Карл Смелый. Жанна д’Арк — страница 41 из 136

Швейцарцы вместе с англичанами начали закладывать представление о том, чем в будущих войнах станет пехота, а именно, главным стержнем, вокруг которого будет вра­щаться вся современная стратегия.

Однако английские лучники вели бой с дальнего рас­стояния, тогда как швейцарские копейщики сражались с противником врукопашную и к тому же, чтобы быть ближе к нему, держали пику за середину древка, а не за его конец, как это делали солдаты других народов.

Эти горцы твердо верили — и опыт подтверждал их право в это верить, — что если они соберутся все вместе и, выставив вперед алебарды, с закрытыми глазами дви­нутся на неприятеля, то им удастся опрокинуть самых грозных латников.

И потому, когда нужно было пойти в атаку, они соби­рались все вместе, закрывали глаза и шли вперед.

Ничто не могло одолеть этих людей, обладавших от природы такой невероятной жизненной силой, что, даже смертельно раненные, они продолжали сражаться; ничто, даже яд!

Прочтите, что писал о них спустя шестьдесят лет вер­ный слуга:

«Зная, как пьют швейцарцы, — рассказывает Флёранж (кстати, еще и сегодня говорят: "Пьет, как швейцарец!’), — итальянцы отравляли в городах, через которые должны были пройти швейцарцы, не воду, а вино. Швейцарцы выпивали вино и после этого прекрасно себя чувствовали!»

Вот с этими суровыми пастухами и предстояло иметь дело герцогу Бургундскому.

Как мы уже сказали, Людовик XI заключил с ними договор. Кантоны предоставляли ему шесть тысяч солдат по цене четыре с половиной флорина в месяц за каж­дого. За эти деньги он мог использовать их в войне про­тив кого угодно, но с обязательством оказывать помощь швейцарцам. Однако, если бы король не захо­тел оказывать им помощь, он был бы волен так посту­пить, но при условии ежегодной выплаты им двадцати тысяч флоринов, которые всегда должны были лежать наготове в Лионе.

Герцог Бургундский, рассчитывавший сделать из Нойса нечто вроде легкого завтрака, а затем осуществить свои обширные замыслы в отношении Франции, собрал, тем не менее, у Нойса не одну, а четыре армии: одну из лом­бардцев, которых привел ему Жак Савойский; одну из англичан, взятую им внаем у Эдуарда; одну из францу­зов, выходцев из его собственных владений; и, наконец, одну из немцев. И с этими четырьмя армиями он не мог захватить столь жалкую крепость!

Так что лагерь осаждающих превратился в город, построенный перед осажденным городом. Карл приказал соорудить дом и оттуда руководил осадой: там он посто­янно пребывал при полном вооружении и там же, несо­мненно в согласии с данным им обетом, спал на стуле.

Тем временем он получал разного рода известия, пред­ставлявшиеся ему одно нелепее другого.

Люксембург захвачен немцами.

Перпиньян снова отнят у арагонцев.

Людовик XI вторгся в Пикардию.

Рене де Водемон, совсем еще мальчик, объявил ему войну огнем и мечом!

Только что сдалась его крепость Пьерфон.

Англичане, которых он по-прежнему ждал, все еще не прибыли.

А в довершение всего, на помощь Кёльну шла Импе­рия: десять князей, пятнадцать герцогов и маркграфов, шестьсот двадцать пять рыцарей, воины из шестидесяти восьми имперских городов!

Однако император, по-прежнему надеявшийся женить своего сына на наследнице Бургундии, не пожелал до конца ссориться с Карлом; он предложил ему предоста­вить решать этот спор третейскому судье в лице папского легата, находившегося при императорском войске. Гер­цог, обрадованный возможностью выйти подобным обра­зом из затруднительного положения, поспешно согла­сился. Между тем король Людовик продолжал наступать и находился уже в Артуа.

Легат въехал в Нойс 9 июня 1475 года вместе с импе­раторскими и бургундскими советниками.

Двадцать шестого числа того же месяца герцог снял лагерь.

Незадолго перед этим ему стало известно, что англи­чане, которые так опоздали, высадились, наконец, в Кале.

Кто же призвал их туда?

Разумеется, не король Франции; в некоторой сте­пени — герцог Бургундский; в большой степени — граф де Сен-Поль.

Вскоре мы увидим, как упадет его голова; уясним себе, почему она упала.

Коннетабль не мог не знать, что со времени осады Бове король и герцог смертельно его ненавидели: герцог за то, что он не содействовал ему в борьбе против короля, а король за то, что он не содействовал ему в борьбе про­тив герцога.

И потому король и герцог по взаимному согласию договорились избавиться от коннетабля; послы, которым было поручено вести переговоры, обменялись подпи­сями. Коннетабль был объявлен предателем и преступ­ником одновременно обоими государями, и каждый из них обязался казнить его в течение недели, если удастся его задержать.

Однако, едва только договор был подписан, Людо­вик XI заподозрил герцога в желании примириться с коннетаблем, выставляя в качестве главного довода свою собственную ненависть к королю.

И потому король задумал опередить события, то есть настроить Сен-Поля против герцога, и с этой целью предложил коннетаблю встречу.

Коннетабль согласился, однако принял все меры пре­досторожности.

Встреча происходила на дороге неподалеку от Ама.

Поперек дороги установили барьер, который должен был разделять короля и графа. Мост Монтро оставил в этом отношении воспоминания, не позволявшие прене­брегать мерами предосторожности.

Позади барьера находился граф де Сен-Поль с тремя­стами вооруженными дворянами и своей свитой; кроме того, под платьем на нем была кольчуга.

Король, несколько опаздывая, послал Коммина изви­ниться от его имени и сообщить, что он вот-вот прибу­дет.

И он действительно прибыл, приведя с собой шестьсот латников под командованием графа де Даммартена, злей­шего врага коннетабля.

Людовик XI вышел на дорогу, сопровождаемый всего лишь пятью или шестью людьми из своей свиты.

Сен-Поль принес извинения за свое многочисленное сопровождение.

— Но если я и проявляю некоторое недоверие, — про­изнес он, — то лишь потому, что здесь присутствует граф де Даммартен.

— Хорошо, хорошо, — ответил король, — сегодня день всеобщего примирения: я хочу, чтобы вы заключили мир друг с другом.

И он подозвал Даммартена, который приблизился один.

Людовик XI первым перешел по другую сторону барьера и обнял Сен-Поля.

— Отныне, — произнес он, — прошлое никогда не будет стоять между нами; однако исполните ли вы то, что пообещали мне?

— Клянусь вам, государь! — ответил коннетабль.

— Стало быть, я могу полагать, что вы на моей сто­роне?

— Во всем и против всех, государь!

— Тогда, Даммартен, подойди сюда и обними нашего друга.

Граф приблизился и повиновался.

Затем Людовик XI повез Сен-Поля в Нуайон и радушно принимал его там вплоть до следующего дня, после чего граф вернулся в Сен-Кантен.

Почему же король сделал такой шаг навстречу конне­таблю?

Разве кто-нибудь мог бы это сказать? Несомненно, ко­роль еще нуждался в нем, замышляя в очередной раз какие-то таинственные козни.

Что же касается опасений короля, как бы герцог, со своей стороны, не сделал шаги навстречу Сен-Полю, то

Людовик XI не ошибся: через два дня после встречи с королем коннетабль получил послание от герцога Бур­гундского, который предлагал ему пенсион в размере десяти тысяч экю, если граф выполнит обещания, дан­ные после Монлери.

Коннетабль ответил Карлу, что тот может рассчиты­вать на него и что рано или поздно он изыщет способ взять короля под стражу и выдать его герцогу.

Ну а после того, как Людовик XI окажется в руках гер­цога Бургундского, коннетабль возьмет на себя захватить королеву и дофина и отправить их в ссылку.

Если же Франция останется без короля, без королевы и без дофина, то герцог сможет сделать с ней все, что ему будет угодно.

Тем временем голоса в королевском совете сильно раз­делились.

Король хотел продлить срок действия перемирия с герцогом Бургундским; советники же, напротив, гово­рили, что, коль скоро герцог ведет войну с кантонами и с Австрией, куда лучше самим объявить ему войну и прийти на помощь швейцарцам и эрцгерцогу Сигиз­мунду.

Однако Коммин, хорошо знавший герцога, присоеди­нился к мнению короля и настоял на продлении пере­мирия.

— Даруйте ему перемирие, — сказал он Людовику XI, — и пусть он столкнется с германскими землями, которые гораздо сильнее и могущественнее, чем он может думать. Как только герцог захватит какую-нибудь крепость или положит конец какой-нибудь ссоре, он тут же затеет новую; он не из тех людей, какие способны насытиться своими затеями и, чем больше он запутан, тем сильнее запутывается! Чтобы вы восторжествовали над ним, достаточно ему не мешать; Германия настолько велика и настолько могущественна, что он истощит там все свои силы и потерпит поражение. По правде говоря, у импе­ратора нет ни здравого смысла, ни сердца; он предпочтет терпеть происходящее, лишь бы не тратить своих денег, но князья Империи наведут в этом деле порядок.

Король послушался Коммина и правильно сделал. Он вел переговоры с герцогом, когда высадились англичане, и герцог не мог, не нарушая перемирия, открыто присо­единиться к ним.

Сен-Поль призвал англичан, как теперь понятно, потому что ему необходимо было запутать дела короля и герцога, чтобы распутать свои собственные дела.

Герцог полагал, что англичане высадятся в Нормандии и поднимутся вверх по Сене, но нет! Они высадились в Кале, в двух шагах от Фландрии, почти что на землях Бургундии.

Торопясь удалить их оттуда, Карл покинул Нойс, поспешно направился в Брюгге за деньгами и 14 июля присоединился к Эдуарду.

Эдуард прибыл лично с четырнадцатью тысячами луч­ников, пятьюстами тяжеловооруженными воинами и всей английской знатью.

Герцог спешил на встречу с ним лишь для того, чтобы двинуть английскую армию во Францию.

Тем временем Эдуард направил к Людовику XI своего герольда по прозвищу Подвязка; в присутствии всего двора герольд вручил королю письменный вызов от сво­его повелителя.