Такие его наставления вызвали во мне глубокое беспокойство. Я был уверен, что он чего-то ожидает. Я спросил, почему он рекомендует мне петь песни Мескалито и что, по его мнению, может меня напугать. В ответ он рассмеялся и сказал, что я могу испугаться одиночества. С этим он вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Я посмотрел на часы. Было семь часов вечера. Я спокойно сидел в течение долгого времени. Из комнаты дона Хуана не доносилось никаких звуков. Было тихо и ветрено. Я подумал, не сбегать ли мне к машине, чтобы взять из нее что-нибудь для защиты от ветра, но не осмелился нарушить инструкции дона Хуана. Мне не хотелось спать, но я был усталым. Холодный ветер не давал мне возможности отдохнуть.
Четыре часа спустя я услышал, как дон Хуан идет вокруг дома. Я подумал, что он, должно быть, вышел через заднюю дверь, чтобы сходить в кусты по нужде. Затем он громко позвал меня:
— Эй, парень! Эй, парень, ты мне нужен здесь.
Я чуть не кинулся к нему. Это был его голос, но не его тон и не его обычные слова. Дон Хуан никогда не обращался ко мне: «Эй, парень!». Поэтому я остался там, где сидел. Мороз пробежал у меня по спине. Он вновь начал кричать, используя те же самые или вроде того фразы.
Я слышал, как он обходит дом сзади. Он запнулся о кучу дров, как если бы не знал о том, что она там лежит. Затем он подошел к веранде и уселся рядом с дверью спиной к стене. Он казался более тяжелым, чем обычно. Его движения не были медленными или неуклюжими, но просто более тяжелыми. Он уселся на пол, вместо того, чтобы чутко опуститься, как он это делал всегда. Кроме того, это было не его место, а дон Хуан никогда, ни при каких обстоятельствах, не сидел ни на каком другом месте. Затем он вновь заговорил со мной. Он спросил меня, почему я отказался прийти, когда я был ему нужен. Он говорил громко. Я не хотел смотреть на него и все же испытывал навязчивое желание следить за ним. Он начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Я изменил свое положение, приняв боевую форму, которой он научил меня, и повернулся к нему лицом. Мои мускулы были напряжены и странно застыли. Не знаю, что побудило меня принять боевую форму, — может быть, уверенность в том, что дон Хуан сознательно старается напугать меня, создавая впечатление, что лицо, которое я вижу, в действительности, не является им. Я чувствовал насколько он тщателен в том, чтобы делать непривычное для него. Я боялся, но все еще ставил себя выше всего этого, потому что, как мне казалось, я был способен критически оценивать и анализировать всю последовательность событий.
В этот момент дон Хуан поднялся. Его движения были совершенно незнакомы. Он вытянул руки перед собой и толкнул себя вверх, подняв в первую очередь задницу. Затем он схватился за дверь и распрямился, подняв верхнюю часть тела. Я поразился тому, как глубоко, оказывается, мне знакомы его движения. И какое ужасное чувство он вызвал во мне, позволив мне видеть дона Хуана, который двигается не как дон Хуан.
Он сделал пару шагов в моем направлении, поддерживая нижнюю часть спины руками, как если бы он пытался распрямиться, или как если бы у него болела спина. Он отдувался и пыхтел. Его нос, казалось, был заложен. Он сказал, что собирается взять меня с собой и велел подняться и следовать за ним. Он пошел в западном направлении от дома. Я изменил свое положение, чтобы быть лицом к нему. Он повернулся ко мне. Я не тронулся со своего места. Я был прикован к нему.
— Эй, парень, — закричал он, — я сказал тебе, чтобы ты шел за мной. Если ты не пойдешь, я потащу тебя силой!
Затем он двинулся прямо на меня. Я начал бить свое колено и ляжку и быстро пританцовывать. Он подошел к краю веранды, остановившись прямо напротив и почти вплотную. В отчаянии я приготовился принять позицию для броска, но он изменил направление и двинулся от меня, к кустам слева. На секунду, уже уходя, он внезапно повернулся, но я был наготове, лицом к нему.
Он скрылся из вида. Я сохранял боевое положение еще некоторое время, но потом, поскольку я не видел его больше, сел, скрестив ноги. Тут уж я был действительно напуган. Я хотел убежать, но эта мысль пугала меня еще больше. Я чувствовал, что буду полностью в его власти, если он схватит меня по дороге к машине. Я запел одну из своих пейотльных песен. Каким-то образом я чувствовал, что эти песни не имеют здесь силы. Они могли действовать лишь как успокаивающее, и однако же они помогали мне. Я пел их снова и снова.
Примерно в 2.45 ночи я услышал шум внутри дома. Я тотчас изменил позу. Дверь распахнулась, и оттуда, шатаясь, вышел дон Хуан. Он хватал ртом воздух и держался за горло. Он склонился на колени передо мной и застонал. Тонким жалобным голосом он просил подойти и помочь ему. Затем он снова закричал, требуя, чтобы я подошел. Голос у него стал гортанным. Он просил меня помочь ему, потому что его что-то душило. Он на четвереньках полз в мою сторону, пока не оказался совсем близко. Он протянул руки ко мне и сказал: «Иди сюда!». Затем он поднялся. Его руки тянулись ко мне. Он, казалось, готов был схватить меня. Я ударил ногой о землю и захлопал по икре и ляжке. Я был вне себя от страха.
Остановившись, он направился к краю дома и дальше в кусты. Я изменил свое положение, чтобы быть лицом к нему. Затем снова сел. Я не хотел больше петь. Казалось, вся моя энергия ушла. Тело болело. Все мои мускулы были напряжены и болезненно зажаты. Я не знал, что и думать. Я не мог решить, сердиться мне на дона Хуана или нет. Я подумывал о том, чтобы прыгнуть, наброситься на него, но каким-то образом я знал, что он свалит меня, как букашку. Я действительно хотел кричать. Я испытывал глубокое отчаяние. Мысль о том, что дон Хуан собирается все время пугать меня, заставляла чувствовать горе. Я не мог найти никакой причины для этой ужасной игры, этого розыгрыша. Его движения были столь искусны, что я был в замешательстве. Это было не так, как если бы он пытался двигаться, как женщина, но это было так, как если бы женщина пыталась двигаться так, как движется дон Хуан. У меня было впечатление, что она действительно пыталась ходить и двигаться с сознательностью дона Хуана, но была слишком тяжелой и не имела той пружинистости, которую имел дон Хуан. Кто бы это ни был передо мной, он создавал впечатление, как будто более молодая, но более тяжелая женщина пытается имитировать движения легкого и подвижного старого человека.
Эти мысли привели меня в состояние паники. Громко и очень близко от меня застрекотал сверчок. Я отметил богатство его тонов. Я отметил, что у него баритон. Звук начал затихать вдали. Внезапно все мое тело вздрогнуло. Я принял боевое положение и вновь обратился лицом в направлении, откуда только что доносилось стрекотание. Звук уносил меня с собой. Он начал захватывать меня прежде, чем я понял, что он был лишь похож на пение сверчка. Звук вновь приблизился. Он стал ужасно громким. Я запел свою пейотльную песню громче и громче. Внезапно сверчок замолк. Я тотчас сел, но продолжал петь. Секунду спустя я увидел фигуру человека, бегущего по направлению ко мне со стороны противоположной той, откуда слышался сверчок. Я захлопал по ноге и начал неистово топать пяткой. Фигура быстро пронеслась мимо, почти коснувшись меня. Она была похожа на собаку. Я ощутил нечеловеческий страх, настолько сильный, что я просто оцепенел. Я не могу ничего больше вспомнить из того, что я чувствовал или думал в тот момент.
С утренней свежестью мне стало лучше. Чем бы там ни являлось происходящее, оно, казалось, закончилось. Было уже 5.48 утра, когда дон Хуан спокойно открыл дверь и вышел наружу. Он потянулся, зевнул и посмотрел на меня. Потом он сделал два шага по направлению ко мне, продолжая зевать. Увидев его глаза, глядящие на меня из полуприкрытых век, я вскочил. Я знал тогда, что кто бы это ни был (или что бы это ни было), это не дон Хуан.
Я схватил небольшой угловатый камень с земли (он как раз оказался рядом с моей правой рукой), и, даже не взглянув на него, прижал большим пальцем к вытянутым остальным. Получилась как раз та форма, которой дон Хуан научил меня. Я чувствовал огромную силу, наполнившую меня за считанные секунды. Потом я закричал и швырнул в него камень. Я думаю, что это был великолепный крик. В тот момент мне не было дела, жив я или мертв — я сознавал, что крик был ужасен по своей силе. Он был пронзительным и долгим, и он фактически направил мою руку. Фигура передо мной взвизгнула и закачалась, а затем быстро заковыляла в сторону от дома в кусты.
Потребовалось несколько часов, чтобы я успокоился. Я больше не мог сидеть. Я продолжал топтаться на том же самом месте. Мне приходилось дышать через рот, чтобы захватывать достаточно воздуха.
В одиннадцать часов утра дон Хуан вышел вновь. Я собирался вскочить, но его движения были его движениями. Он прошел прямо к своему месту и уселся в своей обычной знакомой позе. Он взглянул на меня и улыбнулся. Это был дон Хуан. Я подошел к нему и вместо того, чтобы рассердиться, поцеловал его руку. Я действительно верил, что это не он создал получившийся драматический эффект, а кто-то, подражая ему, хотел причинить мне вред или убить меня.
Разговор начался с рассуждений о том, кто та женщина, которая предположительно захватила мою душу. Дон Хуан попросил меня описать все детали моего опыта.
Я кратко изложил ему всю последовательность событий очень рассудительным образом. Он все время смеялся, как если бы все это было шуткой. Когда я закончил, он сказал:
— Ты действовал отлично. Ты выиграл битву за свою душу. Но это дело куда серьезнее, чем я думал. Твоя жизнь не стоила и гроша прошлой ночью. Это счастье, что ты научился чему-то в прошлом. Если бы у тебя не было этой небольшой подготовки, то ты был бы сейчас уже мертвым, потому что то, с чем ты столкнулся прошлой ночью, имело целью покончить с тобой.
— Но как это возможно, дон Хуан, что она приняла твою форму?
— Очень просто. Она — диаблеро, и она имеет хорошего помощника на той стороне. Но она оказалась не слишком умелой в принятии моей формы, и ты разгадал ее трюк.