Людовик XI начал с того, что добился от Святого престола для себя и всех своих наследников до скончания веков звания каноника Богоматери Клерийской.
Затем он приказал, чтобы в назначенный день, ровно в полдень, все жители Франция встали на колени и во имя сохранения мира трижды прочитали молитву «Ave».[21]
Несомненно, Богоматерь Клерийская ни в чем не могла отказать своему канонику, а Господь был тронут этой всеобщей молитвой, ибо внезапно стало известно, что герцог Гиенский, здоровье которого всегда было чрезвычайно хрупким, сражен четырехдневной лихорадкой.
О, будь у четырехдневной лихорадки свои каноники, Людовик XI испросил бы у папы позволения стать одним из них!
Между тем один достойный священник, аббат монастыря Сен-Жан д'Анжели, по-видимому возмущенный скандалом, повод к которому подавал брат короля, открыто живший с г-жой де Туар, решил пресечь этот скандал. Чтобы добиться такого благого исхода, он очистил отравленным ножом персик и предложил его фаворитке, которая после этого чахла в течение двух месяцев и умерла 14 декабря 1471 года.
Без сомнения, герцог Гиенский доел персик г-жи де Туар или воспользовался ее ножом, то есть ножом аббата, ибо он, в свой черед, умер 24 мая 1472 года.
Имел ли Людовик XI какое-нибудь отношение к этой смерти? В этом нет ничего невозможного, ибо он горячо желал ее. Все очень просто: разве не был он прежде всего отцом королевства, а не братом герцога Гиенского и разве не было доблестным поступком пожертвовать личными чувствами ради государственной необходимости?
И эта необходимость самым страшным образом проявилась в смерти герцога Гиенского!
Вот что король написал Даммартену:
«Господин главный распорядитель! Я получил известие, что герцог Гиенский при смерти; помочь ему уже ничем нельзя: один из самых близких к нему людей уведомил меня об этом посредством нарочного; он полагает, что герцог проживет не более двух недель; больше ему не продержаться. Если ко мне поступят новые известия, я незамедлительно дам Вам об этом знать. Чтобы Вы были уверены в надежности того, кто присылает мне новости, сообщаю, что это монах, вместе с которым герцог Гиенский читает псалмы и молитвы.
Так что я пребываю в сильном смятении и осеняю себя крестным знамением с головы до ног. Прощайте!
Монтиль-ле-Тур, 18 марта».
Смерть герцога случилась настолько вовремя, чтобы вывести короля из затруднительного положения, в котором он находился, что мало людей, особенно из числа его врагов, считали его непричастным к этому событию.
Подтверждением слуха о братоубийстве служит рассказик Брантома. Разумеется, за что купили, за то и продаем: сиру де Бурдею на слово верить нельзя.
Он рассказывает вот что:
«Шут герцога Гиенского, весьма забавный малый, перешедший после смерти своего хозяина на службу к королю, услышал, как тот, полагая, что он находится в церкви Богоматери Клерийской один, в следующих выражениях молился своей святой заступнице:
"О всеблагая моя госпожа, милостивая моя повелительница, великая моя подруга, в коей я всегда нахожу поддержку, прошу тебя молиться за меня Богу и быть моим ходатаем перед ним, чтобы он простил мне смерть моего брата, отравленного мною при посредстве подлого настоятеля аббатства Сен-Жан, Сознаюсь в этом тебе как своей всеблагой заступнице и повелительнице. Но что мне оставалось делать? Ведь он только и делал, что сеял смуту в моем королевстве! Добейся же для меня прощения, а я осыплю тебя за это дарами"»[22]
Как бы то ни было, Карл Бургундский был чересчур заинтересован собирать эти слухи, чтобы позволять им стихать; он сделал их темой грозного воззвания и вторгся во Францию, как если ему было поручено осуществлять правосудие Господне.
Он объявил королю беспощадную войну огнем и мечом.
Вначале он подошел к небольшому городку Нель. Его защищали пятьсот местных лучников под командованием капитана Пти-Пикара. Они не только отказались вести переговоры, но еще и убили герольда, явившегося к ним от имени герцога.
Что же касается жителей города, то они вовсе не желали подвергать себя опасностям, связанным с приступом, и потребовали вступить в переговоры. Вольным лучникам была дарована жизнь, но при условии, что они сдадут оружие. Разоружение и в самом деле уже началось, как вдруг несколько лучников, не пожелавших сдаться, убили двух бургундцев.
После этого все договоренности были расторгнуты. Герцог прибыл как раз в ту минуту, когда солдаты устремились в город, и, поскольку ему рассказали, что произошло, он первый воскликнул: «Смерть им!»
Всем вольным лучникам, которых смогли схватить живыми, отрубили кисть руки. Капитана повесили. Все жители города, включая женщин, стариков и детей, погибли в массовой резне. Герцог ездил верхом по улицам и восклицал:
— Вот такие плоды приносит дерево войны!
Он въехал в церковь, где солдаты приканчивали всех укрывшихся там людей; его лошадь стояла по копыта в крови.
— Что ж, дела идут хорошо, — произнес, — я вижу, у меня тут прекрасные мясники!
Через день настала очередь Руа. В этой крепости был сильный гарнизон: тысяча четыреста вольных лучников и две сотни копейщиков под командованием сира де Муи и сира де Баланьи. Дворяне желали обороняться, однако вольные лучники, опасаясь, что им отрубят кисти рук, как лучникам в Неле, соскользнули с крепостных стен и сдались бургундцам. Оставшись одни, рыцари повели переговоры об условиях сдачи; им оставляли жизнь, но они должны были сдать свое оружие и из города выйти в обычных камзолах и с палкой в руках.
Двадцать седьмого июня герцог уже стоял перед Бове.
Людовик XI, который находился в Бретани и был занят тем, что захватывал Машкуль и Ансени, бросил взгляд на северо-восток.
Придя в великое удивление, он приказал коннетаблю де Сен-Полю снести Нель с лица земли, разрушить небольшие крепости и оборонять только крупные. Однако Сен-Поль ничего этого не сделал! Политический нетопырь, он получил свое звание во Франции, однако владения его находились в Бургундии и Пикардии.
Король во второй раз отправил ему письменный приказ снести небольшие крепости и защищать только крупные, однако Сен-Поль снова не подчинился. Именно тогда и были захвачены Руа и Мондидье.
Зато Сен-Поль, со своей стороны, слал королю письмо за письмом, торопя его выступить против герцога Бургундского. О, на этот раз король распознал предателя! Выпустить из рук герцога Бретонского, которого он уже собирался раздавить, — Людовик XI не был настолько глуп.
Он отправил в Пикардию свое второе «я», Даммартена, смертельного врага коннетабля. Сен-Полю было приказано разделить с ним командование.
С этого времени король мог спать спокойно: за коннетаблем был установлен надзор.
Мы уже сказали, что Карл прибыл к Бове. Это была как раз одна из тех крепостей, которые следовало оборонять; тем не менее она не имела никакого гарнизона; однако в предшествующую ночь туда вошли сир де Бала- ньи и несколько дворян, которым пришлось капитулировать в Руа.
Филипп де Крев-Кёр, командовавший бургундским авангардом, атаковал город со стороны Лимасонских ворот, наименее укрепленных.
К несчастью для герцога, жители Бове, узнав с какой жестокостью он повел себя в отношении обитателей Неля, решили держаться до последней крайности; их решимость была настолько твердой, что они даже не пожелали вступить в переговоры с герольдом, которого послал к ним сир д'Эскерд.
Город имел хороший пояс укреплений, но со стороны Лимасонских ворот защита состояла всего лишь из одного небольшого отдельного форта. Сир де Баланьи заперся там с несколькими аркебузирами, чтобы дать жителям города время подготовиться к приступу; он доблестно удерживался там и отступил, лишь когда его ранили стрелой в бедро; вместе с ним в город вошли и его солдаты.
Стоило им покинуть форт, как бургундцы решили, что город захвачен, и заполнили предместье, выкрикивая:
— Город взят!
И потому они даже не соизволили вырыть траншею; герцог, прибыв на место, приказал начать приступ.
Лестницы оказались чересчур короткими.
Подвезли артиллерию. Однако боевые запасы, вероятно, остались в тылу: после нескольких выстрелов пушкам нечем было больше стрелять.
Тем не менее внешние ворота оказались вышиблены и противник смог бы овладеть ими, если бы благодаря стойкости сира де Баланьи город не получил время сосредоточить в этом месте средства защиты. Горожане привезли кулеврины, аркебузиры расположились на крепостной стене; женщины, девушки и дети подтаскивали камни. Так что бургундцы оказались под плотным огнем.
Король, со своей стороны, защищал Бове насколько это было в его силах: он торжественно пообещал Богоматери Клерийской принести ей в дар серебряное изображение этого города и обязался не есть мясную пищу, пока его обет не будет исполнен.
Да и сами жители города, хотя и пуская в ход вполне материальные средства, не пренебрегали теми, какими пользовался Людовик XI. У них была своя святая, родом из Бове, обладавшая редкой чудотворной силой и во все времена защищавшая свою колыбель, причем до такой степени, что когда за сорок лет до этого англичане осаждали город, ее видели во главе жителей, сражающейся в одеянии монахини.
Святая и на этот раз не подвела своих сограждан, однако теперь взамен себя она поставила юную девушку по имени Жанна Лене, которая без всякого оружия прибегала к самым жарким местам схватки, побуждая горожан к стойкости, и вырвала герцогское знамя из рук бургундца в ту минуту, когда он собирался водрузить его на крепостной стене.
Однако, как мы уже сказали, Лимасонские ворота были вышиблены, и рядом с ними шел рукопашный бой с бургундцами, которые уже были близки к тому, чтобы ворваться внутрь города, как вдруг тем, кто находился на стенах, пришло в голову бросать через бойницы подожженные фашины.
Эти фашины падали на головы осаждающих, и тем пришлось отступить.