Этот переход был очень труден. Он пришел так внезапно, что я не готов был уследить за ним. Мое восприятие элементов видения было рассеянным, как если бы я спал. Они, однако, не изменялись. Они оставались постоянными, и я мог задержать взгляд на любом из них, чтобы детально обследовать. Виденье не было столь ясным или столь реальным, какое дает пейотль. Оно было несколько расплывчатым и имело чрезвычайно приятную пастельную мягкость.
Я подумал, смогу ли я встать, и следующее, что я понял, это что я двигаюсь. Я был наверху лестницы, а внизу ее находилась моя подруга Х. Ее глаза лихорадочно блестели. В них был отблеск безумия. Она громко смеялась — с такой безудержностью, что это пугало. Она стала подниматься по лестнице. Я хотел убежать или укрыться, потому что «она побывала в мотоциклетной катастрофе недавно». Такова была мысль, появившаяся в моем мозгу. Я укрылся за колонной, и она прошла мимо, даже не взглянув. «Сейчас она отправляется в долгое путешествие», — подумал я. И, наконец, последняя мысль, которую я запомнил, была: «Она смеется всякий раз, когда готова надломиться».
Внезапно сцена стала очень ясной. Она более не была похожа на сон. Это была как бы реальная сцена, на которую я смотрел через оконное стекло. Я попытался тронуть колонну, но все, что я ощутил, это то, что не могу двигаться. Однако я знал, что могу стоять, сколько хочу, наблюдая за сценой. Я был внутри этой сцены, но не был ее частью.
Я испытал наплыв рациональных мыслей и заключений. Насколько я мог судить, я находился в своем обычном состоянии трезвого сознания. Ни один из элементов восприятия не выходил за границы области нормальных умственных процессов. И все же я знал, что это не обычное состояние.
Сцена резко изменилась. Была ночь. Я находился в холле какого-то здания. Темнота внутри здания позволила мне осознать, что предыдущая сцена была залита ярким солнечным светом. Однако это было так уместно, что тогда я этого не заметил.
Освоившись с новой сценой, я разглядел молодого человека, выходящего из комнаты с большим рюкзаком за плечами. Я не знал, кто он такой, хотя раньше несколько раз видел его. Он прошел мимо меня и стал спускаться по лестнице. К тому времени я уже забыл о своих рациональных дилеммах. «Кто этот парень? — подумал я. — Зачем я его вижу?»
Сцена вновь изменилась, и я увидел, как молодой человек выкладывает книги. Он склеивал некоторые страницы вместе, удалял надписи и так далее. Затем я увидел, как он аккуратно укладывает книги в упаковочную корзину. Там было много таких же корзин. Они находились не в его комнате, а в каком-то хранилище. Мне в голову приходили и другие картины, но они не были ясными. Сцена затуманилась. Я ощутил вращение.
Дон Хуан тряс меня за плечи. Я понемногу пришел в себя, он помог мне встать, и мы пошли к его дому. С момента, когда я начал растирать пасту на висках, прошло три с половиной часа, но зрительные сцены не могли длиться более десяти минут. У меня не было никаких болезненных ощущений. Я просто был голоден и хотел спать.
Четверг, 18 апреля 1963 года.
Прошлой ночью дон Хуан попросил описать ему мои последние переживания, но я был слишком сонным, чтобы разговаривать. Я не мог сосредоточиться. Сегодня, как только я проснулся, он попросил об этом снова.
— Кто сказал тебе, что эта девушка Х побывала в мотоциклетной катастрофе? — спросил он, когда я закончил рассказ.
— Никто. Это была просто одна из мыслей, которая пришла мне в голову.
— Ты думаешь, это были твои мысли?
Я сказал ему, что это были мои мысли, хотя у меня нет повода думать, что с ней не все в порядке. Это были странные мысли. Они, казалось, из ниоткуда выстреливали в моем уме. Дон Хуан пристально на меня посмотрел. Я спросил, верит ли он мне. Он рассмеялся и сказал, что это моя привычка — быть неосторожным в своих поступках.
— Что я сделал неправильно, дон Хуан?
— Тебе следовало слушать ящерицу.
— Как я должен был ее слушать?
— Маленькая ящерица на твоем плече описывала тебе все, что видела ее сестра. Она говорила с тобой. Она все рассказывала тебе, но ты не обращал на нее внимания. Вместо этого ты считал, что слова ящерицы — это твои собственные мысли.
— Но это и были мои собственные мысли, дон Хуан.
— Нет. В этом характерная черта такого колдовства. Фактически, видение должно скорее выслушиваться, чем просматриваться. Такая же вещь случилась со мной. Я собирался предупредить тебя об этом, но вспомнил, что мой бенефактор тоже не предупреждал меня.
— Был твой опыт похож на мой?
— Нет, у меня было адское путешествие. Я чуть не умер.
— Почему оно было адским?
— Может, потому, что трава дьявола не любила меня, или потому, что мне самому не было ясно, что я хочу спросить, как и тебе вчера. Ты, должно быть, думал о той девушке, когда спрашивал о книгах.
— Я не могу припомнить.
— Ящерицы никогда не ошибаются. Они каждую мысль воспринимают, как вопрос. Ящерица вернулась и рассказала тебе об этой девушке то, чего никто никогда не поймет, потому что даже ты сам не знаешь, что ты о ней спрашивал.
— Как насчет другого видения, которое у меня было?
— Должно быть, твои мысли были устойчивы, когда ты задавал этот вопрос. Именно так должно проводиться это колдовство, с ясностью.
— Ты имеешь в виду, что видение с девушкой не надо принимать всерьез?
— Как можно принимать его всерьез, если ты не знаешь, на какой вопрос отвечали маленькие ящерицы?
— Будет ли для ящерицы яснее, если задавать ей только один вопрос?
— Да, так будет яснее. Если ты сможешь устойчиво удерживать одну мысль.
— Но что случится, дон Хуан, если этот вопрос будет не простой, а сложный?
— До тех пор, пока твоя мысль устойчива и не уходит на посторонние предметы, она ясна ящерицам, а их ответ ясен тебе.
— Можно ли задавать другие вопросы по ходу видения?
— Нет. Это колдовство состоит в том, чтобы смотреть на то, что ящерица рассказывает тебе. Вот почему я сказал, что это скорее виденье для слуха, чем виденье для глаз. Вот почему я просил тебя не задавать личных вопросов. Обычно, когда вопрос касается близких людей, твое желание дотронуться до них или поговорить с ними слишком сильно, и ящерицы прекращают рассказывать, колдовство рассеивается. Ты должен знать гораздо больше, чем знаешь сейчас, прежде чем попытаешься видеть вещи, которые касаются тебя лично. В следующий раз ты должен слушать внимательно. Я уверен, что ящерицы говорили тебе много-много всего, но ты не слушал.
Пятница, 19 апреля 1963 года.
— Что это было такое, что я перетирал для пасты, дон Хуан?
— Семена травы дьявола и насекомые, которые живут в коробочках вместе с семенами. Мерка — по одной горсти того и другого, — он сделал ладонь лодочкой, показывая мне, сколько. Я спросил, что случится, если один ингредиент будет использован без другого. Он сказал, что такой эксперимент только оттолкнет траву дьявола и ящериц.
— Ты не должен отталкивать ящериц, — сказал он, — поэтому завтра вечером, ты должен вернуться к месту, где растет твое растение. Говори со всеми ящерицами и проси тех двух, которые помогли тебе в колдовстве, выйти снова. Ищи повсюду, пока совершенно не стемнеет. Если не сможешь найти их, то ты должен попытаться найти их на следующий день. Если у тебя достаточно силы, ты найдешь обеих — и тогда ты должен будешь съесть их тут же на месте. И ты навсегда будешь наделен способностью видеть неизвестное. Тебе никогда не нужно будет вновь ловить ящериц, чтобы практиковать их колдовство. С тех пор они будут жить внутри тебя.
— А что мне делать, если я найду только одну из них?
— Если ты найдешь только одну из них, ты должен будешь, в конце концов, отпустить ее. Если ты поймаешь ее в первый день, не держи ее в надежде, что на следующий день поймаешь другую. Это только испортит твою дружбу с ними.
— Что случится, если я вообще не сумею найти их?
— Думаю, что для тебя это будет самым лучшим. Это будет означать, что ты должен будешь ловить ящериц каждый раз, когда тебе понадобится их помощь, но это означает также, что ты свободен.
— Что ты имеешь в виду?
— Свободен от того, чтобы быть рабом травы дьявола. Если ящерицы будут жить внутри тебя, то трава дьявола никогда тебя не отпустит.
— Это плохо?
— Конечно, это плохо. Это отрежет тебя от всего остального. Ты будешь вынужден провести всю свою жизнь, обращаясь с травой дьявола, как со своим олли. Она — собственница. Как только она станет доминировать над тобой, для тебя останется один путь — ее путь.
— Что, если я обнаружу, что ящерицы мертвы?
— Если ты обнаружишь одну или обеих ящериц мертвыми, то ты не должен будешь предпринимать попыток совершать это колдовство в течение некоторого времени. Отложи все это на какой-то срок. Я думаю, это все, что я должен был рассказать тебе; то, что я тебе рассказал, — правило. Когда бы ты ни совершал это колдовство сам, ты должен следовать всем шагам, которые я описал тебе, когда ты сидел перед своим растением. Еще одна вещь. Ты не должен ни есть, ни пить, пока колдовство не закончено.
6
Следующим этапом учения дона Хуана был новый шаг в освоении второй порции корня дурмана. В период времени между этими двумя стадиями обучения ничего не происходило, дон Хуан только расспрашивал о развитии моего растения.
Четверг, 27 июня 1963 года.
— Было бы неплохо испытать траву дьявола еще раз прежде, чем окончательно становиться на ее путь, — сказал дон Хуан. — Ты должен снова попробовать колдовство с ящерицами. У тебя есть все необходимое, чтобы задать ящерицам еще один вопрос, на этот раз без моей помощи.
— Есть ли такая необходимость, чтобы я совершал это колдовство, дон Хуан?
— Это лучший способ испытать чувства травы дьявола по отношению к тебе. Она испытывает тебя все время, поэтому будет справедливо испытать и ее тоже. И, если ты почувствуешь где-нибудь на ее пути, что по той или иной причине тебе не следует идти дальше, — нужно будет просто остановиться.