Мы долгое время молчали. Мне нужно было что-то сказать.
— Все было по-другому, — продолжал он, — когда люди знали, что человек может стать горным львом или птицей, или что человек может просто летать. Так что теперь я больше не пользуюсь травой дьявола. Для чего? Чтобы пугать индейцев?
Я видел его печальным и глубокое сочувствие наполнило меня. Я хотел что-то сказать ему, даже простую банальность.
— Дон Хуан, может быть, это судьба всех людей, которые хотят знать?
— Может быть, — ответил он спокойно.
Четверг, 23 ноября 1961 года.
Я не увидел дона Хуана сидящим на своей веранде, когда подъехал к его дому, и подумал, что это странно. Я громко позвал его. Из дома вышла его невестка.
— Он внутри, — сказала она.
Оказалось, что несколько недель назад он вывихнул ногу. Он сам сделал себе «гипсовую повязку», смочив полосы материи в кашице, изготовленной из кактуса и толченой кости. Материя, туго обернутая вокруг щиколотки, высохла в легкий и гладкий панцирь. Повязка имела твердость гипсовой, но не имела ее громоздкости.
— Как это случилось? — спросил я.
Его невестка, мексиканка из Юкатана, которая за ним ухаживала, ответила мне:
— Это был несчастный случай. Он упал и чуть не сломал себе ногу.
Дон Хуан засмеялся и подождал, пока женщина выйдет из дома, прежде чем ответить.
— Несчастный случай, как бы не так. У меня есть враг поблизости. Женщина. Ла-Каталина! Она толкнула меня в момент слабости, и я упал.
— Зачем она это сделала?
— Она хотела убить меня таким образом, вот зачем.
— Она была здесь, с тобой?
— Да.
— Но зачем ты позволил ей войти?
— Я не позволял. Она влетела.
— Извини, я не понял.
— Она — черный дрозд. И очень ловка в этом. Я был застигнут врасплох. Она пыталась покончить со мной в течение долгого времени. На этот раз она действительно близко подошла.
— Ты сказал, что она — черный дрозд? То есть она что, птица?
— Ну вот, ты опять со своими вопросами. Она — черный дрозд. Точно так же, как я — ворона. Кто я, человек или птица? Я человек, который знает, как становиться птицей. Но возвращаясь к Ла-Каталине, она — враждебная ведьма. Ее намерение убить меня столь сильно, что я еле-еле отбился от нее. Черный дрозд ворвался прямо в мой дом, и я не смог остановить его.
— Ты можешь стать птицей, дон Хуан?
— Да, но это нечто такое, к чему мы подойдем с тобой позднее.
— Почему она хочет тебя убить?
— О, это старые раздоры между нами. Она вышла из рамок, и теперь дело обстоит так, что мне следует покончить с ней прежде, чем она покончит со мной.
— Ты собираешься покончить с ней колдовством?
— Не будь дураком. Никакое колдовство на нее не подействует. У меня есть другие планы. Как-нибудь я расскажу тебе о них.
— Может ли твой олли защитить тебя от нее.
— Нет, дымок только говорит мне, что делать. А защищать себя я должен сам.
— А как насчет Мескалито? Может он защитить тебя от нее?
— Нет, Мескалито — учитель, а не сила, которую можно было бы использовать в своих интересах.
— А как насчет травы дьявола?
— Я уже сказал, что должен защищаться, следуя указаниям своего олли — дымка. И, насколько я знаю, дымок может сделать все. Если ты хочешь узнать что-либо о возникшем вопросе, дымок расскажет тебе об этом. И он даст тебе не только знание, но и средства для его применения. Это самый чудесный олли, какого только может иметь человек.
— Является ли дымок лучшим олли для каждого?
— Он не одинаков для каждого. Многие его боятся и ни за что не станут даже и приближаться к нему. Дымок, как и все остальное, создан не для всякого.
— Что это за дымок, дон Хуан?
— Дымок волшебников.
В его голосе было заметное почтение, — то, чего я до сих пор ни разу в нем не замечал.
— Я начну с тех слов, — сказал он, — которые произнес мой бенефактор, когда начал учить об этом. В то время, я, так же как и ты теперь, не мог их понять. «Трава дьявола для тех, кто ищет силу. Дымок для тех, кто хочет наблюдать и видеть». По моему мнению, дымок не имеет равных. Если однажды человек вступил в его владения, то любая другая сила оказывается под его контролем. Это чудесно! Конечно, это потребует всей жизни. Уходят годы только на знакомство с двумя его частями: трубкой и курительной смесью. Трубка была дана мне моим бенефактором, и после столь долгого обращения с ней, она стала моей. Она вросла в мои руки. Передать ее в твои руки будет задачей для меня и действительным достижением для тебя, если ты добьешься успеха. Трубка будет чувствовать напряжение оттого, что ее держит кто-то другой; если один из нас сделает ошибку, то не будет никакого способа предотвратить то, что трубка сама по себе расколется или выскользнет и разобьется, даже если упадет на кучу соломы. Если это когда-нибудь случится, это будет означать конец для нас обоих. В особенности для меня. Невообразимым образом дымок обратится против меня.
— Но как он может обратиться против тебя, если это твой олли?
Мой вопрос, казалось, прервал поток его мыслей. Долгое время он ничего не отвечал.
— Трудность составных частей, — внезапно продолжил он, — делает курительную смесь одной из самых опасных субстанций, какие я знаю. Никто не сможет приготовить ее без серьезной подготовки. Она смертельно ядовита для каждого, кроме протеже дымка. Трубка и смесь требуют самой трепетной заботы. Человек, пытающийся учиться, должен подготовить себя, ведя усердную и спокойную жизнь. Действие дымка столь масштабно, что только очень сильный и подготовленный человек может выдержать даже небольшую затяжку. Все пугает и запутывает сначала, но каждая следующая затяжка проясняет вещи. И внезапно мир открывается заново. Невообразимо! Когда это случится, дымок становится олли этого человека. Он открывает любые секреты и позволяет входить в непостижимые миры. Это величайшее качество дымка, его величайший дар. И он делает свое дело, не причиняя ни малейшего вреда. Я называю дымок истинным олли.
Как обычно, мы сидели перед его домом, где земляной пол был всегда чистым и хорошо утоптанным; внезапно он поднялся и вошел в дом. Через несколько минут он вернулся с узким свертком и сел снова.
— Это моя трубка, — сказал он.
Он наклонился ко мне и показал трубку, которую вытащил из чехла, сделанного из зеленой парусины. Она была приблизительно двадцати пяти сантиметров в длину. Чубук ее был изготовлен из красноватого дерева, гладкий, без украшений. Чашечка трубки тоже казалась деревянной, но была довольно громоздкой по сравнению с тонким чубуком, — отполированная до блеска, темно-серого цвета, почти как каменный уголь.
Он подержал трубку перед моим лицом. Я подумал, что мне следует ее взять, но он этого не позволил.
— Эта трубка была дана мне моим бенефактором, — сказал он. — В свою очередь я передам ее тебе, но сначала ты должен узнать ее. Каждый раз, когда ты будешь приезжать сюда, я буду давать ее тебе. Начнешь с прикосновения, поначалу очень короткого, пока ты и трубка не привыкнете друг к другу. Затем ты положишь ее в карман или, скажем, за пазуху и, наконец, медленно и осторожно ты поднесешь ее ко рту. Все это должно делаться мало-помалу. Когда связь установится, ты будешь курить из нее. Если ты последуешь моему совету и не будешь спешить, дымок может стать и твоим предпочитаемым олли.
Он вручил мне трубку, но не выпуская ее из своих рук. Я протянул правую руку.
— Обеими руками, — сказал он.
Я коснулся трубки обеими руками на очень короткий момент. Он протянул мне ее так, чтобы я не смог ее взять, а мог лишь коснуться. Затем он спрятал ее обратно.
— Первый шаг в том, чтобы полюбить трубку. Это требует времени.
— Может трубка невзлюбить меня?
— Нет. Трубка не может тебя невзлюбить, но ты должен научиться любить ее, чтобы к тому времени, когда ты будешь курить, трубка помогала тебе не бояться.
— Что ты куришь, дон Хуан?
— Это. — Он расстегнул воротник и показал скрытый под рубашкой небольшой мешочек, который висел у него на шее наподобие медальона. Он вынул его, развязал и очень осторожно отсыпал на ладонь немного содержимого.
Насколько я мог судить, смесь выглядела как тонко натертые чайные листья, варьирующие по окраске от темно-коричневого до светло-зеленого с несколькими пятнышками ярко-желтого.
Он ссыпал смесь обратно в мешочек, завязал ремешком и опять спрятал под рубашку.
— Что это за смесь?
— Там много всего. Добыча составных частей — очень трудное дело. Нужно далеко путешествовать. Маленькие грибы, необходимые для приготовления смеси, растут только в определенное время года и только в определенных местах.
— У тебя есть разные виды смеси для разных видов помощи, в которой у тебя может быть нужда?
— Нет. Есть только один дымок, и нет другого, подобного ему.
Он показал на мешочек, висевший у него на груди, и поднял трубку, которая была зажата у него между колен.
— Это и это — одно целое. Одно не может быть без другого. Эта трубка и секрет этой смеси принадлежали моему бенефактору. Они были переданы ему точно так же, как он передал их мне. Смесь, хотя ее и трудно приготовить, восполнима. Ее секрет — в составных частях, в способе их сбора и обработки. Трубка же — на всю жизнь. За ней следует следить с бесконечной заботой. Она прочна и крепка, но ее никогда не следует ни обо что ударять. Ее нужно держать сухими руками. Никогда не браться за нее, если руки потные и пользоваться ею следует находясь в одиночестве. И никто, абсолютно никто не должен видеть ее, разве что человек, которому ты намерен ее передать. Вот чему учил меня мой бенефактор, и именно так я обращался с трубкой всю свою жизнь.
— Что случится, если ты потеряешь или сломаешь трубку?
Он очень медленно покачал головой и посмотрел на меня.
— Я умру.
— Все трубки магов такие же, как твоя?
— Не все имеют трубки, подобные моей, но я знаю некоторых, у кого они есть.