Девятнадцатого февраля появился со всей своей армией герцог Бургундский. Он немедленно предпринял штурм, желая прощупать швейцарцев.
Во рвах крепости он оставил двести солдат.
Спустя пять дней состоялся новый приступ, который был отбит с тем же мужеством.
Тогда герцог изменил тактику. Он установил артиллерию на окружающих высотах и подверг замок сокрушительному обстрелу.
К несчастью, командующий гарнизоном Георг фон Штайн заболел, а начальник артиллерии Иоганн Тиллер был убит возле кулеврины, которую он лично нацеливал; наконец, то ли вследствие неосторожности, то ли в результате предательства, загорелся и взорвался пороховой склад.
Но это было еще не все: в крепости не хватало провизии. Два человека, отличные пловцы, проявили самопожертвование и вплавь, среди вражеских лодок, перебрались через озеро и примчались в Берн, чтобы рассказать там об отчаянном положении, в каком оказался гарнизон Грансона.
К сожалению, члены старых лиг еще не откликнулись на призыв своих братьев, а помощь от Империи еще не пришла; Берн располагал лишь небольшим ядром армии, командовать которым назначили Никлауса фон Шарнах- таля, и швейцарцы решили не рисковать, пока в их распоряжении не будет достаточно войск.
Власти Берна ограничились тем, что отправили под командованием Генриха Диттлингера несколько лодок, нагруженных продовольствием и боеприпасами; однако Грансон был плотно блокирован не только со стороны суши, но и со стороны озера: бернцы издалека увидели почти разрушенную крепость, заметили сигналы бедствия, которые с высоты наполовину обвалившихся стен подавал им гарнизон, но не смогли оказать осажденным никакой помощи.
Тем временем в крепость явился какой-то немецкий дворянин по имени Рамшваг и попросил у осажденных разрешения вести с ними переговоры; по его утверждению, он явился от имени маркграфа Филиппа Баденского; дворянин этот говорил по-немецки и предложил гарнизону почетные условия капитуляции.
По его словам, все кругом было предано огню и мечу и уцелел один лишь Берн, сдавшийся на милость победителя.
И тогда среди осажденных началось сильное брожение: Ганс Мюллер заявлял о своей готовности погибнуть под развалинами крепости; Иоганн Вилер предлагал сдаться.
Победил Иоганн Вилер. Парламентеру дали сто экю в надежде на его поддержку, и под его предводительством гарнизон, оставив оружие, направился в бургундский лагерь, чтобы сдаться герцогу.
Карл услышал громкий шум и поинтересовался, чем он вызван. Ему ответили, что это гарнизон крепости явился сдаваться на милость победителя. Герцог не мог поверить своим ушам и вышел на порог шатра: перед ним действительно стояли восемьсот швейцарцев!
— Ваше высочество, — произнес парламентер, — вот гарнизон Грансона, явившийся для того, чтобы сдаться на вашу волю и вашу милость.
— Так это правда? — все еще не веря, спросил герцог.
— Вы же видите, — промолвил немец Рамшваг.
— Что ж, — заявил герцог, — воля моя состоит в том, что их повесят или утопят, а милость — в том, что им дадут время испросить прощения у Господа за их грехи.
— Браво! — воскликнули граф де Ромон и сир де Шатель-Гийон. — Если никого не щадить, войны быстро кончаются.
При этих словах и по знаку герцога пленников окружили и разделили на две группы: гарнизон Грансона ожидала веревка, а гарнизон Ивердона должны были утопить.
Швейцарцам объявили приговор; они выслушали его спокойно и, казалось, без какой бы то ни было тревоги; однако Вилер встал на колени перед Мюллером, прося у него прощения за то, что обрек его на гибель. Мюллер поднял товарища, обнял его и простил.
Между тем появились жители Эставайе, с которыми швейцарцы очень плохо обошлись за три года до этого, и жители Ивердона, чей город они недавно сожгли.
Они пришли просить, чтобы им разрешили исполнить работу палачей: их просьба показалась герцогу справедливой, и он ее удовлетворил.
Через час после этого начались казни.
На то, чтобы повесить гарнизон Грансона, ушло восемь часов! Виселицами послужили деревья, окружавшие крепость; некоторые из них были отягощены десятью- двенадцатью трупами!
Когда расправа закончилась, герцог сказал:
— Топить будем завтра: нельзя получать все удовольствия в один день.
На следующий день, в самом деле, приступили к утоплению.
Карл сел в богато оснащенное судно, украшенное коврами, бархатными подушками, расшитыми парусами и разноцветными флажками; на его грот-мачте развевался стяг Бургундии.
Герцогское судно находилось в центре круга, образованного сотней других лодок, которые были заполнены лучниками.
В этот круг привозили пленников и одного за другим сбрасывали в озеро, а когда они всплывали на поверхность, лучники добивали их ударами весел или осыпали их стрелами.
Все они погибли мученической смертью, и ни один из них не попросил пощады.
Однако души их вознеслись к Господу, взывая к мести!
К началу осады Грансона Никлаус фон Шарнахталь сумел собрать всего лишь восемь тысяч человек. С этими восьмью тысячами он направился к Муртену и там стал ждать прихода подкреплений.
Вскоре к нему присоединились Петерман де Фосиньи из Фрибура с пятью сотнями воинов, Петер фон Рёмер- шталь с двумя сотнями солдат из Бьена, а также Конрад Фогт и восемьсот человек из Золотурна.
Получив, таким образом, подкрепление в тысячу пятьсот — тысячу шестьсот человек, Никлаус фон Шарнахталь отважился перейти к действиям и направился к Нёвшателю.
Едва он там оказался, как к нему присоединились Генрих Гёльдли с полуторатысячным отрядом из Цюриха, Бадена и Ааргау и окрестных земель; затем Петер Рот и восемьсот человек из Базеля, Хасфуртер и восемьсот человек из Люцерна, Рудольф Рединг и четыре тысячи человек из старых немецких лиг, то есть из Швица, Ури, Унтервальдена, Цуга и Гларуса; затем солдаты из общин Санкт-Галлена, Шаффхаузена и Аппенцелля; затем воинский отряд из общины Страсбурга: шестьсот конников, в том числе двести, снаряженных епископом, и тысяча двести аркебузиров; и, наконец, Герман фон Эптинген с вассалами и тяжеловооруженными солдатами эрцгерцога Сигизмунда. Кроме того, Базель отправил на покрытие военных издержек сорок тысяч флоринов, которые эрцгерцог поместил в казну этого города, чтобы выкупить Ферретт, и к которым герцог, как известно, не пожелал прикасаться.
К концу февраля численность швейцарской армии составляла около двадцати тысяч бойцов.
Герцог знал о таком увеличении армии конфедератов, но это его не слишком тревожило.
Что эти неиспытанные в бою крестьяне могут сделать против лучших в мире солдат?
Вначале удалось убедить его, чтобы он поджидал их в своем лагере у Грансона; но, когда ему стало известно об их приближении, он не смог соблюдать это решение и двинулся им навстречу.
На его пути стоял старый замок Во-Маркус, который господствовал над дорогой из Грансона в Нёвшатель, чрезвычайно узкой в этом месте, и оставлял лишь тесный проход между горами и озером.
При виде столь мощного войска комендант Во-Маркуса даже и не помыслил обороняться: он открыл ворота крепости, вышел навстречу герцогу и попросил у него чести служить в его армии.
Герцог поставил на его место сира Жоржа де Розембо, придав ему сто лучников для охраны замка и прилегающих высот.
Швейцарцы, со своей стороны, продвигались вперед, следуя вдоль берегов Ройса, медленно и осторожно, ибо им не было известно, где они столкнутся с неприятелем.
Что же касается бургундцев, то их это беспокоило мало: где бы им ни пришлось столкнуться со швейцарцами, те будут разгромлены.
Первого марта швейцарцы перешли Ройс. Второго, по окончании мессы, которую отслужили в лагере ополчения из Люцерна, солдаты из Швица и Туна, составлявшие в тот день авангард, двинулись по дороге в горы, оставив замок Во-Маркус слева, и, поднявшись на вершину холма, обнаружили, что она занята сиром де Розембо и его шестьюдесятью лучниками.
Завязался бой, и бургундцы были отброшены.
Таким образом, швейцарцы достигли самой высокой точки здешних холмов и оттуда увидели всю бургундскую армию в походном порядке: она протянулась по берегу озера перед Консизом, а ее левое крыло огибало гору, напоминая рог полумесяца.
Но и герцог, со своей стороны, заметил швейцарцев.
Он сошел с небольшого парадного коня, велел привести ему крупного скакуна серой масти, полностью покрытого железной броней, и, тотчас взобравшись на него, воскликнул:
— Вперед! Опрокинем этих мерзавцев, хотя подобные деревенщины недостойны сражаться с такими рыцарями, как мы!
Увидев бургундцев, швейцарцы отрядили четверых вестников, чтобы передать Никлаусу фон Шарнахталю известие о том, что они видят бургундскую армию и что сражение вот-вот неминуемо начнется, поскольку солдаты из Швица и Туна, как бы слабы они ни были, полны решимости не отступать ни на шаг.
И действительно, этот авангард, численность которого едва достигала полутора тысяч человек, явно не желал казаться напуганным предстоящим столкновением: в прекрасном боевом порядке, быстрым шагом, но сохраняя строй, он спустился на небольшую равнину, посреди которой возвышался картезианский монастырь Ланс.
Движимые военным чутьем, швейцарцы решили опереться о монастырь.
Затем, услышав пение рейтаров, которым в это время служили мессу, конфедераты воткнули свои пики в землю, опустились на колени и приняли участие в богослужении, проводившемся во вражеском лагере.
Герцог, увидев коленопреклоненных швейцарцев, неправильно понял их намерения и, встав перед расположением своего войска, воскликнул:
— Клянусь святым Георгием! Эти канальи просят пощады!.. Канониры, огонь по ним, чтобы они поняли, что от меня никакой пощады им ждать нечего!
Канониры повиновались, и в ряды коленопреклоненных швейцарцев врезались ядра. Несколько набожных солдат рухнули, окровавленные и покалеченные, а другие продолжали молиться, не вставая с колен.