Карл не мог поверить, что швейцарцы осмелятся напасть на него; напрасно ему говорили, что сражение произойдет на следующий день: в ответ он лишь смеялся.
Без сомнения, если бы он поверил в возможность нападения, он изменил бы расположение своей армии: к примеру, он не оставил бы графа де Ромона с его савоярами по другую сторону Муртена; без сомнения, он выставил бы свои пушки на огневую позицию, так что они смогли бы ему послужить, а коннице приказал бы расположиться в таком месте, что она смогла бы пойти в наступление.
Но герцог не сделал ничего подобного.
Вот почему его медик-астролог Анджело Катто, уже предсказавший поражение при Грансоне, предсказал теперь и поражение при Муртене.
Накануне битвы герцога покинул принц Тарантский. Он тоже рассчитывал жениться на Марии Бургундской, но понял, что Карл насмехается над ним точно так же, как он насмехался над Иоанном Калабрийским, герцогом Савойским и Максимилианом. Он храбро сражался при Грансоне, но счел для себя бесполезным сражаться при Муртене.
Когда бургундцам стало известно о приближении швейцарских отрядов, была сделана попытка уговорить герцога снять осаду и встретить противника на равнине, но он проявил упрямство и отказался.
Левое крыло армии, которым командовали великий бастард Бургундский и сир Равенштейнский, растянулось до стен Муртена и прилегало к берегу озера.
Основной корпус армии, находившийся под командованием Гуго де Шатель-Гийона и Филиппа де Крев-Кёра, занял пространство между деревнями Гренг и Куржво.
Карл находился на правом крыле вместе с конными лучниками, англичанами и лучшей кавалерией армии. Однако вся эта новая армия, плохо обученная, состоявшая из наемников и находившаяся под началом командиров, которых заботило прежде всего собственное будущее, в высшей степени оправдала провидческие страхи Анджело Катто.
Да и сам герцог уже не был человеком, которому сопутствует удача и слава: казалось, он лишился того присущего полководцу взгляда, что парит над полем битвы; упрямый, склонный к гневу и припадкам эпилепсии, сменявшимся оцепенением, он являл собой воплощение безумия, которым Провидение поражает тех, кого оно хочет ниспровергнуть.
На рассвете военачальники швейцарской армии собрались на совет, чтобы выработать план сражения.
Было решено, что отряд конфедератов, усиленный местными жителями, отрежет корпус графа де Ромона и, парализовав его девять тысяч солдат, помешает им принять участие в битве, тогда как основные силы армии нападут на герцога.
Авангард был отдан под командование Ханса фон Хальвиля, горожанина Берна и одновременно рыцаря, происходившего из древнего и благородного рода из Аар- гау. Будучи еще довольно молодым, он был, тем не менее, ветераном войн в Богемии и помогал знаменитому Хуньяди изгонять турок из Венгрии. Под его командованием находились люди из Фрибура, Оберланда, Энтли- буха и старых лиг.
Освальд фон Тирштейн вместе с герцогом Рене встал во главе конницы; кроме того, он имел под своим командованием большое число копейщиков, алебардщиков и кулевринщиков.
Основными силами командовал Ханс Вальдман из Цюриха, а помощником ему был назначен Вильгельм Хертер, капитан отряда из Страсбурга. Там же находились все знамена, охранявшиеся тысячей солдат, которые были вооружены пиками, алебардами и секирами и которых отобрали из числа самых храбрых.
Арьергардом руководил Каспар Хертенштейн из Люцерна.
Тысяче солдат было поручено освещать факелами движение этой армии.
Бургундцы не могли видеть ни движение, ни расположение швейцарцев, ибо они были скрыты грядой холмов, протянувшейся между Муртеном и рекой Зане и идущей параллельно ей; кроме того, оба склона этих холмов покрывал лес. Позади этой непроницаемой для взглядов завесы швейцарцы и развернули свои боевые порядки.
В ту минуту, когда конфедераты уже собирались двинуться на врага, Вильгельм Хертер, капитан из Страсбурга, спросил, не стоит ли устроить заграждения из повозок или в виде палисада, чтобы остановить натиск герцогской конницы; однако Феликс Келлер из Цюриха ответил ему так:
— Если наши верные союзники готовы идти в бой вместе с нами, то момент для этого настал. На врага мы пойдем по обычаю наших предков и будем сражаться врукопашную; искусство фортификации не наше дело.
Рано утром, под проливным дождем, герцог приказал своим содатам вооружиться и выдвинулся вперед; но, видя, что порох отсырел, а тетива луков ослабла, он велел всем вернуться в лагерь.
Именно этот момент и выбрали швейцарцы.
Ханс фон Хальвиль, командовавший авангардом, подал сигнал.
— Храбрые воины, конфедераты и союзники, — произнес он, — перед вами те, кого вы разбили под Грансо- ном! Они пришли сюда, чтобы взять реванш. Их много, но число врагов нас не страшит. Вспомните славные битвы, выигранные нашими предками. Сто тридцать семь лет назад, в такой же день, в этих же самых местах, у Лаупена, они одержали великую победу. Вы столь же храбры, как они; да пребудет с вами Господь! А чтобы он ниспослал нам свою милость, друзья, встанем на колени и вознесем ему нашу молитву.
Все преклонили колени и молитвенно сложили ладони.
В эту минуту дождь перестал, порыв ветра разогнал облака, небо прояснилось и засияло солнце.
И тогда швейцарцы увидели равнину, на равнине — врага, а позади врага — озеро.
При виде этого Ханс фон Хальвиль обнажил меч и воскликнул:
— Храбрецы! Господь посылает нам свет своего солнца; вспомните о своих женах и детях! А вы, молодые люди, неужели вы позволите итальянцам отнять у вас ваших возлюбленных?
После этого оставалось лишь умерять боевой пыл швейцарцев; они двинулись вперед, держа строй и восклицая: «Грансон! Грансон!»
Бежавшая перед ними стая горных пастушеских собак наскочила на стаю собак из вражеского лагеря; сильные и храбрые пастушеские собаки погнались за собаками противника.
Это стало предзнаменованием.
Герцогу сообщили, что швейцарцы наступают на его укрепления, но он не поверил в подобную дерзость и с бранью бросился на дворянина, утверждавшего, что видел это собственными глазами.
Однако повторявшиеся пушечные залпы заставили его выйти из шатра; он охватил взглядом поле битвы и увидел авангард Хальвиля и главный корпус Вальдмана, которые атаковали бургундские укрепления.
Одновременно двинулась вперед лотарингская конница.
Герцог вскочил на коня и кинулся навстречу этой коннице, которая уже дрогнула под огнем пушек, стоявших за укреплениями. Бургундская конница, вероятно, обратила бы ее в бегство, но на помощь ей пришли швейцарские пехотинцы со своими грозными пиками.
Тем не менее у герцога была крепкая надежда на победу, как вдруг по правую руку от себя он услышал страшный шум.
Это Хальвиль со своими людьми, захватив батарею и повернув ее на врага, стал вести огонь по бургундцам, в то время как Бубенберг, выйдя из Муртена, с неудержимостью быка врезался во фланг герцога.
Почти в ту же минуту швейцарский арьергард зашел в тыл бургундцев, отрезав им путь к отступлению.
Карл оказался окружен с трех сторон; с четвертой стороны находилось озеро.
Бегства, как при Грансоне, здесь быть не могло; напротив, здесь началось отчаянное сопротивление: англичане, гвардия герцога и его свита — все погибли, сражаясь до последнего, но, сражаясь до последнего, армия отступала, и вскоре стало понятно, что отступает она в озеро.
И лишь тогда разгром стал реальностью. «Многие, — говорится в "Песне о Муртене", — прыгали в озеро, хотя и не испытывали жажды!» Пехотинцы тонули в озере, всадники погружались в него вместе с лошадьми, но, поскольку оно не было очень глубоким, на его поверхности виднелось еще немало тел, по которым можно было стрелять, как по мишени; вдобавок, на воду спустили лодки с лучниками и арбалетчиками, которые забавлялись этой игрой часть дня.
Согласно преданию, одному всаднику все же удалось спастись, но произошло это лишь благодаря тому, что он попросил о заступничестве святого Урса, небесного покровителя Золотурна.
Еще и сегодня рыбаки из Муртена порой обнаруживают в своих сетях доспехи и скелеты.
На этот раз герцог потерял десять тысяч человек, и среди них цвет своего рыцарства. Жак де Мас, несший герцогское знамя, погиб, защищая его.
Впрочем, сдаваться было бесполезно: швейцарцы никому не давали пощады. Поговорка «Жестокий, как при Муртене» долгое время бытовала в Швейцарии и в Бургундии.
По прошествии трех дней, поступая в соответствии с древним обычаем, швейцарцы, дабы никто не мог оспорить их победу, вырыли огромную яму, побросали туда мертвых и засыпали их негашеной известью. Через четыре года яму вскрыли и обнаружили там лишь скелеты; из этих скелетов был сооружен оссуарий, пользовавшийся широкой известностью: швейцарцы показывали путешественникам оставшиеся на костях врагов следы страшных ударов мечом, которые нанесли их предки.
На оссуарии была начертана латинская надпись, перевод которой мы приводим:
«Во славу Господа, всемогущего и всемилостивого. Войско прославленного и доблестного герцога Бургундского, осаждавшее Муртен и разгромленное швейцарцами, оставило здесь этот памятник своего поражения».
Позднее (в 1751 году) поэт Халлер добавил к ней следующие стихи, которое мы переводим с немецкого:
«Гельветы, живите в мире! Здесь покоится дерзостное войско, заставлявшее дрожать даже трон Франции. Не число, не губительное оружие, а единство дало вашим предкам силу остановить эти закаленные легионы. Знайте же, братья, что сила пребывает в единстве и верности».
В 1798 году армия под командованием генерала Брюна, заняв Муртен, усмотрела в этих надписях оскорбление французской славы и уничтожила их вместе с оссуарием.
Позднее об этом поступке французских солдат рассказали Бонапарту, посетившему поле битвы при Муртене.
— Они совершили ошибку, — произнес он, — в те времена бургундцы не были французами.