Тем не менее, словно для того, чтобы вступить во владение Осером, король провел возле него три дня, и в течение этих трех дней город поставлял все необходимое как для него самого, так и для его войска; вслед за тем король тронулся в путь, направившись в Сен-Флорантен, целиком и полностью покорный ему город, так что он остановился там лишь для того, чтобы отдохнуть, и, получив от местных жителей клятву верности, двинулся в Труа, вызывавший у него серьезные опасения, ибо этот город представлял собой крупную крепость, которая была обнесена стенами и которую оборонял английский гарнизон численностью около тысячи человек.
Беспокойство короля оказалось не напрасным, ибо, едва только авангард был замечен из города, как англичане смело вышли из-за стен и вознамерились дать бой солдатам короля; те же, непривычные к подобной дерзости, особенно когда они шли вместе с Девой, ринулись на врагов и после непродолжительной схватки оттеснили их обратно в город.
Тем временем подъехал король и вместе со своим войском встал лагерем вокруг города, надеясь на то, что эта простая демонстрация силы заставит английский гарнизон капитулировать; но, вопреки его ожиданиям, прошло пять или шесть дней, а англичане так и не ответили ни на одно из тех обещаний, какие были им сделаны, и тех угроз, какие прозвучали в их адрес.
Положение было тяжелым и, не случись тогда некоего чуда, оно сделалось бы просто критическим. За четыре или пять месяцев до этих событий один монах- францисканец по имени брат Ришар, являвшийся сторонником короля и пришедший проповедовать в эти края, сделал остановку в Труа и все свои проповеди, которые он произносил в течение Рождественского поста, заканчивал такими словами: «Щедро сейте бобы, братья мои, щедро сейте, говорю я вам, ибо скоро придет тот, кто будет их собирать». Поскольку горожане испытывали большое доверие к мудрости брата Ришара, все они подчинились его приказу, предоставив Богу заботу истолковывать смысл этих слов; так что бобы были посеяны, бобы выросли, бобы созрели и уже пора было собирать их, как вдруг у городских ворот появился Карл VII со своей армией; и тогда стало ясно, что он и есть обещанный сборщик, и, в то время как армия, которой не хватало провианта, возблагодарила Бога за то, что прямо под ногами обнаружилась столь вкусная и здоровая пища, горожане стали тихо поговаривать о том, что, будучи французами и христианами, они совершают великий грех, обороняя город от дофина, на стороне которого столь явным образом стоит Господь; и потому, несмотря на высокомерные ответы англичан, в самом городе существовала роялистская партия, которая была готова, достигнув определенного влияния, открыть ворота королю Карлу VII.
Король и в самом деле нуждался в том, чтобы эта партия поскорее окрепла, ибо после пяти или шести дней ожидания бобовые поля, сколь бы обильны они ни были, начали истощаться; так что на седьмой день герцоги Алансонский и Бурбонский, граф Вандомский и несколько других самых знатных и самых мудрых вельмож были приглашены к королю, где находился монсеньор архиепископ Реймский, и все вместе они стали обсуждать, как им следует поступить. Что же касается Жанны, то ее умышленно отстранили от этого совещания, ибо, поскольку в этом трудном положении армия оказалась вследствие ее совета, у всех начали возникать опасения, что ее великое доверие к собственным прозрениям, которые на этот раз, казалось, явно подвели ее, заставит девушку отстаивать свое мнение, а это поставит армию в еще более тяжелое положение.
И тогда каждый, ободренный отсутствием Жанны, стал обрисовывать всю степень грозившей им опасности. Какое бы твердое обещание ни давали местным крестьянам, что за провизию, которую они привезут, им будет заплачено, их уже так часто обманывали подобными обещаниями, что они не привезли бы ничего; с другой стороны, у армии не было ни пушек, ни бомбард, ни какой-либо осадной машины, а ближайшим городом, откуда все это можно было доставить, был Жьен, расположенный в тридцати льё от Труа. Когда трудности были достаточно полно обрисованы, король попросил канцлера провести голосование по поводу того, как следует поступить. Все придерживались мнения, что следует снять осаду и вернуться на другой берег Луары, ибо, по их словам, если король не смог вступить в такой маленький городок, как Осер, ему никогда не удастся взять Труа, который был хорошо вооруженным и хорошо защищенным крупным городом; и только бывший канцлер метр Робер Ле Масон выступил против всех, заявив, что нужно запастись терпением и продвигаться вперед. «Ибо, — сказал он королю, — когда вы, досточтимый и достоуважаемый государь, предприняли эту поездку, вы исходили не столько из веры в человеческие силы, сколько из того доверия, какое вызвала у вас Жанна. И совет мой таков, — продолжал он, — коль скоро начать это путешествие было решено под влиянием Девы, она должна присутствовать здесь при оглашении того решения, какое будет принято, и иметь возможность одобрить или оспорить его».
Едва он успел произнести эти слова, как раздался сильный стук в дверь; придверник открыл ее, и все увидели, как на пороге появилась Жанна.
Девушка сделала несколько шагов вперед и, поприветствовав короля, промолвила:
— Государь, мои голоса дали мне знать, что здесь обсуждаются важные дела, и я пришла, ибо, как бы хорош ни был совет людей, совет Господа всегда лучше.
— Добро пожаловать, Жанна, — сказал канцлер, — ибо король и его советники в этот час пребывают в большом затруднении относительно того, как нам следует поступить.
И он повторил ей слово в слово все то, что было высказано до ее прихода, с полной откровенностью изложив ей мнение каждого из выступавших.
— Государь, — обратилась тогда Жанна к королю, — поверите ли вы в то, что я вам скажу?
— Жанна, — ответил король, — нисколько не сомневайтесь в том, что, если вы предложите нечто осуществимое и разумное, мы охотно вам поверим.
Тогда девушка повернулась к советникам.
— Еще раз спрашиваю вас, господа, поверите ли вы мне?
— Это зависит от того, что вы нам скажете, Жанна, — ответил канцлер.
— Ну что ж! Знайте, благородный дофин, — вновь обратилась к королю Жанна, — что этот город — ваш, и, если вы соблаговолите остаться возле него всего лишь на два или три дня, он подчинится вам или силой, или любовью.
— Но чем вы можете подтвердить свою уверенность, Жанна? — спросил король.
— Увы! — отвечала девушка. — У меня нет никакого доказательства, никакого знака, кроме обещания, которое дали мне мои голоса; но мне кажется, что они достаточно часто говорили до сих пор правду, чтобы вы поверили мне на слово; тем более, что я не прошу ничего особенно трудного: надо всего лишь подождать два или три дня.
— Жанна, — произнес канцлер, обведя глазами присутствующих, — если бы только твердо знать, что город сдастся через шесть дней, вполне можно было бы прождать и этот срок, но кто подтвердит нам, что сказанное вами — правда?
— Не сомневайтесь: это правда, как и все то, что я говорила вам до сих пор, — спокойно ответила Жанна.
— Что ж! — воскликнул король. — Пусть будет так, как вы того желаете, Жанна; но, поверьте мне, вы возлагаете на себя огромную ответственность.
— Позвольте мне действовать, — сказала Жанна, — и я ручаюсь за все.
— Так действуйте, — произнес король, — ибо вы говорите так убедительно, что всем приходится уступить вашему мнению.
Жанна почтительно поклонилась королю, а затем, покинув совет, тотчас села на коня, взяла копье и, сопровождаемая своим знаменосцем, объехала войско, заставив рыцарей, оруженосцев и латников приняться за работу, натаскать хворост, фашины, балки и даже двери и окна, облегчая тем самым подходы к городу, и установить как можно ближе к городским стенам небольшую бомбарду и те несколько пушек среднего калибра, какие имелись у осаждавших; она отдавала столь четкие и определенные приказы, как будто всю свою жизнь занималась исключительно тем, что командовала осадами, и это восхищало всех, а особенно простых людей, которые, обладая меньшими знаниями, чем знатные господа, обладали, к счастью, большей верой.
Ну а жители Труа, видя серьезные приготовления к штурму города, начали собираться на крепостных стенах и во всеуслышание роптать. В это время то ли случайно, то ли по знаку свыше вокруг знамени Жанны принялось порхать облако белых бабочек, причем в таком огромном количестве, что казалось, будто это была целая туча. При виде этого зрелища горожане, не в силах более сдерживаться, вскричали о чуде и заявили англичанам, что сопротивляться той, которую послал Бога, означает оскорблять Господа и что они хотят вести переговоры независимо от того, нравится это военным или нет. Со своей стороны, военные, опасаясь, что с ними произойдет то же, что и с защитниками Жаржо, были не так уж против того, чтобы прийти к соглашению, и назначили нескольких своих представителей сопровождать епископа и самых именитых горожан, которые незамедлительно собрались, чтобы отправиться к королю. В тот же вечер, пока Жанна по-прежнему продолжала подготовку к штурму, Карл к своему великому изумлению увидел, как открываются городские ворота и к нему направляется многочисленная депутация. Парламентеры предложили королю столь разумные условия, что они были тотчас приняты; условия эти состояли в том, что военным сохранялась жизнь и они возвращались к себе вместе со всем своим добром, а жители города изъявляли покорность королю.
В тот же вечер в городе устроили большой праздник и на улицах царило великое веселье: горожане не могли даже дождаться окончательного ухода врага, чтобы выразить свою радость от того, что они снова стали французами; и, поскольку им было известно, что в армии осаждавших были бедные люди, в течение пяти или шести дней не питавшиеся ничем, кроме бобов и пшеничных колосьев, жители Труа отправили в лагерь большое количество повозок с продовольствием, которое было распределено между воинами, и каждый, от короля до последнего солдата, благословлял Жанну за то, что даже в столь тяжелых обстоятельствах она неизменно сохраняла веру в Бога и потому Господь столь явным образом возблагодарил ее.