцогу Бургундскому огнем и кровью.
Четвертого сентября принцы запросили перемирия, и оно было им предоставлено.
Перемирие было установлено с обеих сторон для того, чтобы обсудить условия мира.
Что же это были за условия?
Когда Людовик XI их впервые услышал, он рассмеялся.
Герцог Беррийский рассчитывал получить Нормандию и Гиень; граф де Шароле — Пикардию; герцог Бретонский — Сентонж, правда, не для себя, а для шотландцев; герцог Лотарингский — надзор за Тульским и Верденским епископствами, а также сто тысяч золотых экю наличными для завоевания Неаполя и Меца.
Людовик XI всячески затягивал переговоры.
То, что должно было спасти короля, погубило его.
На его стороне было простонародье, однако ему противостояло духовенство, сеньоры и зажиточные горожане.
В каждом городе стоял гарнизон королевских солдат, но каждый город имел также своего сеньора и своих именитых горожан.
Эти сеньоры и эти именитые горожане принесли много зла бедному Людовику XI за время его царствования! Вся его жизнь была вечной азартной игрой, схваткой за схваткой! Правда, перед тем, как умереть, он выиграл решающую партию, но для этого ему понадобилось заколоть д’Арманьяка и обезглавить Сен-Поля и Немура.
В тот момент, когда королю казалось, что он уже все держит в руках, все ему изменили.
Во-первых герцог Менский, который на всякий случай добился подтверждения своих должностей герцогом Бер- рийским.
Затем генеральный контролер финансов Дориоль, который, полагая, без сомнения, что финансы короля находятся в плохом состоянии, намеревался позаботиться о финансах его брата.
Затем комендант Понтуаза, отправивший маршалу де Руо письмо, в котором он просил маршала оправдать его перед королем, ибо, к его великому сожалению, ему пришлось сдать крепость принцам.
Затем г-жа де Брезе, вдова Брезе, убитого при Мон- лери: хорошо осведомленная, по всей видимости, об обстоятельствах гибели мужа, она в сговоре с епископом Байё сдала Руан.
Затем граф Неверский: запертый в Перонне, он города не сдал, зато позволил захватить себя врасплох и увести в качестве пленника.
Король понял, что ему, как говорят игроки, не везет и если не заключить в ближайший день договор, то какой-нибудь Перрине Леклер сдаст Париж, а заодно и его самого.
Однажды утром выяснилось, что ворота Бастилии распахнуты, а ее пушки заклепаны; следует сказать, что командиром крепости был отец Шарля де Мелёна, прежнего губернатора Парижа.
Король заключил договор: он был человеком, способным на великие жертвы; безжалостный хирург, он, как никто другой, способен был отрезать собственные конечности.
Правда, у него, словно у рака, вместо отрезанных конечностей вырастали новые, а своей покалеченной рукой он почти всегда хватал какую-нибудь новую провинцию и больше ее уже не выпускал.
Король явился на встречу с графом де Шароле.
— Мир заключен, — сказал он ему. — Нормандцы хотят герцога — что ж, они его получат!
Королю пришлось провести беспокойную ночь, ночь, предшествовавшую дню, когда он принял это решение.
Нормандия! Уступить Нормандию, провинцию, которая одна давала королевству треть налоговых поступлений, превосходную дойную корову, кормившую всю Францию! Дать Нормандии герцога означало вручить предателю — ибо герцог Нормандии, кто бы он ни был, неизбежно становился предателем — так вот, это означало вручить предателю ключи от Франции, позволить англичанам войти в Сену, эту большую дорогу, которая ведет из Гавра в Париж!
Уступить Сентонж шотландцам! Признать этот давний дар Карла VII, в минуту отчаяния отдавшего в качестве платы за войско целую провинцию, означало ослабить Ла-Рошель, которая имела бы врага в тылу!
Уступить пограничную провинцию Шампань герцогу Лотарингскому? Предать Туль и Верден, союзников Франции в течение нескольких веков, да еще не получив от герцога Лотарингского клятву верности?
И все же на это следовало пойти; главное было освободить Париж и его окрестности от всех этих пожирателей провинций. И если для этого нужно было всего лишь заключить договоры — что ж, договоры ведь пишутся на бумаге! Sc ript a man ent?![11] Да, написанное остается, это верно, но лишь до тех пор, пока его не сожгут или не разорвут.
Король полагал, что ему удалось отделаться от всех этих людей. 3 ноября он явился в Вилье-ле-Бель, чтобы самым нежным образом распрощаться с графом де Шароле.
И тут граф объявил королю совершенно неожиданную новость: он объявил ему, что женится на принцессе Жанне, дочери французского короля!
— Но, кузен, — произнес король, — вам тридцать лет, а моей дочери всего два года!
— Я подожду тринадцать лет, — ответил граф де Шароле. — Это не слишком большая плата за союз с дочерью моего верховного сеньора, особенно если она принесет мне Шампань.
— Ах так! — воскликнул Людовик. — Значит, она принесет вам Шампань?
— А как же! — произнес граф. — Вместе со всем, что к Шампани относится: с Лангром и Сансом, Ланом и Вермандуа.
— Чем больше она вам принесет, дорогой кузен, — сказал король, — тем труднее вам будет ждать.
— Нет, ибо покамест вы дадите мне Понтьё.
— Хорошо, пусть так, брак и Шампань ... через тринадцать лет.
— А Понтьё сейчас.
— Да, конечно, Понтьё сейчас.
И Людовик поставил свою подпись.
Наконец, граф де Шароле отбыл.
— Клянусь Пасхой Христовой! — воскликнул король. — Полагаю, что я поступил верно, иначе он потребовал бы у меня Иль-де-Франс для своего сына, а покамест Париж для самого себя!
Затем, опустившись на колени, он произнес:
— Преблагая Богоматерь Клерийская, клянусь, что я прикажу нашему серебряных дел мастеру Андре Манго изготовить для тебя серебряное изображение нашей, Людовика Одиннадцатого особы, если ты позволишь мне мало-помалу вернуть все, что мой дорогой брат и мои дорогие кузены вынудили меня разом им отдать.
Двадцать пятого ноября того же года король отправился в паломничество к Богоматери Клерийской, чтобы повторить свою клятву.
По пути он получил письмо от герцога Беррийского, который извещал его, что он находится в ссоре с герцогом Бретонским по поводу герцогства Нормандского.
Людовик XI показал это письмо герцогу Бурбон- скому.
— Видите, — сказал он, — мой брат не может поладить с моим кузеном, герцогом Бретонским. Мне не хочется, чтобы ссорились столь добрые друзья, поэтому я лучше заберу назад у моего брата герцогство Нормандское.
Вот с этого шага и начался настоящий Людовик XI.
Однако не будем забывать, что мы пытаемся описать жизнь Карла Смелого, и потому последуем за этим достойным принцем на бастионы Льежа и Динана.
X. ЛЬЕЖСКИЕ КУМОВЬЯ
Следуя вдоль восхитительных берегов Мааса, вы можете заметить, что у Седана и Мезьера река делает большую
ПО
излучину, словно для того, чтобы отдалиться от Люксембурга и остаться французской, даже ценой того, что ей приходится повернуть обратно; однако она вынуждена подчиняться уклону, устроенному рукой могущественного труженика, который придал форму земному шару, течь по Нидерландам и смешивать свои воды с немецкими; но там она на мгновение снова стан