В тот же вечер Карл VII с великой радостью объявил своему совету, что Дева остается с ним.
Что же касается Жанны, то, решившись вновь окунуться в наполненную войной и политикой жизнь, от которой она хотела было отдалиться, и с глубокой печалью увидев, что место, которое должен был занимать во время коронации герцог Филипп в качестве трижды пэра королевства как правитель Фландрии, Артуа и Бургундии, осталось пустым, Жанна в тот же вечер пригласила к себе брата Пакереля, служившего ей секретарем, и продиктовала ему адресованное благородному герцогу нижеследующее письмо, поставив под ним свой крест.
«Иисус Мария.
Высокочтимый и могущественный государь, герцог Бургундский, Жанна Дева просит вас от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего господина, чтобы король Франции и вы заключили бы добрый, прочный мир, который продлился бы долго. Простите друг друга от чистого сердца и полностью, как то подобает истинным христианам, а если вам угодно воевать, то идите на сарацин. Герцог Бургундский, я вас молю, умоляю и прошу настолько смиренно, насколько можно просить, не воевать больше со святым Французским королевством и отозвать безотлагательно и быстро ваших солдат, находящихся в некоторых городах и крепостях названного королевства. Что же до благородного короля Франции, то он, не задевая своей чести, готов заключить с вами мир. И сообщаю вам от имени Царя Небесного, моего высочайшего и справедливого господина, ради вашего блага и ради вашей чести, что вы не выиграете ни одного сражения против верных французов и что все те, кто пойдет сражаться против святого Французского королевства, будут сражаться против Царя Иисуса, Царя Небес и всего мира. И я прошу вас и молю вас с молитвенно сложенными руками, чтобы вы не затевали никакого сражения и не воевали с нами, ни вы, ни ваши солдаты и ваши подданные. Будьте совершенно уверены в том, что какое бы число солдат вы ни выставили бы против нас, они никогда не победят, и велика будет жалость о великом сражении и о пролитой крови тех, кто пойдет против нас. Прошло три недели с тех пор, как я написала вам и отправила с герольдом добрые письма, в которых призывала вас присутствовать на коронации, состоявшейся вчера, в воскресенье, 17-го числа настоящего месяца июля в городе Реймсе. Я не получила никакого ответа и с тех пор не имею новостей от упомянутого герольда.
Препоручаю вас Господу, и да хранит он вас, если ему это будет угодно, и молю Бога, чтобы он установил добрый мир. Писано в названном городе Реймсе 18 июля».
После того, как письмо было написано, Жанна еще четыре дня оставалась в Реймсе; за это время один шотландец написал ее портрет. Девушка была изображена в полном вооружении, опустившейся на колено и вручающей письмо королю. По собственному признанию Жанны, это было ее единственное изображение.
IX. МЕЧ ИЗ ЦЕРКВИ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ ФЬЕРБУАСКОЙ
Как король и говорил Жанне, из Реймса он отправился в Корбени, чтобы помолиться там на могиле преподобного святого Маркульфа; после того как этот последний обряд его коронации был совершен, он, желая приблизиться к Парижу, решил вступить в ту провинцию, которая еще и в наши дни называется Иль-де-Франсом и окружает столицу. И в самом деле, момент для подобной экспедиции был выбран донельзя удачно: регент отправился навстречу войскам, которые послал ему кардинал Винчестерский; герцог Бургундский, по-прежнему не решавшийся порвать с Англией и примириться с Францией, отозвал своих латников из Пикардии; наконец, герцоги Лотарингский и Барский и сеньор де Коммерси, прежде находившиеся на стороне англичан, сами присоединились к королю во время его триумфального похода к Реймсу и снова поклялись ему в верности.
Так что едва только король въехал в Вайи, маленький городок в четырех льё от Суассона, как ему стало известно, что все идет в соответствии с его желаниями: Шато-Тьерри, Провен, Куломье и Креси-ан-Бри по одному только требованию его капитанов объявили себя французскими городами. Суассон и Лан, которым было выставлено подобное же требование как от имени короля, так и им самим, вскоре последовали этому примеру; особенно отличился в этом отношении Суассон, с такой радостью призывавший короля, что тот немедленно отправился туда, дабы удовлетворить желание жителей города; из Суассона король отправился в Шато-Тьерри, а оттуда, в конце концов, — в Провен, где пробыл несколько дней, получив известие, что туда, со своей стороны, идут англичане.
И в самом деле, 24 июля герцог Бедфорд вернулся в Париж с новыми войсками, приведенными ему кардиналом Винчестерским, а затем, располагая примерно двенадцатью тысячами воинов, выступил из столицы навстречу французской армии; со своей стороны, он прошел через Корбей и Мелён и остановился в Монтро, так что две армии разделяло всего лишь несколько льё.
В Провене король получил письмо от английского регента. Это письмо, врученное ему герольдом, который носил имя своего господина, содержало вызов. Регент предлагал королю Франции одной битвой положить конец их долгой и кровопролитной распре. Разумеется, письмо было с великой радостью встречено Карлом VII и окружавшим его блестящим рыцарством, а потому, с большим почетом приняв английского герольда, король призвал его к себе, вручил ему новые подарки, в том числе цепь, снятую им с собственной шеи, и сказал ему:
— Ступай и передай своему господину, что ему будет нетрудно найти меня, ибо я сам ищу его и прибыл сюда из Реймса с одной лишь надеждой: встретить его.
Проделав половину пути, отделявшего его от врага, и отыскав устроившее всех воинов место для сражения, король разбил там свой лагерь, решив ждать прихода англичан. Едва только место было выбрано, все стали прилагать усилия к тому, чтобы как можно лучше укрепиться на нем, и было удивительно наблюдать, как среди всех этих отважных и опытных капитанов Дева сохраняла свое командное положение, давая им столь полезные советы при проведении подготовительных работ, что герцог Алансонский, Дюнуа и Ла Гир порой отказывались от только что высказанных ими суждений и присоединялись к ее мнению. И все же стало очевидным, что, хотя девушка по-прежнему была преисполнена отваги, веру в победу она утратила. Когда ее спрашивали, следует ли идти сражаться, она отвечала:
— Несомненно, нужно идти вперед.
Но это была уже совсем не та воительница, которая говорила:
— Идите! Идите! Царь Небесный с нами, и он дарует нам победу!
Надежда была еще жива, но вера уже вознеслась на небо.
Что же касается герцога Бедфорда, то он оставался в своем удачно расположенном и хорошо укрепленном лагере, надеясь на то, что король Франции, охваченный гневом, которого не могло не вызвать у него полученное письмо, сам придет туда со своей армией, чтобы атаковать англичан; но, когда стало понятно, что Карл ограничился тем, что прошел половину пути, а затем в свой черед настроился ждать за построенными им укреплениями, регент не решился дать королю такое преимущество и, поскольку он постоянно опасался, что в его отсутствие в столице произойдет какой-нибудь переворот, направился в сторону Парижа, к которому французская армия, благодаря занятой ею позиции, находилась какое-то время ближе, чем английская.
И тогда король, видя, что его поход на столицу провалился из-за поспешного возвращения туда герцога Бедфорда и подкрепления, которое тот с собой привел, собрал свой совет. Однако страх перед англичанами был еще настолько велик и собственные новые успехи настолько удивляли, не порождая еще уверенности в своих силах, что большинство высказалось за возвращение к Луаре. Как обычно, обратились за советом к Жанне. В ответ Жанна сказала лишь, что на ее взгляд следует идти на Париж, ибо ей было достоверно известно, что король вступит туда, хотя она и не могла сказать, когда именно это произойдет; и поскольку после дня коронации она не брала больше на себя никакой ответственности, у нее не было и должного влияния, чтобы настаивать на мнении, которое противоречило принятому решению.
Так что по окрестностям разослали разведчиков, которые должны были изучить местность и выяснить, по какой дороге король может вернуться в Жьен. Несколько разведчиков вернулись уже на следующий день и рассказали, что неподалеку находится небольшой городок под названием Бре-на-Сене, где есть прекрасный мост, по которому король и вся его армия смогут переправиться на другой берег, и что жители этого городка обещали повиноваться королю и обеспечить ему свободный проход. В итоге армия, хотя она и была победоносной, теперь отступала так, словно была побежденной, как вдруг при подходе к городу стало известно, что прошлой ночью он был захвачен большим отрядом англичан. Чтобы проверить эти сведения, туда было послано несколько латников, из которых одни оказались взяты в плен, а другие ограблены.
Таким образом, переправе было оказано противодействие, причем чрезвычайно сильное, а поскольку в ту пору Бог явно был на стороне Франции, то эту помеху, которую в любое другое время сочли бы бедой, теперь, напротив, восприняли как чудесную милость. Герцоги Алансонский, Бурбонский и Барский, графы де Вандом и де Лаваль, Дюнуа и Ла Гир, то есть все военачальники, полагавшие, что нужно идти в поход на Париж, чрезвычайно обрадовались произошедшему событию и, благодаря ему, вновь обрели влияние, на какое-то время утраченное из-за нерешительности Жанны; так что немедленно было принято решение, противоположное предыдущему: в тот же день армия двинулась по дороге, ведущей в Шато, оттуда направилась в Крепи-ан-Валуа, а потом — в Даммартен и прямо за ним, среди полей, встала лагерем.
До Парижа оставалось не больше десяти льё, и все по-прежнему складывалось в пользу короля Карла VII; всюду, где он появлялся, простой народ выходил к нему навстречу, крича «Ноэль!» и распевая «Те Deum laudamus»[33]. Столь всеобщий восторг иногда возвращал Жанне ее былую силу, однако ее настроение всегда было окрашено легким оттенком уныния, указывавшим на то, что Господь больше ее не поддерживал.