— Что случится с проростком после того, как человек коснется его?
— Вся его сила уходит в человека, и проросток свободен. Это уже совсем другой проросток. Его можно оставить на месте колдовства или выбросить — не имеет значения. Лучше всего замести его под кусты, где птица подберет его.
— Может ли птица съесть проросток прежде, чем его коснется человек?
— Нет, таких глупых птиц нет, уверяю тебя. Птицы держатся от него подальше.
Затем дон Хуан описал очень сложную процедуру добывания таких проростков силы.
— Ты должен иметь в виду, что маис-пинто — просто инструмент, не союзник, — сказал он. — Когда разберешься в этом, проблем у тебя не будет. Но если считаешь такие инструменты совершенными, то ты дурак.
— Предметы силы так же сильны, как союзник? — спросил я.
Дон Хуан укоризненно засмеялся, прежде чем ответить. Казалось, он очень старается быть со мной терпеливым.
— Маис-пинто, кристаллы и перья — просто игрушки по сравнению с союзником, — сказал он. — Эти предметы силы бывают нужны лишь тогда, когда человек не имеет союзника. Гоняться за ними значит попусту тратить время — особенно для тебя. Ты должен стараться обрести союзника. Вот если получится у тебя это, тогда поймешь то, о чем я говорю сейчас. Предметы силы — все равно что игрушки для детей.
— Не пойми меня неверно, дон Хуан, — запротестовал я. — Я хочу иметь союзника, но я также хочу узнать все, что смогу. Ты сам говорил, что знание — это сила.
— Нет, — сказал он с чувством. — Сила зависит от того, какого вида знанием ты владеешь. Какой прок от знания вещей, которые бесполезны?
В системе верований дона Хуана обретение союзника означало исключительно эксплуатацию состояний необычной реальности, которые он вызывал во мне, используя галлюциногенные растения.
Он считал, что, сосредоточивая внимание на этих состояниях и опуская прочие аспекты знания, которое он мне преподавал, я подойду к связному взгляду на то, что испытал.
Поэтому я разделил книгу на две части: в первой даны выборки из моих полевых записок, относящиеся к состояниям необычной реальности, которые я испытывал в пору моего ученичества. Поскольку записи расположены так, чтобы повествование не прерывалось, они не всегда следуют в должном хронологическом порядке. Я никогда не описывал состояние необычной реальности раньше чем через несколько дней после того, как испытал его, выжидая, пока не смогу рассмотреть его спокойно и объективно. А разговоры с доном Хуаном я записывал по мере того, как они велись, сразу же после каждого события. Поэтому отчеты об этих разговорах иногда опережают подробное описание самого опыта.
Мои полевые заметки — это, конечно, субъективная версия того, что я ощущал в ходе опыта. Она воспроизводится здесь точно так, как я излагал ее дону Хуану, — он требовал законченного и верного воспоминания обо всех деталях и подробного пересказа каждого из опытов. Записывая эти переживания, я добавил менее значимые детали, надеясь более полно воссоздать обстоятельства каждого из состояний необычной реальности. Я постарался с максимальной полнотой выразить переживавшуюся мной всякий раз эмоциональную встряску.
Мои записки, кроме того, бросают свет на содержание системы верований дона Хуана. Долгие страницы наших с ним диалогов я сжал, устранив повторы. Но так как еще хотелось точно передать общее их настроение, сокращены лишь те части, которые ничего не добавили к моему пониманию пути знания дона Хуана. Информация, которую он сообщал мне о своем пути знания, всегда была отвлеченной, и на каждое высказывание с его стороны приходились часы моих расспросов. Тем не менее часто бывало, что он свободно раскрывал свое знание.
Во второй части книги я привожу структурный анализ, построенный исключительно на материале, изложенном в первой части[4].
1
Мои заметки о первой сессии с доном Хуаном датированы 23 июня 1961 года. Тогда и началось мое обучение. До того дня я уже несколько раз встречался с ним, но лишь в качестве наблюдателя. При каждом удобном случае я просил его учить меня о пейоте. Он каждый раз отказывался, но никогда не отказывался наотрез, и я все-таки видел в его колебаниях возможную склонность поделиться этими знаниями, но после долгих уговоров.
Тогда же он дал понять, что подумает о моей просьбе, но при одном непременном условии: я должен ясно сознавать то, о чем прошу, и не уклоняться. У меня не было возможности это условие соблюсти, я лишь пытался просьбой об учении установить более тесную связь с доном Хуаном. Я считал, что сама тема могла бы расположить его к большей открытости и склонить к разговорам, — а тем самым и для меня откроется дверь к его знанию о свойствах растений. Он, однако, истолковал просьбу буквально и интересовался только моей устремленностью в желании учиться о пейоте.
Пятница, 23 июня 1961 года
— Не мог бы ты научить меня о пейоте, дон Хуан?
— Почему ты хочешь этому учиться?
— Я действительно хотел бы знать. Разве просто хотеть знать — не достаточная причина?
— Нет, ты должен покопаться в своем сердце и выяснить, почему такой молодой человек, как ты, хочет поставить себе именно эту задачу учения.
— Почему ты учился этому сам, дон Хуан?
— А для чего ты спрашиваешь?
— Может быть, у нас одна и та же причина.
— Сомневаюсь в этом. Я индеец. У нас разные пути.
— Единственная причина, которая у меня есть, — то, что я хочу узнать об этом, просто, чтобы знать. Но уверяю тебя, дон Хуан, у меня нет дурных намерений.
— Я верю. Я курил о тебе.
— Что ты сказал?
— Это сейчас не важно. Я знаю твои намерения.
— Ты хочешь сказать, что видишь меня насквозь?
— Можешь называть это так.
— Ну и будешь ли ты учить меня?
— Нет.
— Потому, что я не индеец?
— Нет, потому что ты не знаешь своего сердца. Главное-то в том, чтобы знать точно, почему хочешь этим заниматься. Учение о Мескалито — крайне серьезное дело. Будь ты индейцем, одного твоего желания было бы достаточно. У очень немногих индейцев есть такое желание.
Воскресенье, 25 июня 1961 года
В пятницу я весь день пробыл у дона Хуана. Мы сидели на веранде перед домом. Я собирался уехать около 7 часов вечера и решился напоследок еще раз осведомиться об учении. Просьба была уже традиционной, и я опять ожидал отказа. Но спросил все же, есть ли условие, при котором он согласился бы просто с моим желанием учиться, как если бы я был индейцем. Ответа долго не было. Казалось, он пытается что-то решить, поэтому пришлось подождать.
Наконец дон Хуан сказал, что способ есть, и сразу перешел к постановке задачи. Он напомнил, что я очень устаю сидеть на полу, и поэтому мне надо найти на полу пятно, где я мог бы сидеть без усталости. В тот момент я сидел с поджатыми к подбородку коленями, обхватив ноги руками. Когда он сказал об усталости, я сразу ясно ощутил, как ломит мою спину и насколько я вымотан.
Я ждал от него пояснений — что за пятно имеется в виду, но он и не собирался это обсуждать. Может быть, подразумевалось, что мне надо сменить положение, — я поднялся и пересел поближе к нему. Он жестом отверг такое решение и наставительно проговорил, что пятно — это место, где человек естественным образом чувствует себя счастливым и сильным. Он похлопал по полу прямо перед собой и сказал, что это его собственное место, а потом добавил, что мне предстоит загадка, которую надо решить самостоятельно, без всяких дальнейших колебаний.
Задача, которую он предложил, и впрямь была загадкой. Я не имел представления, с чего начать и даже чего он все-таки хочет. Несколько раз просил его дать хоть какой-нибудь ключ или, по крайней мере, намек — как приступить к поискам места, где я буду чувствовать себя счастливым и сильным. Я спорил и настаивал, что вообще не имею представления, о чем идет речь, так как не могу уразуметь задачу. Он предложил мне ходить по веранде, пока пятно не найдется.
Я поднялся и начал ходить по полу. Почувствовал себя глупо и сел рядом с ним.
Он казался очень недовольным и, обвинив в невнимательности, сказал, что, по-видимому, я не хочу учиться. Через некоторое время он успокоился и объяснил, что не на всяком месте хорошо сидеть или вообще находиться и что в пределах веранды обязательно есть одно уникальное место, самое лучшее для меня «пятно». Мне нужно разыскать его среди всех остальных мест. По общей схеме, я должен «прочувствовать» все возможные места, пока без всяких сомнений смогу определить, какое из них правильное.
Я возразил, что, хотя веранда и не очень велика (12x8 футов), возможных мест на ней слишком много, на проверку их всех у меня уйдет слишком много времени, а так как он не указал размеров «пятна», количество вариантов возрастает до бесконечности. Возражения мои пропали даром. Он поднялся и предупредил меня очень резко: пусть даже я потрачу на эти вычисления много дней, но если не решу проблемы, то могу спокойно уезжать, так как ему тогда вообще не о чем со мной говорить. Сам он знает, где находится мое пятно, и поэтому я не смогу его обмануть. Это единственный способ, как ему можно принять мое желание учиться о пейоте за достаточное условие. Он добавил, что в его мире ничего не достается даром, и все, чему здесь можно научиться, постигается трудным путем.
Он отправился вокруг дома в кусты — справить нужду, а потом вошел прямо в дом через заднюю дверь.
Я подумал, что задание найти пресловутое пятно счастья было просто его маневром, чтобы отделаться от меня, но все же поднялся и начал шагать туда-сюда по веранде. Небо было ясным, и все было хорошо видно и на самой веранде, и рядом с ней. Должно быть, я проходил около часа или более того, но не случилось ничего, что подсказало бы мне местонахождение пятна. Я устал шагать и сел. Через несколько минут пересаживался на другое место, а затем еще на одно, пока таким полусистематическим образом не покрыл весь пол. Я старательно пытался «чувствовать» разницу между ме