Карлика сняли с булавки и взяли с собой, несмотря на его яростное сопротивление.
В городке, куда вошли путешественники, царили хаос и разруха. Люди шатались по улицам, обезумевшие и потерянные, потому что все, что могло сгореть, уже догорало, а что сгореть не могло, оказалось сломанным и покореженным.
— Эй, человек, у вас тут что, карательная экспедиция была? — свистнул какого-то более или менее вменяемого мужика Мумукин.
Человек посмотрел на Тургения, а потом побежал куда-то прочь, утратив остатки разума.
— Псих, — обиделся Мумукин.
— Это он меня испугался, — повинился Влас. — Говорил я, что мне лучше не идти…
— А куда тебя девать? — рассердился Тургений. — Опять заблудишься.
— Хватит болтать! — оборвал их Трефаил. — Малыш, поймай вон тех двух чуваков.
Взгляды путешественников устремились куда-то вниз, где два деда методично, не отвлекаясь на окружающую разруху, наливались чем-то из маленькой бутылки.
— Ну что, отцы? Бухаем? — галантно осведомился Мумукин, когда великан приподнял забалдевших «отцов» над мостовой.
— Ну да, бухаем, — согласились «отцы». Очевидно, в бутылке содержалось лекарство от страха, ибо великан их ничуть не смутил. — Но делиться не будем, самим мало.
Прохердей в кармане Мумукина противно захихикал. Деды побледнели:
— Опять вернулся!
— Кто? — не поняли путешественники.
— Да этот… как его… Уотергейт… Полтергейст…
— Прохердей? — осенило Сууркисата.
— Точно! Ночью сегодня носился по всему городу, все перевернул вверх дном. Ну вы сами же видите. Мы-то думали, что это ночной дух, а он, оказывается, и днем летает…
Трефаил не слушал. Он злобно ухмыльнулся, а потом попросил Власа вернуть дедов в исходную позицию.
— Ты чего, Трефаил? — насторожился Тургений.
— Ну-ка, доставай этого недоноска.
Ловко вытряхнув упирающегося Громыхайлу наружу, Мумукин преданно посмотрел на товарища:
— Слушаю, повелитель.
— Э, мужики, вы чего? — растерялся Прохердей.
— Говоришь, не бывал здесь? Мумукин, повелеваю: отдай презренного карлика на растерзание толпе.
Тургений усомнился:
— Не получится. Они не поверят, что коротышка мог натворить все это в одиночку. Они скорее нас заподозрят.
— Тогда оторви ему голову.
— С удовольствием!
— Стойте! — заорал Громыхайло. — Жалкие инфантильные людишки! Я найду вам глобус!
— Это что еще за хрень?
— Это объемная карта мира, идиоты! — продолжал истерику карлик.
— Сам идиот! — огрызнулся Трефаил. — На кой хрен нам объемная карта мира?
— Вы же сами говорили…
— Мы компас ищем, а не какой-то глобус. Блин, слово какое-то шарообразное.
Влас деликатно кашлянул.
— Будь здоров, — сказал Мумукин.
— Мне кажется, нас окружили, — перевел кашель Хольмарк.
Мумукин с Трефаилом огляделись. Хаотическое движение в городе прекратилось. Казалось, все население только и ждало, когда появятся наши герои.
— У них в руках камни, я правильно понял? — краешком рта спросил Мумукин.
— Угу. А сзади видишь фигню? Это ядерная пушка.
— Это которая с большими ядрами?
— С охренительно большими!
Мумукин сдавил в кулаке Прохердея.
— Конан-разрушитель хренов. Все порушил, а пушку оставил.
— Откуда я знал, что это пушка? — прохрипел пленник. — Я думал — старая котельная.
— Чем тебе думать, у тебя голова меньше наперстка!
Впрочем, долго ругаться не имело смысла, ибо предстояло куда более важное занятие — спасти шкуры.
— Мумукин, ты — золотые гланды всего Архипелага, — соврал Трефаил. — Наша жизнь — на кончике твоего языка. Если ты не уболтаешь аборигенов — они нас уроют.
— А поцеловать?
— Не надо. Тебя на всех не хватит. Не томи публику, говори давай.
И Мумукин дал:
— Доброе утро, Хоркайдо. Говорит и показывает экспериментальный вещательный канал «Гониво»… простите, «Огниво». Тема сегодняшнего выпуска — СПИД. О синдроме, приобретенном интимными делами, известно с незапамятных времен…
Дальше пошло действительно гониво. Унд Зыпцихь хоть и успел за время путешествия немного привыкнуть к болтовне Тургения, все же побледнел и болезненно задергался, когда «золотые гланды» гнали полную бессмыслицу в прямом эфире уже десять минут, а Громыхайло тихонько спросил у Трефаила:
— Ты где раскопал этот патефон?
— Молчи, сволочь!
Польщенный, рыжий замолк.
— …и потому нам нужен компас, — закончил вещать Мумукин.
Туземцы счастливо захлопали — очевидно, они уже не ожидали уйти живыми, и проявленный оратором гуманизм впечатлил их до слез.
— Перед вами выступал повсеместно полюбившийся публике Тургений Мумукин!
После реплики Трефаила все смолкли, и теперь в глазах народа читалась не благодарность, но священный трепет.
— А кто из вас будет Трихопол? — спросил мужик в кальсонах и остроконечных туфлях на босу ногу.
— Я вообще-то Трефаил… — поправил Сууркисат.
— Но ход ваших мыслей мне нравится, — похвалил мужика Тургений.
Толпа взорвалась овациями и ликующим свистом.
Часть четвертая. Кульминация и развязка
Экипаж и пассажиров парохода «Ботаник» разрывали внутренние противоречия. Одним хотелось обратно в Перепаловск, другим — выполнить задание, Люлику хотелось Лысюку, а Лысюка требовала объяснений. Опасаясь бунта на корабле, капитан Касимсот отважился вскрыть карты и начистоту выложил историю исчезновения дилетантов… то есть диссидентов.
— Тургений! — зарыдала Нямня, услыхав про судьбу кумира.
— Брюлики… — вздохнул Биркель.
— Идиоты! — проскрежетал зубами Донт. — Где мы будем искать этих уродов? Кругом вода!
Напрасно Евопри Васхадиттильстваа пытался закрыть рот своей спутнице.
— Чебаданчик говорил, что они такие шумные, что сами себя обнаружат, — ляпнула Берта Сигизмундовна…
— Кто говорил? — обалдели Касимсоты в один голос.
— Че Бадан Пай. Вы что, министра обороны не знаете?
— Ну не то чтобы знакомы… — смутился Биркель.
— Какого-такого вы на пароходе делаете? — не понял капитан. — Вы что, в Ацетонии в отпуске были?
— Мы жили там, — оскорбилась Хрюндя. — В десятиэтажном дворце.
— Какой дворец? Вы что несете? Чтобы министр обороны жил во враждебном государстве? — Возмущению Люлика не было предела: как любой контрабандист, он считал себя патриотом. — Вы еще скажите, что весь Верховный Совет…
Тут старшего Касимсота поразила ужасная догадка:
— Вы это с ним по мобильному общались?
— Нет, — простонал Евопри.
— Да, — сказали сестры.
В следующее мгновение Люлик уже свистал всех наверх, а еще через минуту команда, не стесняясь в выражениях и средствах воздействия, изымала у пассажиров средства связи, и таковых, включая резервные, набралось более сорока штук.
— За борт! — приказал капитан.
— Зело отмщен будешь, пес смердячий, — пообещал Димон Скоряк, эмиссар самого Распута.
— От смерда слышу, — ответил Люлик.
По всему выходило, что бунт на корабле все же произошел, да не просто бунт, а открытое антиправительственное выступление.
— Капитан, Хоркайдо на носу! — доложил штурман.
— Им же хуже, — глубокомысленно промолвил Касимсот.
Трудно сказать, кого он имел в виду.
— Обалдеть, я — герой революции! — Мумукин самодовольно ухмыльнулся.
— Не ты, а мы.
— Я знаменитость.
— Не ты, а мы.
— Что ты пристал! — возмутился Тургений. — Твое дело маленькое — кидай себе уголь в топку и кидай. А я глаголом жгу сердца людей.
— Жжет он, поглядите на него, — лениво огрызнулся Трефаил.
Его не особенно волновала мирская слава. Больше всего Сууркисата занимал знакомый пароход, отчего-то прекрасно просматривающийся на таком расстоянии…
— Бать, — не прекращая таращиться в морскую даль, спросил Трефаил, — ты ничего необычного не замечаешь?
Ванзайц ответил не сразу. Он пытался что-то втемяшить пленному карлику, и бог знает, каких усилий ему стоило не надрать бестолочи задницу.
— Тупица, где ты видел компас с одной стрелкой?! Ну ладно, покажет он тебе, где Север, а Южный полюс где?! А? Может, с другой стороны?
А Западный, а Восточный полюса?!
— Да ты чего на меня орешь, пень старый?! Пользуйся, пожалуйста.
Идиотская у вас страна: глобуса нет, зато у компаса четыре стрелки, — фыркнул Прохердей.
— Батя, — еще раз позвал Сууркисат. — Оторвись от дебатов, посмотри на мир свежим оком.
Продолжая фыркать и брызгать слюной, астроном осмотрелся. Кругом, как и положено, море. Пара дней ушла на то, чтобы обойти все населенные пункты Хоркайдо с радостной вестью, что Мумукин и Трефаил живы и продолжают бороться с ненавистным паровым режимом. Потом лидеры восстания попросили компас и отправились «нести мир и свободу на Куриллы». Унд Зыпцыхь не менее часа искал направление, совмещая стрелки строптивого прибора по всем четырем полюсам, а потом велел идти «вон туда»…
— По-моему, дымит пароход, — сообщил старик после непродолжительной рекогносцировки.
— А, по-твоему, сколько до него миль?
— Ну никак не меньше десяти…
— Чего? — не поверил Мумукин. — Когда это на Архипелаге дальше одной мили видимость была?
— Вот именно, — в кои то веки согласился Трефаил с товарищем. — И самое главное — небо странного цвета.
Все посмотрели вверх. Сквозь мутный, но уже негустой смог просачивалась голубизна.
— Какой-то неприличный оттенок, — заметил Тургений.
— Почему? — удивились Громыхайло и Влас.
— Потому что… — Мумукин задумался. — Потому что вы дураки и ни хрена не понимаете. Э, Трефаил, а пароход-то знакомый!
— Нас потеряли, собаки сутулые, — Трефаил потер руки. — Алмазы, поди, ищут.
— А вы, идиоты, всем растрендели, что на Куриллы торопитесь! — заржал Прохердей.
Мумукин посмотрел на Трефаила:
— Нас не догонят?
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Малыш, может, потопить эту посудину?
— Там же люди!
— Там Лысюка! — обрадовался Мумукин. — Топить будем медленно.