После того, как закончился третий цикл сбора и приготовления смеси, дон Хуан, впервые более чем за годичный период, начал говорить о дымке как об олли.
Понедельник, 23 декабря 1963 года.
Мы возвращались на машине к его дому после сбора желтых цветков для смеси. Они были одной из необходимых составных частей. Я сделал замечание, что в этом году мы не следуем тому порядку, которому мы следовали в прошлом году. Он засмеялся и сказал, что дымок не поддается настроениям или обидам, как трава дьявола. Для дымка не важен порядок сбора ингредиентов; все, чего он требует, — это чтобы человек, употребляющий смесь, был аккуратен и точен.
Я спросил дона Хуана, что мы будем делать со смесью, которую он приготовил и отдал мне на хранение. Он ответил, что эта смесь — моя, и добавил, что мне надо воспользоваться ею как можно скорее. Я спросил, сколько ее требуется каждый раз. Небольшой мешочек, который он мне дал, содержал примерно втрое больше, чем содержит небольшая пачка табака. Он сказал, что мне надо использовать содержимое мешочка за один год, а сколько мне будет нужно — это мое личное дело, и выяснится при курении.
Я захотел узнать, что случится, если я не использую весь мешочек. Дон Хуан сказал, что ничего не случится, дымок ничего не требует. Сам он больше не нуждается в курении вообще, тем не менее он каждый год приготавливает новую смесь. Затем он поправился и сказал, что изредка ему бывает нужно курить. Я спросил, что он делает с неиспользованной смесью, но он не ответил. Он сказал, что смесь уже нехороша, если не была использована в течение одного года.
В этой точке мы вступили в небольшой спор. Я неправильно сформулировал свой вопрос, и его ответы казались неясными. Я хотел знать, потеряет ли смесь свои галлюциногенные свойства или силу через год, делая, таким образом, годовой цикл необходимостью, а он настаивал, что смесь никогда не потеряет своих свойств. Единственное, что происходит, сказал он, это то, что человеку она больше не нужна, так как он сделал новый запас. Ему нужно избавиться от неиспользованной старой смеси особым образом, который в тот момент он не захотел мне открыть.
Вторник, 24 декабря 1963 года.
— Ты сказал, дон Хуан, что тебе больше не нужно курить.
— Да, поскольку дымок — мой олли, мне не нужно больше курить. Я могу вызвать его в любое время и в любом месте.
— Ты хочешь сказать, что он приходит к тебе даже, если ты не куришь?
— Я имею в виду, что я прихожу к нему свободно.
— Смогу ли и я делать это?
— Да, если тебе удастся сделать его своим олли.
Вторник, 31 декабря 1963 года.
Во вторник, 25 декабря, у меня был первый опыт встречи с олли дона Хуана — дымком. Весь день я возил его по окрестностям и выполнял поручения. Мы вернулись домой к вечеру. Я заметил, что мы весь день ничего не ели, но ему не было до этого никакого дела. Он сказал, что мне совершенно необходимо познакомиться с дымком. Он убеждал меня в том, что я должен испытать его, чтобы понять, насколько он важен, как олли.
Не давая мне возможности что-либо возразить, дон Хуан сообщил, что собирается разжечь свою трубку для меня прямо сейчас. Я попытался разубедить его, утверждая, что не считаю себя готовым. Я сказал ему, что мне кажется, я еще недостаточно долго держал трубку просто в руках. На это он ответил, что у нас мало времени и пора приступать.
Он вынул трубку из футляра и погладил ее. Я сел на пол рядом с ним, отчаянно пытаясь найти предлог, чтобы спасовать; я был готов сделать что угодно, лишь бы уклониться от этого неизбежного шага.
В комнате было почти совсем темно. Дон Хуан зажег керосиновую лампу и поставил ее в угол. Обычно лампа поддерживала в комнате относительную полутьму, и ее желтоватый свет всегда успокаивал. На этот раз, однако, свет казался тусклым и необычайно красным, он нервировал. Дон Хуан развязал свой мешочек, не снимая его с тесьмы на шее. Затем он поднес трубку вплотную к груди и зачерпнул ею из мешочка под рубашкой немного смеси. Он велел мне наблюдать за процедурой, отметив, что если смесь просыплется — она останется у него за пазухой.
Дон Хуан наполнил чашечку на три четверти, затем завязал мешочек одной рукой, держа при этом трубку в другой. Потом взял небольшое глиняное блюдце, дал его мне и попросил принести угольков. Я пошел за дом, взял несколько углей из печки и вернулся назад. Мне было очень не по себе.
Я сел рядом с доном Хуаном и подал ему блюдце. Он взглянул на него и спокойно заметил, что угли слишком большие. Ему нужны были более мелкие, которые поместятся внутрь чашечки. Я вернулся к печке и взял то, что требовалось. Он принял у меня блюдце и поставил его перед собой. Он сидел со скрещенными ногами, поджав их под себя. Взглянув на меня краем глаза, он наклонился вперед так, что его подбородок почти коснулся углей. Держа трубку в левой руке, он исключительно быстрым движением правой руки схватил раскаленный уголек и положил его в чашечку. Затем он снова сел прямо. Держа трубку обеими руками, он поднес ее к губам и три раза пыхнул дымом. После этого он протянул трубку мне и требовательно прошептал, чтобы я взял ее в руки и курил.
В эту секунду мне пришла в голову мысль отказаться от трубки и убежать, но дон Хуан еще раз прошептал, чтобы я взял трубку и курил. Я взглянул на него. Он смотрел на меня в упор, но его взгляд был дружеским, понимающим. Было ясно, что выбор я сделал давным-давно, и здесь нет другого пути — только делать то, что он сказал.
Я взял трубку и чуть не уронил ее. Она была горячей. Я приложил ее ко рту с исключительной осторожностью, так как думал, что ее жар будет невыносим для моих губ. Но я совсем не почувствовал жара.
Дон Хуан велел мне затянуться. Дым затек ко мне в рот и, казалось, циркулировал там. Он был тяжелым. Я чувствовал, что как будто бы у меня полный рот дроби. Сравнение пришло мне на ум, хотя я никогда не держал дробь во рту. Дым был подобен ментолу, и во рту у меня внезапно стало холодно. Это было освежающее ощущение.
— Еще! Еще! — услышал я шепот дона Хуана. Я почувствовал, что дым свободно просачивается внутрь моего тела, почти без моего участия. Мне больше не нужно было понуканий дона Хуана. Механически я продолжал вдыхать.
Внезапно дон Хуан наклонился и забрал трубку из моих рук. Он очень осторожно вытряс пепел на блюдце с углями, затем послюнил палец и покрутил им в чашечке, прочищая бока. Несколько раз он продул мундштук. Я видел, как затем он положил трубку обратно в чехол. Его действия удерживали мое внимание.
Почистив трубку и положив ее на пол, он стал смотреть на меня, и тут только я почувствовал, что все мое тело онемело, словно пропиталось ментолом. Лицо отяжелело, и челюсти болели. Я не мог удержать рот закрытым, но течения слюны не было. Мой рот горел от сухости, и все же я не чувствовал жажды. Я начал ощущать необычайное тепло во всей голове. Холодный жар! Дыхание, казалось, разрывало ноздри и верхнюю губу каждый раз, когда я вдыхал, но оно не обжигало огнем, а жгло холодом, как кусок льда.
Дон Хуан сидел справа от меня без движения. Он держал зачехленную трубку прижатой к полу, как будто удерживая ее силой. Мои ладони были тяжелыми. Мои руки ломило, они оттягивали плечи вниз. Нос у меня тек. Я вытер его тыльной стороной ладони, и моя верхняя губа стерлась. Я вытер лицо и стер с него все мясо! Я таял! Я чувствовал себя так, как если бы моя плоть действительно таяла. Я вскочил и попытался ухватиться руками за что-нибудь, за что угодно, только бы опереться. На меня нахлынула волна нестерпимого ужаса. Я обхватил столб, расположеный в центре комнаты. Постояв секунду, я обернулся, чтобы посмотреть на дона Хуана. Он все еще сидел неподвижно, держа свою трубку и глядя на меня.
Мое дыхание было болезненно горячим. Оно душило меня. Я наклонил голову, чтобы дать ей отдохнуть на столбе, но видимо промахнулся, и моя голова продолжала опускаться, пройдя то место, где должен был находиться столб. Я остановился, когда уже начинал падать на пол. Я выпрямился. Столб был тут, перед моими глазами. Я снова попытался прислонить к нему голову. Я старался управлять собой и не отклоняться — держа глаза открытыми, я медленно наклонялся вперед, чтобы коснуться столба головой. Он был в считанных сантиметрах от моих глаз, но когда я попытался дотронуться до него лбом, у меня появилось крайне странное ощущение, что моя голова проходит прямо сквозь столб. В отчаянных попытках разумного объяснения я решил, что мои глаза искажают расстояние и что столб, должно быть, от меня метрах в трех, хотя я и вижу его прямо перед собой. Тогда я придумал разумный и логичный метод, как определить местонахождение столба. Я решил двигаться боком по кругу, стараясь чтобы этот круг не превысил полутора метров в диаметре. Если столб действительно находится от меня в трех метрах, то есть вне досягаемости моей руки, то придет момент, когда я окажусь к нему спиной. Я считал, что в этот момент столб исчезнет, так как в действительности он будет позади меня.
Я начал кружить таким образом, но столб все время оставался у меня перед глазами. В отчаянии и замешательстве, я схватил его обеими руками, но мои руки прошли сквозь него. Я схватил воздух. Я тщательно рассчитал расстояние между ним и собой. Выходило, что оно должно составлять менее одного метра. Некоторое время я играл с восприятием расстояния, поворачивая голову с боку на бок, по очереди фокусируя каждый глаз то на столбе, то на окружающем. Согласно моей оценке, столб определенно и несомненно, находился прямо передо мной, на расстоянии меньше метра. Выставив руки вперед, чтобы предотвратить удар головой, я изо всех сил бросился на него. Ощущение было тем же самым — я прошел сквозь столб, только на этот раз со всего размаха упал на пол.
Я тут же встал, и это было, пожалуй, самым необычным из всех моих действий той ночью. Я поднял себя мыслью! Для того чтобы подняться, я не мог пользоваться мышцами и скелетной основой, как я привык делать, потому что я больше не имел над ними контроля — я понял это в тот момент, когда упал на пол. Но мое любопытство к столбу было столь сильным, что я поднял себя мыслью, наподобие рефлекторного действия. И прежде, чем я полностью осознал, что не могу больше двигаться, я уже поднялся.