— Трава дьявола никого никогда не защищала. Она служит лишь для того, чтобы давать силу. Мескалито, с другой стороны, мягок и благороден, как ребенок.
— Но ты говорил, что Мескалито временами устрашающ.
— Конечно, он устрашающ, но если ты однажды его узнал, он будет к тебе великодушен и добр.
— Как он показывает свою доброту?
— Он защитник и учитель.
— Как он защищает?
— Ты всегда можешь держать его при себе, и он будет следить за тем, чтобы с тобой не случилось ничего плохого.
— Как можно держать его при себе все время?
— В маленьком мешочке, под рукой или на шее.
— Ты носишь его с собой?
— Нет, потому что у меня есть олли, но другие люди носят его.
— Чему он учит?
— Он показывает разные вещи и говорит, что есть что.
— Как?
— Тебе надо увидеть это самому.
Вторник, 30 января 1962 года.
— Что ты видишь, когда Мескалито берет тебя с собой, дон Хуан?
— Такие вещи не для простого разговора. Я не могу рассказать тебе это.
— С тобой случится что-нибудь плохое, если ты расскажешь?
— Мескалито — защитник. Добрый и благородный защитник, но это не значит, что над ним можно смеяться. Поскольку он добрый защитник, он может быть также и самим ужасом с теми, кого не любит.
— Я не собираюсь над ним смеяться. Я просто хочу узнать, что он показывает другим людям. Я описал тебе все, что Мескалито показал мне.
— С тобой все иначе, — может быть, потому, что ты не знаешь его путей. Тебя приходится учить его путям, как ребенка учат ходить.
— Как долго я должен учиться?
— Пока он сам не сделается для тебя понятным.
— А потом?
— Потом ты поймешь сам.
— Можешь ли ты сказать просто, куда Мескалито берет тебя?
— Я не могу разговаривать об этом.
— Все, что я хочу узнать, это существует ли другой мир, куда он берет людей?
— Да, существует.
— Это небеса?
— Он берет тебя сквозь небеса.
— Я имею в виду то небо, где Бог.
— Теперь ты говоришь глупости. Я не знаю где Бог.
— Мескалито — это Бог? Единый Бог? Или просто один из богов?
— Он просто защитник и учитель. Он — сила.
— Он что, сила внутри нас?
— Нет, Мескалито ничего общего с нами не имеет. Он вне нас.
— Но тогда каждый, кто принимает Мескалито, должен видеть то же, что и все остальные.
— Не совсем так. Он никогда не бывает одним и тем же для разных людей.
Четверг, 12 апреля 1962 года.
— Почему ты не расскажешь мне побольше о Мескалито, дон Хуан?
— Нечего рассказывать.
— Должны быть тысячи вещей, о которых мне следовало бы узнать прежде, чем я встречусь с ним снова.
— Может быть, нет ничего, что тебе следовало бы узнать. Как я тебе уже говорил, он не одинаков со всеми.
— Я знаю, но все же мне хотелось бы знать, что чувствуют другие по отношению к нему.
— Мнения тех, кто болтает о нем, немногого стоят. Ты увидишь. Ты, возможно, будешь говорить о нем до какой-то точки, а затем уже никогда не будешь обсуждать этот вопрос.
— Можешь ты рассказать мне о своем первом опыте?
— Для чего?
— Ну, тогда я буду знать, как вести себя с Мескалито.
— Ты уже знаешь больше, чем я. Ты действительно играл с ним. Когда-нибудь ты поймешь, как великодушен был защитник к тебе. В тот первый раз, я уверен, он рассказывал тебе много-много всего, но ты был глух и слеп.
Суббота, 14 апреля 1963 года.
— Мескалито может принимать любую форму, когда он показывает себя?
— Любую.
— Но тогда, какую форму ты знаешь, как самую обычную?
— Обычных форм нет.
— Ты имеешь в виду, дон Хуан, что он принимает любую форму даже с людьми, которых хорошо знает?
— Нет. Он принимает любую форму с людьми, которые его знают лишь немного, но для тех, кто знает его хорошо, он всегда постоянен.
— Как он постоянен?
— Он является им как человек вроде нас или как свет. Просто как свет.
— Мескалито когда-нибудь изменяет свою форму с теми, кто знает его хорошо?
— Насколько я знаю, нет.
Пятница, 6 июля 1962 года.
Мы с доном Хуаном отправились в путешествие в конце дня 23 июня. Он сказал, что мы поедем в штат Чиуауа поискать «грибочки» (honguitos). Он сказал, что это путешествие будет долгим и трудным. И он оказался прав. Мы прибыли в небольшой шахтерский городок на севере штата в 10 часов вечера в среду, 27 июня. От места, где я оставил машину, мы прошли на окраину города, к дому его друзей, индейцев племени тарахумара. Там мы переночевали.
На следующий день хозяин разбудил нас около пяти часов утра. Он принес нам бобы и хлеб. Пока мы ели, он разговаривал с доном Хуаном, но ничего не сказал о нашем путешествии.
После завтрака хозяин налил воды в нашу флягу и положил в рюкзак пару сладких рулетов. Дон Хуан отдал флягу мне, приспособил поудобнее рюкзак у меня на спине, поблагодарил хозяина за заботу и, повернувшись в мою сторону, сказал:
— Время идти.
Около полутора километров мы шли по грунтовой дороге, потом пересекли поле и через два часа были у подножья холмов на юге города. Мы поднялись по пологому склону в юго-западном направлении. Когда дорога сделалась круче, дон Хуан сменил направление и мы пошли по возвышенной равнине на восток.
Несмотря на свой преклонный возраст, дон Хуан шел все время так невероятно быстро, что к полудню я уже полностью выдохся. Когда мы присели отдохнуть, он открыл мешок с хлебом.
— Ты можешь сесть это все, если хочешь, — сказал он.
— А как же ты?
— Я не голоден, а позднее нам эта пища не понадобится.
Я был очень усталым и голодным, поэтому решил поймать его на слове. Также, я чувствовал, что это подходящее время, чтобы поговорить о цели нашего путешествия, и очень осторожно спросил:
— Ты считаешь, что мы пробудем здесь долго?
— Мы здесь для того, чтобы собирать Мескалито. Мы останемся здесь до завтра.
— А где Мескалито?
— Повсюду вокруг нас.
Вокруг в изобилии росли кактусы различных видов, но я не мог найти среди них пейотль.
Мы снова отправились в путь и к трем часам дня пришли к длинной узкой долине, окаймленной крутыми холмами. Я чувствовал себя странно возбужденным при мысли о том, что увижу пейотль, который никогда не видел в естественной среде. Мы вошли в долину и прошли около ста двадцати метров, когда внезапно я заметил, что неподалеку растут три несомненных растения пейотля. Они срослись вместе, выступая над землей на 5–7 сантиметров, — прямо передо мной, слева от тропы. Они выглядели, как круглые мясистые зеленые розы. Я побежал к ним, указывая на них дону Хуану.
Он не обращал на меня внимания и, намеренно повернувшись спиной, уходил дальше. Я понял, что сделал что-то неправильно, и всю вторую половину дня мы шли в молчании, медленно продвигаясь по плоской равнине, усыпанной мелкими острыми камнями. Мы двигались среди кактусов, вспугивая полчища ящериц, и время от времени — одинокую птицу. Я прошел мимо дюжины растений пейотля, не говоря ни слова.
К шести часам вечера мы оказались у подножия гор, которые ограничивали долину. Потом мы взобрались по склону на один из скальных уступов. Дон Хуан бросил свой мешок и сел. Я снова был голоден, но пищи у нас не осталось. Я предложил собрать Мескалито и вернуться в город. Дон Хуан выглядел раздраженным, он сделал чмокающий звук губами. Потом он сказал, что мы проведем здесь ночь.
Мы сидели молча. Слева была скала, а справа долина, которую мы пересекли. Она тянулась довольно далеко, казалась шире и не такой плоской, как я думал. С того места, где я сидел, она виделась состоящей сплошь из небольших холмов и скальных возвышенностей.
— Завтра мы начнем обратный путь, — сказал дон Хуан, не глядя на меня и указывая на долину. — Мы будем идти назад и собирать его тогда, когда он окажется на нашем пути. Он сам будет находить нас, и никак иначе. Он найдет нас, если захочет.
Дон Хуан прислонился спиной к скале и, наклонив голову, продолжал говорить так, как будто с нами был еще кто-то кроме меня.
— Еще одна вещь. Только я могу срывать его. Ты, может быть, будешь нести мешок или идти впереди — я еще не знаю. Но завтра ты не будешь указывать на него, как ты сделал сегодня.
— Прости меня, дон Хуан.
— Все в порядке, ты не знал.
— Твой бенефактор учил тебя всему этому о Мескалито?
— Нет. О нем меня никто не учил. Защитник сам был моим учителем.
— Тогда, значит, Мескалито вроде человека, с которым можно разговаривать?
— Нет.
— Как же тогда он учит?
Некоторое время он молчал.
— Помнишь то время, когда ты играл с ним? Ты понимал его, не так ли?
— Да.
— Вот так он и учит. Только ты этого не знал, но если бы ты был внимателен к нему, он говорил бы с тобой.
— Когда?
— Тогда, когда ты в первый раз его увидел.
Он, казалось, был раздражен моими вопросами. Я сказал, что задаю их, так как хочу узнать все, что только можно.
— Не спрашивай меня, — он улыбнулся. — Спроси его. В следующий раз, когда ты его увидишь, спрашивай его обо всем, о чем пожелаешь.
— Значит с Мескалито все же можно поговорить…
Он не дал мне закончить. Он отвернулся, взял флягу, сошел с уступа и исчез за скалой. Я не хотел оставаться один и — хотя он не звал меня — последовал за ним. Мы прошли полторы сотни метров до небольшого ручья. Он помыл руки и лицо, наполнил флягу, прополоскал рот, но не пил. Я набрал в ладони воды и начал пить, но он остановил меня, сказав, что пить не стоит.
Затем он вручил мне флягу и отправился обратно. Когда мы пришли на место, мы снова уселись лицом к долине, а спиной к скале. Я спросил, не можем ли мы развести костер. Он жестом выразил недоумение по поводу моего вопроса, потом сказал, что этой ночью мы — гости Мескалито и хозяин позаботится о том, чтобы нам было тепло.
Становилось темно. Дон Хуан вынул из своего мешка два тонких хлопчатобумажных одеяла, бросил одно из них ко мне на колени и сел, скрестив ноги и накинув другое одеяло себе на плечи. Долина под нами постепенно погружалась в темноту, и края ее расплывались в вечерних сумерках.