но чувствовали себя перед ним в долгу. Так было принято. Мало ли что: а если граф потеряет бумажку, забудет контрасигнировать ее перед подачей королю или положит под сукно? К воинским званиям и чинам Пипер вообще не имел никакого отношения — поддержание дисциплины, наказания и поощрения целиком находились в руках Карла, но простые военные души плохо разбирались в канцелярских тонкостях и... исправно давали графу взятки. А граф Пипер без всякого зазрения совести их брал.
Впрочем, «подношений» от иностранцев граф избегал: когда голштинский герцог подарил Пиперу украшенную бриллиантами табакерку и вложил в нее четыре тысячи талеров, граф табакерку оставил, а деньги вернул, приговаривая: «Табачок слишком крепок». Французский посол де Жискар в своем отчете в Париж писал: «Пипер очень любит деньги, но от иностранцев ничего не берет. Он превосходно знает своего короля и эти знания обращает в свою пользу, но никогда во вред отечеству».
Граф Карл Густав Пипер был самым богатым человеком в Швеции. Он был импозантным, важным, неприступным. Кавалеры, военные, ученые, дипломаты гнули перед ним спину, а он в ответ даже не снимал с головы шляпы. Он был важной, очень важной персоной — пожалуй, важнее самого Карла XII. Во всяком случае, его манеры были более величественными, нежели у его монарха. Его философия была философией торгаша: деньги, сколько бы их ни было, не являются лишними, и дурак тог, кто их не берет. И вряд ли он считал, что, присваивая себе полномочия, на которые он не имел никакого права, он обманывал короля.
Все удивлялись: как это король Швеции, аристократ высшей пробы, долгие годы держал при себе этого плебея? Вероятно, потому, что противоположности притягиваются, а кроме того, толстяк Пипер был работоспособен как вол и по-своему предан королю. При всем при том граф не заискивал перед Карлом, всегда имел свое мнение, отстаивал его, часто не соглашался с королем и давал ему советы, заранее предполагая, что они могут тому не понравиться. Вместе они составляли вполне гармоничную пару, и если бы важный прохиндей Пипер обладал хоть капелькой юмора, их вполне можно было бы сравнить с Дон Кихотом и Санчо Пансой. Нет, граф Пипер был большой и загадочной штучкой, и что бы там ни говорили, он вертел всеми делами Швеции, и дела в государстве шли совсем неплохо[101].
Как ни хороша была Волынь, но наступило время оттуда уходить. Путь шведской армии пролегал на запад, через десять дней марша шведы появились в знакомых им уже местах в районе Люблина. Трое суток спустя они уже переправились через Вислу и 3 августа остановились в Рандоме, в сотне километров к югу от Варшавы, в то время как Август со смешанной кавалерией уходил из Кракова в Литву, вероятно, в надежде выманить Карла туда. Движение шахматных фигур на польской доске не прекращалось ни на минуту,
А Карл об Августе на какое-то время забыл, он соскучился по Реншёльду и его полкам, которых уже давно не видел. Взяв с собой принца Макса, принца Карла Леопольда Мекленбургского, присоединившегося к королю на Волыни, Мейерфельта, генерал-адъютанта Канифера, двух драбантов и польского проводника, он отправился в Униев, почти за 180 километров от Ранд ома, чтобы навестить фрауштадтского героя. Прямо на выезде из Рандома король и его спутники наткнулись на большой отряд польских всадников, которых они приняли сначала за своих валахов, но когда подъехали поближе и увидели, что ошиблись, были вынуждены спасаться бегством в лес.
В темноте потеряли друг друга, и Карл XII вдруг оказался один. Ко всему прочему, он в темноте выпал из седла, но не выпустил из рук уздечки и смог удержать коня. Всю ночь король один бродил наугад по лесу, в то время как его спутники давно отыскали друг друга и вернулись в Рандом, предполагая, что король их уже опередил и находился там. Каково же было их изумление, когда обнаружилось, что король пропал! Разбудили графа Пипера, и тот отправил на поиски Карла кавалерийский отряд. На рассвете отряд вернулся с невыполненным заданием. В лагере началась паника. Велико было изумление всех, кто искал короля, когда он наконец появился в лагере. Он рассказал, что, когда стало светать, он сумел сориентироваться и самостоятельно отыскать дорогу. Как ни в чем не бывало, он осведомился о своих исчезнувших спутниках, а когда узнал, что все давно его ждут, он сел на другого коня и уже с более солидным сопровождением немедленно выехал к Реншёлвду.
Возвратившись на третьи сутки от фельдмаршала, король двинул свою армию на запад. В третий и последний раз[102] он форсировал речку Пилицу у Новемяста, где население уже стало привыкать к его появлению, и южнее Униева соединился с корпусом Реншёльда. Они вместе двинулись на запад, минуя места, где двумя годами раньше вместе гонялись за Шуленбургом. Так они дошли до Равича, но на сей раз не остановились в нем, а продолжили марш на запад. В глазах у высокопоставленных военных, да и не только у них, появился вопрос: неужели в Саксонию?
В это же время пред очи Карла XII предстал граф фон Цинцендорф, посланник кесаря из Вены, и высказал беспокойство австрийского двора относительно намерений короля Швеции вступить без разрешения и согласования в Силезию, владение Австрии. Ему начал вторить граф Пипер, указывая Карлу на то, что Польша — вполне приличное место, для того чтобы расположить войска на отдых. Вступать в Саксонию — это вызвать на себя критику всей Европы, к тому же все в Польше без шведов рухнет. Тем более что русские уже наступают шведам на пятки — под Люблином их авангард вступал в стычки с арьергардом шведов.
Но Карлу как будто заложило уши. Он слушал всех, но никого не слышал. Ему надоело гоняться за саксонцами и русскими, и теперь он хочет сделать что-то весомое и важное. В Польше шведам делать больше нечего — все, что он запланировал, уже совершено. Привлечь поляков на свою сторону и заставить их воевать против русских и саксонцев не удается. Ну что ж, так тому и быть. Станислав — слабый король, но это все равно лучше, чем Август. Во всяком случае, теперь Польша большой опасности для Швеции не представляет. А вообще о Польше лучше забыть: пять лет потрачено на эту страну, но теперь это всего лишь система маршевых дорог и провиантских магазинов для его армии. Все.
Глава десятаяВ ГОСТЯХ У КУЗЕНА
Магистр Улаус. Если бы король захотел выслушать хоть один только раз кого-нибудь, он бы многое ужал! Но у князей дурная привычка слушать только себя!
Карл XII, если раньше и имел кое-какие сомнения относительно вступления со своей армией в Саксонию, то к 1706 году эти сомнения постепенно рассеялись. По его Оценкам, в Европе вряд ли кто серьезно станет поднимать голос в защиту Августа. Антифранцузская коалиция к этому времени набрала силу, и выбытие Из ее рядов Саксонского курфюршества, Числившегося там лишь номинально, никакого негативного эффекта иметь не будет. Если император в Вене и станет ворчать, то это его дело: король Швеции преследует собственные цели — заставить наконец Августа отказаться от польского престола, и никто в этом помешать ему не сможет. Если Австрия смотрит сквозь пальцы на неоднократные проходы через свою территорию саксонских войск, то она выдержит и проход через Силезию армии короля Швеции. Фон Цинцендорф, а также подъехавшие в штаб-квартиру шведской армии английский и голландский послы[103] в компании с Пипером могли сколько угодно в изумлении трясти буклями своих париков, но Карл 31 августа в районе Равича перешел силезскую границу и беспрепятственно двинулся к саксонской границе.
Полки, оставшиеся в Польше, завидовали своим боевым соратникам, участвовавшим в саксонском походе. Богатая Саксония, блеск Дрезденского двора, цивилизованное население, аналогичный шведскому уклад жизни — все это ни в какое сравнение не шло с польскими условиями. В Саксонию ушли в основном шведы, а в Польше под командованием А. А. Мардефельта оставались наемники, завербованные из пленных, взятых под Фрауштадтом — немцы, французы, швейцарцы, и шведские гарнизоны в Познани и Эльбинге. Мардефельту вместе с коронной армией Станислава Лещинского, которой командовал теперь Потоцкий, была поставлена задача «присматривать» за беглым Августом и действиями русских.
В Саксонию король вел 11 500 пехотинцев, пять тысяч кавалеристов и три тысячи драгун. Одер пришлось форсировать по наведенному понтонному мосту. Когда Карл XII во главе своей кавалерии перешел на западный берег реки, его выбежали встречать обрадованные толпы силезцев. Один седовласый сапожник схватил королевского коня за уздцы и не отпускал его, умаляя седока защитить протестантскую веру в Силезии, которую исподволь преследовала католическая Вена. Король обещал сделать все, что было в его силах. И свое обещание выполнил, тем более что оно принесло ему неоспоримые политические выгоды. Шведская пропаганда с большим успехом использовала фактор притеснения в империи лютеран в своей общеевропейской политике и в своем противостоянии с Австрией в частности.
6 сентября в районе города Шёнеберга, в верхнем Лаузитце, шведская армия пересекла саксонскую границу и разделилась на две колонны: одна пошла прямо на Дрезден, а вторая взяла к северу от столицы. У Мейсена шведы перешли Эльбу, и скоро конь нового генерала-квартирмейстера, полковника Акселя Юлленкрука (Гюльденкрока, Гюлленкрока, Гилленкрока, Гильденкрока) уже цокал подковами по центральной площади Лейпцига. Юлленкрук позвал городские власти и приказал им заняться размещением войск. Драгуны и кавалерия ускакали дальше, пытаясь настигнуть генерала Шуленбурга, спешно отходившего с жалкими остатками войск на запад. Карл с Маленьким Принцем немного поучаствовал в этой прогулке, а потом повернул назад к Лейпцигу. На пути он проезжал красивый замок Альтранштедг, который ему понравился, и там 21 сентября король устроил свою штаб-квартиру. Карл XII не любил больши