— Все совершенно верно, — согласился дон Хуан. — Но ведь никто не сказал, что ты должен это знать. Ты останешься здесь, один, и тебе придется пересмотреть и реорганизовать в самом себе все, что мы сейчас с тобой проделываем. Перед такой задачей рано или поздно оказывается каждый нагваль. Нагваль Хулиан сделал то же самое со мной, но гораздо безжалостнее, чем мы поступаем с тобой. Он знал, что делает, поскольку был блестящим нагвалем. Ведь чтобы реорганизовать все, оставленное ему нагвалем Элиасом, самому ему потребовалось всего несколько лет. Он практически не тратил времени на многие вещи, которые у тебя или у меня заняли бы всю жизнь. Разница в том, что нагвалю Хулиану требовался лишь незначительный намек — а дальше за дело бралось его осознание, которое и открывало единственную имеющуюся дверь.
— Что ты имеешь в виду, говоря о единственной двери, дон Хуан?
— Я имею в виду, что, стоит точке сборки преодолеть некий критический порог, и результат оказывается одним и тем же для любого человека. Приемы, ее сдвигающие могут быть бесконечно разнообразными. Но результат всегда один и тот же: точка сборки собирает другие миры с помощью толчка земли.
— А толчок земли одинаков для всех?
— Совершенно верно. Проблема обычного человека — внутренний диалог. Толчок земли может быть использован только по достижении состояния абсолютного внутреннего безмолвия. Это — бесспорная истина, и ты в ней удостоверишься непременно, когда однажды самостоятельно попытаешься воспользоваться толчком земли.
— Но я бы не советовал тебе пытаться, — искренне сказал Хенаро. — На то, чтобы стать безупречным воином, уходят годы. Сейчас ты не готов к тому, чтобы выдержать толчок земли. Тебе необходимо сильно измениться к лучшему.
— Скорость этого толчка растворит в тебе все, чем ты являешься, — сказал дон Хуан. — Под ее воздействием мы превращаемся в ничто. Скорость и личностное самоосознание не могут сосуществовать. Вчера на вершине мы с Хенаро поддерживали тебя. Мы служили как бы якорями. Иначе ты бы не вернулся. Ты уподобился бы тем людям, которые намеренно ушли в неизвестное, воспользовавшись толчком земли. Они и по сей день рыщут где-то там, в этой непостижимой бесконечности.
Я хотел, чтобы дон Хуан подробнее остановился на этом, но он отказался, резко сменив тему.
— Есть одно, чего ты пока что не понял относительно земли как живого существа, — сказал он. — И Хенаро, этот ужасный Хенаро.
намерен подгонять тебя до тех пор, пока ты не поймешь.
Оба они рассмеялись. Хенаро игриво толкнул меня, подмигнул и произнес:
— Я воистину ужасен.
— Хенаро — надсмотрщик, — продолжал дон Хуан, — ужасный, злобный и безжалостный. Ему наплевать на твои страхи, и погоняет он тебя безо всякой пощады. Если бы не я…
И он с идеальной точностью изобразил доброго, заботливого старого джентльмена. Он даже вздохнул, потупив взгляд. А затем они оба разразились громоподобным хохотом.
Когда они утихомирились, дон Хуан сказал, что Хенаро хотел бы показать мне то, чего я еще не понял: именно высшее осознание земли позволяет нам переходить в параллельные большие полосы эманаций.
— Мы — живые существа, — объяснил он, — и мы воспринимаем. А воспринимаем мы потому, что некоторые эманации внутри наших человеческих коконов настраиваются на соответствующие им внешние эманации. Таким образом, настройка — потайной ход, а толчок земли — ключ от его двери. Хенаро хочет показать тебе момент настройки. Смотри на него! Хенаро встал и поклонился, как фокусник в цирке.
Потом он показал, что ни в рукавах, ни в штанинах ничего не прячет. Он даже снял туфли и потряс их, показывая, что в них тоже нет ничего.
Дон Хуан самозабвенно хохотал. Хенаро поднял и опустил руки. Это движение мгновенно остановило меня. Я ощутил, что мы все втроем вдруг встали и пошли с площади, причем они шли по обе стороны от меня.
Продолжая идти, я обнаружил, что утратил периферийное зрение. Я не различал ни домов, ни улиц. Я не видел также ни гор, ни растительности. В какой-то момент я осознал, что потерял из виду дона Хуана и Хенаро. Вместо них рядом со мной покачивались два светящихся пучка чего-то.
Меня мгновенно охватила паника, с которой я тут же справился. Появилось хорошо знакомое, но в то же время весьма необычное ощущение, что я есть я, и в то же время, я не есть я. Я осознавал окружающее с помощью какой-то незнакомой и одновременно хорошо известной мне способности. Я воспринимал сразу весь мир. Я видел всем своим существом: все то, что в нормальном состоянии осознания я назвал бы своим телом, было способно воспринимать. Оно словно превратилось в один гигантский глаз, который видел все. Первое, что я обнаружил сразу же после того, как увидел два сгустка света, был острый фиолетово-пурпурный мир, составленный чем-то похожим на цветные панели и навесы. Плоские, экраноподобные панели неправильных концентрических окружностей заполняли все вокруг.
Я ощутил огромное давление, сжимавшее меня со всех сторон, а затем услышал голос. Я видел. Голос объяснил, что давление обусловлено тем, что я двигаюсь. Я двигался вместе с доном Хуаном и Хенаро. Я ощутил слабый толчок, словно прорвался бумажный барьер. Я оказался в светящемся мире. Свет исходил отовсюду, но не слепил. Это было похоже на то, как светит солнце, готовое вот-вот пробиться сквозь толщу полупрозрачных облаков. Я смотрел вниз на источник света. Было очень красиво. Земли не было — только белые пушистые облака и свет. И мы шли по этим облакам.
Затем я снова оказался у чего-то в плену. Я двигался с той же скоростью, что и сгустки света по обе стороны от меня. Постепенно они утратили светимость, потом помутнели и, наконец, превратились в дона Хуана и Хенаро. Мы шли по пустынной боковой улочке прочь от главной площади. Потом мы вернулись на площадь.
— Только что Хенаро помог тебе настроить твои эманации на соответствие большим эманациям, принадлежащим другой полосе, — объяснил мне дон Хуан. — Настройка должна быть действием очень мягким и незаметным. Никаких полетов, никакого шума и суеты.
Он сказал, что уравновешенность, необходимая для того, чтобы точка сборки смогла собрать другие миры, не может быть достигнута экспромтом. Прежде, чем воину удастся безнаказанно сломать барьер восприятия, его уравновешенность должна созреть и сделаться самостоятельной силой.
Мы подходили к площади. Хенаро по-прежнему молчал. Он словно погрузился в размышление. Перед тем, как мы вышли на центральную площадь, дон Хуан сказал, что Хенаро хотел показать мне еще одну вещь: точка сборки — это все, и мир, который она собирает, настолько реален, что не оставляет места ни для чего кроме реальности.
— Хенаро заставит свою точку сборки собрать иной мир исключительно ради тебя, — продолжал дон Хуан. — И ты поймешь, что, как только он начнет воспринимать другой мир, сила его восприятия не оставит места ни для чего другого.
Хенаро пошел впереди нас. Дон Хуан велел мне, следя за Хенаро, вращать глазами в направлении против часовой стрелки, чтобы не быть не втянуться вслед за ним. Я подчинился. Хенаро шел футах в пяти-шести перед нами. Вдруг его форма начала растворяться, и в считанные мгновения он исчез.
Мне пришли на память виденные когда-то научно-фантастические фильмы, и я подумал: не отдаем ли мы себе подсознательный отчет в своих возможностях?
— В настоящий момент Хенаро отделен от нас силой восприятия, — спокойно проговорил дон Хуан. — Когда точка сборки собирает какой-нибудь мир, этот мир завершен. Это и есть то чудо, на которое натолкнулись в свое время древние видящие. Но они так и не поняли, что это такое: осознание земли дает нам толчок, позволяющий осуществить настройку на соответствие эманациям других больших полос, и сила новой настройки заставляет этот мир растаять.
— Каждый раз, когда древние видящие достигали новой настройки, они думали, что погружаются в глубины или воспаряют в небесную высь. Они так и не узнали, что мир исчезает, как дым, развеянный дуновением ветра, когда новая полная настройка заставляет нас воспринимать другой завершенный мир.
Глава 14. Накатывающаяся сила
Дон Хуан собирался начать объяснять овладение осознанием, но передумал и встал. Мы сидели в большой комнате, соблюдая молчание.
— Я хочу, чтобы ты попытался увидеть эманации Орла, — сказал он. — Для этого ты должен сдвинуть свою точку сборки, пока не увидишь кокон человека.
Мы вышли из парка, направились в центр города и сели на пустую скамейку в парке напротив церкви. День клонился к вечеру. Было солнечно и тепло, но ветрено. Вокруг мельтешило множество людей.
Он опять повторил, как если бы хотел, чтобы я обязательно это усвоил, что соответствие — уникальная сила, поскольку она либо помогает точке сборки двигаться, либо фиксирует ее в обычном положении. Тот аспект соответствия, сказал он, который удерживает точку сборки неподвижной, называется волей, а аспект, сдвигающий ее — намерением. Он наметил, что одна из самых захватывающих тайн — это то, что воля, безличная сила соответствия, превращается в намерение — личную силу, которая находится в распоряжении каждого индивидуума.
— Наиболее странной частью этой тайны, — сказал он, — является то, что превращение это очень легко осуществить, но гораздо труднее убедить себя в том, что это возможно. Именно здесь и находится наш предохранитель. Мы должны быть убеждены, однако никто из нас этого не хочет.
Он сказал, что я нахожусь в своем самом остром состоянии осознания, и что я могу своим намерением заставить точку сборки сдвинуться глубже влево, в позицию сновидения. Он сказал, что воины никогда не должны пытаться видеть без помощи сновидения. Я возразил, что никогда не отличался способностью засыпать на публике. Он уточнил свое заявление, сказав, что сдвинуть точку сборки с ее нормального положения и удержать ее в новом месте и значит спать; при некотором опыте видящие способны находиться в состоянии сна и в то же время вести себя так, как будто с ними н