[156] (эту новость утаят от короля до прибытия в Турцию) и о разгроме Лещинского и фон Крассова.
Итак, сражение не состоялось, потому что русские нападать на шведов не собирались, а, продержав шведов несколько часов в напряжении, передислоцировали часть армии к югу, ближе к Полтаве. Такой маневр вполне устраивал и короля, и Реншёльда, потому что за спиной у противника текла река и никаких путей к отступлению, кроме понтонного моста за Петровкой, у русских не было, Зато состоялась словесная баталия между Реншёльдом и Левенхауптом. Последний получил приказ разместить пехоту в линию в центре боевого порядка, но генералу место показалось тесноватым, и он начал выстраивать из батальонов вторую линию. Когда Реншёльд обнаружил это, вспоминает Левенхаупт, «...он подошёл ко мне со злым выражением лица и, то ли желая показать перед всей армией свой авторитет, то ли — “переехать” меня, спросил, куда я пру и какого черта я пытаюсь столкнуть наш правый фланг в Ворсклу. Я спокойно, не повышая голоса, ответил, что я освобождаю место как раз для правого фланга, и тут он сам заметил, что места для одной линии на самом деле было мало. Я попросил его дать мне совет, чтобы я смог спокойно заниматься пехотой, но вместо того, чтобы правильно воспринять мою кротость, он начал на меня кричать и говорить, что я делаю, сам не понимая что, что вместо помощи от меня только одни помехи и что он лучше бы сам все делал. Он выслал своих адъютантов в пехотные батальоны: этого — сюда, того — туда, и они начали раздавать им приказы, от которых происходила лишь конфузия, потому что мне уже делать было нечего». Левенхаупт обиделся больше всего на резкий тон, с которым на него напустился фельдмаршал, и на то, что его, генерала короля, Реншёльд посчитал в пехотном деле ниже своих адъютантов.
В такой нервозной атмосфере, конечно, о нормальном управлении армией говорить было трудно. В то время как Реншёльд выяснял отношения с Левенхауптом, король мирно беседовал о делах армии с Юлленкруком, а потом позволил сменить повязку на ноге. Генерал-квартирмейстер, отвечая на вопрос Карла XII, сказал, что боевой порядок, в котором Реншёльд выстроил армию, ему не совсем нравится: ввиду слабости пехоты он бы предложил между пехотными батальонами поставить эскадроны кавалерии, а в остальном надо надеяться на Бога.
Как бы то ни было, а шведская армия в последний раз выстроилась в полном своем составе, наполовину обескровленная после своего выхода из Саксонии два года тому назад, но все еще достаточно грозная и сильная и уж далеко не потерянная. Шведские историки оценивают ее численность на этот день в 22 тысячи человек. Правда, на фоне 101 эскадрона кавалерии всего 18 батальонов пехоты, не считая двух слабых полков в траншеях под Полтавой, выглядели, конечно, довольно скромно. Но больше людей взять было неоткуда. Казаки Мазепы и Гордиенко, естественно, в счет не шли — они уже давно морально разложились и использовались в основном для выполнения подсобных задач. И именно в этот день из Польши пришло сообщение, что надеяться на помощь Лещинского и фон Крассова не стоит...
... Убедившись, что русское наступление не состоялось, Реншёльд распустил полки по своим местам дислокации. Потом, по данным Лильегрена, шведы попытались выманить русскую армию в чистое поле, направив к царю перебежчика с дезинформацией о том, что к шведам вот-вот должны присоединиться полки фон Крассова из Польши и конница Девлет-Гирея. Но на Петра I эта грубая ложь не подействовала.
К 5—6 июля (24—25 июня) противники стояли на расстоянии примерно пяти километров друг от друга. Царь с армией располагался около деревни Яковцы. По утрам с обеих сторон был слышен барабанный бой, и до 7 июля (26 июня) постоянно происходили кавалерийские стычки и перестрелки. С 6 июля (25 июня) по приказу царя перед основным лагерем, с юго-западной стороны, начались работы по возведению десяти редутов, практически перекрывших единственный проход между Будищенским лесом на западе, Яковецким — на востоке, болотом — на севере и оврагами — на юге. Укрепления строили на расстоянии мушкетного выстрела друг от друга. Редуты в сочетании с оборонительными сооружениями основного лагеря представляли собой позицию, позволявшую подвергать противника и фланговому, и фронтальному обстрелу. Шведы, стесненные с двух сторон лесами, не могли развернуть свою армию в полноценные боевые порядки, а пройти редуты без нарушения линейного построения было чрезвычайно трудно. В случае прорыва редутов противник попадал под плотный артиллерийский огонь из основного лагеря. А если противник будет вынужден обходить редуты, забирая далеко на запад, то русская кавалерия успеет подать сигнал тревоги и эффекта неожиданности не произойдет. При этом русским откроется путь к Полтавской крепости.
В петровской системе редутов был заложен принцип активной обороны, позволявший переходить от обороны в наступление. Вечером 5 июля (24 июня) русская армия еще ближе придвинулась к шведской, заняв позиции рядом с деревней Яковцы, что всего в двух с половиной километрах от шведского лагеря, и за ночь окружила себя огромным Т-образным ретраншементом с двумя бастионами по углам и шестью поперечными редутами на расстоянии ружейного выстрела друг от друга. Шведы посчитали, что русские предприняли нападение на их полевые посты! Русская армия почти полностью заперла шведов между рекой, Полтавой и своей полевой крепостью. Шведам оставалась единственная дорога на юг, к Днепру, но и она могла быть в любое время перерезана действующими в их тылу казаками И. И. Скоропадского.
5 и 6 июля (24 и 25 июня) Петр вместе с генералитетом проводил рекогносцировку на местности и изучал подступы к шведскому лагерю. По его распоряжению в дополнение к поперечным редутам сделали два продольных, что оказалось потом весьма кстати. 6-го числа, после захода солнца, состоялся последний военный совет, на котором был окончательно расписан ордер баталии и определено место артиллерии. В случае атаки шведов на лагерь противника их должны были встретить фронтальный огонь артиллерии и фланговые удары пехота с обеих сторон. Редута (их было десять, из которых, по сведениям шведов, два были не совсем закончены) и ретраншементы могли служить опорой как для наступления, так и для обороны. «Гениальное движение русского царя к противнику и единственный в военной истории пример наступления укрепленной позиции», — считал русский военный историк начала XX века А. Соколовский. С ним соглашается и современный военный историк А. Шишов. Во всем виновата Нарва, считает он: она научила многому Петра, а у Карла оставила ложное представление о русском войске. Но повторить Нарву шведы уже больше не могли...
Есть сведения, что вечером 6 июля (25 июня) Петр объезжал войска и говорил им о том, что на следующий день русская армия закончит «...войну с неприятелем, вполовину уже от нас побежденному». Характерно, что такая уверенность в победе утвердилась у русских намного раньше этой даты, потому что уже 30 (19) июня в Москве ходили слухи, что под Полтавой шведы потерпели сокрушительное поражение.
Вечером 6 июля (25 июня) группа шведских военных из шести человек во главе с лейтенантом (бывшим корнетом) Й. Лютом вышла на разведку и скрытно приблизилась к русским позициям. Лейтенант, обнаружив шесть русских редутов, оборудованных вдоль русского лагеря, доложил об этом начальству. Редуты, по описаниям Люта, представляли собой квадратные укрепления размерами примерно 50 на 50 метров и отстояли друг от друга на 150—175 метров. На флангах русские выставили кавалерийское прикрытие. Лейтенант в докладе указал, что позиция противника была «весьма удачной». На этом рекогносцировка была завершена. Правда, днем 26 июня весь генералитет короля издали осмотрел эти укрепления, но они напоминали нарвские и никакого беспокойства со стороны генералов не вызвали.
В воскресенье 7 июля (26 июня) шведским военным руководством было решено внести в ситуацию полную ясность. «Реншёлвд, на которого во время болезни короля было возложено командование войском, не хотел брать на себя ответственность и принимать такое важное решение, пока король витал за пределами сознания и рассудка. Такое решение мог принять только Карл; и как раз в это воскресенье он удивительным образом оправился от лихорадочного кошмара» (Я Энглунд). Дальнейшее промедление было просто опасным. Надеяться можно было только на самих себя, поскольку помощи ждать было неоткуда. Отступать к Днепру опасно — наседавшие со всех сторон русские сбросят армию в реку — да и невозможно по соображениям престижа. К тому же снова дала о себе знать проблема питания людей и содержания лошадей, а русские, как и хотел король, «пришли в госта» в полном своем составе. Остается единственный выход — дать генеральное сражение. Сзади у русских — крутой берег реки и единственный путь к отступлению та правом фланге. Все предпосылки к уничтожению армии Петра I, по мнению Реншёльда и короля, были налицо.
Решение о сражении, согласно Юлленкруку, принималось королем, который в этот день почувствовал себя несколько лучше, в строго секретной обстановке «...в присутствии Его Превосходительства графа Пипера, Его Превосходительства фельдмаршала и полковника Сигрота». Последнего, несмотря на невысокое звание и чин, ценили и король, и Реншёльд и всегда приглашали на важные совещания. Вместе с генерал-майором Стакельбергом он успешно выполнял обязанности руководителя Генерального штаба армии (которого еще ни в одной армии тогда не было). Король, Пипер, Реншёльд и Густав Хенрик Сигрот — только они знали самые большие тайны предстоящих операций.
План сражения был прост: ночью, с сохранением глубокой тайны и мер предосторожности, быстро миновать систему петровских редутов, подойти с северо-запада и севера к позициям русских в основном лагере, к рассвету отрезать их от единственного моста, окружить и пустить в ход шведскую «молотильную» машину. В том случае, если противник не выйдет из своего лагеря в «чистое» поле, шведы собирались взять его измором