18. Кольцо силы мага
В мае 1971 года я в последний раз за время своего ученичества навестил дона Хуана. В этот раз я приехал к нему с тем же чувством, с каким приезжал в течение десяти лет нашего знакомства. Иначе говоря, я опять искал дружелюбия его компании.
Его друг дон Хенаро, маг из индейцев масатек, был там же. Я видел их обоих во время своего предыдущего визита за шесть месяцев до этого. Я раздумывал, стоит ли спросить их, были они все это время вместе или нет, когда дон Хенаро объяснил, что он так любит северную пустыню, что вернулся как раз вовремя, чтобы повидаться со мной. Они оба засмеялись, как будто знали некий секрет.
— Я вернулся специально для тебя, — сказал дон Хенаро.
— Это верно, — сказал дон Хуан.
Я напомнил дону Хенаро, что в прошлый раз, когда я был тут, его попытки помочь мне «остановить мир» были для меня катастрофичны. Это был дружеский способ дать ему знать, что я его боюсь. Он безудержно засмеялся, трясясь всем телом и дрыгая ногами как ребенок. Дон Хуан избегал смотреть на меня и тоже смеялся.
— Ты больше не будешь пытаться помочь мне, дон Хенаро? — спросил я.
Мой вопрос вызвал у них обоих судороги смеха. Дон Хенаро, смеясь, катался по земле. Затем он лег на живот и поплыл по полу. Когда я увидел, что он делает, я понял, что пропал. В этот момент мое тело каким-то образом осознало, что я прибыл к концу. Я не знал, что это за конец. Моя склонность к драматизации и мой предыдущий опыт с доном Хенаро заставили меня думать, что это может быть конец моей жизни.
Во время моего последнего визита дон Хенаро попытался толкнуть меня на грань «остановки мира». Его усилия были столь эксцентричны и прямолинейны, что дон Хуан сам велел мне уехать. Демонстрация «силы», произведенная доном Хенаро, была такой необычной и ошеломляющей, что вызвала у меня полную переоценку самого себя. Я уехал домой, пересмотрел записки, которые сделал в самом начале своего ученичества, и ко мне загадочным образом пришло совершенно новое чувство, хотя я и не осознавал его полностью, пока не увидел дона Хенаро плывущим по полу.
Плавание по полу, вполне соответствующее другим ошеломляющим и странным поступкам, которые он выполнял перед самыми моими глазами, началось с того, что он лег лицом вниз. Сначала он смеялся так сильно, что его тело тряслось в конвульсиях, затем он начал бить ногами, а потом движения его ног скоординировались с гребущими движениями рук, и дон Хенаро стал скользить по земле, как если бы он лежал на роликовой доске. Он несколько раз менял направление и покрыл весь участок перед домом, плавая вокруг меня и дона Хуана.
Дон Хенаро устраивал свою клоунаду передо мной и раньше, и каждый раз, когда он это делал, дон Хуан говорил, что я нахожусь на грани «видения». Моя неспособность «видеть» была результатом того, что я настойчиво старался объяснить любой поступок дона Хенаро с рациональной точки зрения.
На этот раз я был настороже, и, когда он поплыл, я не делал попыток объяснить или понять события. Я просто следил за ним. Но все равно я был ошеломлен. Он действительно скользил на животе и груди. Мои глаза начинали скашиваться, когда я следил за ним. Я ощутил прилив тревоги. Я был убежден, что, если не объясню себе того, что происходит, то смогу «видеть», и эта мысль наполнила меня необычайным нетерпением. Мое нервное напряжение было таким большим, что каким-то образом я опять оказался в исходной точке, снова замкнутый в рациональных рассуждениях.
Дон Хуан, должно быть, следил за мной. Внезапно он похлопал меня. Автоматически я повернулся к нему лицом и на секунду отвел глаза от дона Хенаро. Когда я опять взглянул на него, он стоял рядом со мной, наклонив голову так, что его подбородок почти касался моего правого плеча. Я испытал запоздалый испуг. Секунду я смотрел на него, а затем отпрыгнул назад.
Напускное удивление на его лице было настолько смешным, что я истерично рассмеялся. Однако я не мог не осознавать, что мой смех необычен. Мое тело сотрясалось от нервных спазмов в средней части живота. Дон Хенаро приложил свою руку к моему животу, и судорожный смех прекратился.
— Этот маленький Карлос во всем так чрезмерен! — воскликнул он с видом очень сдержанного человека.
Затем он добавил, подражая голосу и манерам дона Хуана:
— Разве ты не знаешь, что воин никогда не смеется таким образом?
Его карикатура на дона Хуана была столь совершенной, что я рассмеялся еще сильнее.
Потом оба они ушли и отсутствовали около двух часов, почти до полудня. Вернувшись, они сели перед домом дона Хуана, не сказав ни слова. Они казались сонными, усталыми, почти отсутствующими. Долгое время они оставались неподвижными; создавалось впечатление, что им очень удобно и они совершенно расслаблены. Рот дона Хуана слегка приоткрылся, как если бы он действительно спал, но его руки были сцеплены на коленях, и большие пальцы ритмично двигались.
Я нервничал и несколько раз менял положение. Через некоторое время на меня напала приятная дрема. Я, должно быть, заснул. Смех дона Хуана разбудил меня. Я открыл глаза. Оба они стояли и смотрели на меня.
— Если ты не разговариваешь, ты засыпаешь, — со смехом сказал дон Хуан.
— Боюсь, что так, — ответил я.
Дон Хенаро лег на спину и начал дрыгать ногами в воздухе. На секунду я подумал, что он опять начинает свою беспокойную клоунаду, но он сразу же вернулся в сидячее положение со скрещенными ногами.
— Есть одна вещь, которую ты должен осознать прямо сейчас, — сказал дон Хуан. — Я называю ее кубическим сантиметром шанса. Все мы, вне зависимости от того, воины мы или нет, имеем кубический сантиметр шанса, который время от времени выскакивает у нас перед глазами. Различие между средним человеком и воином состоит в том, что воин понимает это, и одна из его задач — быть наготове и ждать. Поэтому, когда его кубический сантиметр выскакивает, он обладает необходимой скоростью и проворством, чтобы схватить его. Шанс, удача, личная сила или как ты это ни назови является особым состоянием дел. Это похоже на очень маленькую палочку, которая выскакивает перед нами и приглашает нас схватиться за нее. Обычно мы слишком заняты, или слишком загружены, или слишком глупы и ленивы, для того чтобы понять, что это наш кубический сантиметр удачи. Воин, с другой стороны, наготове и собран, у него достаточно быстроты и догадливости, чтобы схватить ее.
— Твоя жизнь очень собранна? — внезапно спросил меня дон Хенаро.
— Я думаю, да, — сказал я с убеждением.
— Ты думаешь, что можешь схватить свой кубический сантиметр удачи? — спросил меня дон Хуан недоверчивым тоном.
— Я считаю, что делаю это все время, — сказал я.
— Я думаю, что ты наготове только относительно тех вещей, которые знаешь, — сказал дон Хуан.
— Может быть, я дурачу себя, но я считаю, что сейчас я более сознателен, чем в любое другое время своей жизни, — сказал я, действительно имея это в виду.
Дон Хенаро кивнул в подтверждение.
— Да, — сказал он тихо, как бы говоря про себя. — Маленький Карлос действительно собран и полностью наготове.
Я решил, что они посмеиваются надо мной. Может быть, слова о моем собранном состоянии вызвали у них раздражение.
— Я не собирался хвастаться, — сказал я.
Дон Хенаро выгнул брови и раздул ноздри. Он взглянул на мой блокнот и притворился, что пишет.
— Я думаю, что Карлос более собран, чем когда-либо, — сказал дон Хуан дону Хенаро.
— Может быть, он слишком собран, — бросил дон Хенаро.
— Вполне может быть, — заключил дон Хуан. Я не знал, что тут вставить, поэтому молчал.
— Ты помнишь тот случай, когда я заглушил твою машину? — спросил дон Хуан как бы невзначай.
Его вопрос был внезапным и не был связан с тем, о чем мы говорили. Он имел в виду случай, когда я не мог завести мотор машины до тех пор, пока он не сказал, что я могу.
Я заметил, что никто не забудет такого события.
— Это было чепухой, — сказал дон Хуан не допускающим возражений тоном. — Полной чепухой. Правильно, Хенаро?
— Правильно, — безразлично сказал дон Хенаро.
— Как это так? — возразил я. — То, что ты сделал в тот день, было действительно вне границ моего понимания.
— Это о многом не говорит, — сказал дон Хенаро. Они оба громко рассмеялись, и затем дон Хуан похлопал меня по спине.
— Хенаро может сделать кое-что получше, чем заглушить двигатель твоей машины, — продолжал он. — Верно, Хенаро?
— Верно, — сказал дон Хенаро, оттопырив губы как ребенок.
— Что он может сделать? — спросил я, стараясь не показывать беспокойства.
— Хенаро может убрать прочь всю твою машину! — воскликнул дон Хуан громовым голосом и добавил тем же тоном: — Верно, Хенаро?
— Верно! — ответил дон Хенаро самым громким человеческим голосом, который я когда-либо слышал.
Я невольно подпрыгнул. По моему телу прошли три или четыре нервных спазма.
— Что ты имеешь в виду? Он может забрать мою машину? — спросил я.
— Что я имею в виду, Хенаро? — спросил дон Хуан.
— Ты хочешь сказать, что я могу забраться в его машину и уехать, — сказал дон Хенаро с неубедительной серьезностью.
— Забери машину, Хенаро, — попросил дон Хуан шутливым тоном.
— Сделано! — сказал дон Хенаро, гримасничая и глядя на меня искоса.
Я заметил, что, когда он гримасничает, его брови топорщатся, делая его взгляд насмешливым и пронизывающим.
— Хорошо, — спокойно сказал дон Хуан. — Пойдем осмотрим машину.
— Да, — эхом отозвался дон Хенаро. — Пойдем осмотрим машину.
Очень медленно они поднялись. Секунду я не знал, что делать, но дон Хуан жестом пригласил меня встать.
Мы отправились к небольшому холмику перед домом дона Хуана. Дон Хуан шел справа от меня, дон Хенаро слева. Они находились в двух метрах впереди меня, все время в поле моего зрения.
— Давай проверим машину, — сказал дон Хенаро опять.
Дон Хуан начал двигать руками, словно наматывая невидимую нить. Дон Хенаро делал так же и повторял:
— Давай проверим машину.
Они шли, слегка пританцовывая. Их шаги были длиннее, чем обычно, а руки двигались так, как если бы они хлестали или шлепали какие-то невидимые предметы перед собой. Я никогда не видел, чтобы дон Хуан паясничал таким образом, и, глядя на него, чувствовал почти растерянность.
Мы достигли вершины, и я посмотрел вниз, на подножие холма, где в каких-нибудь пятидесяти метрах я оставил машину. У меня в животе все сжалось. Машины не было! Я сбежал с холма. Машины нигде не было видно. Секунду я испытывал полное замешательство. Я был дезориентирован.
Моя машина стояла здесь с тех пор, как я приехал рано утром. Наверное, получасом раньше я приходил сюда, чтобы взять новую пачку писчей бумаги. Я еще подумал, что надо оставить окна открытыми, потому что было слишком жарко, но количество комаров и других летающих насекомых, которыми кишела эта местность, заставило меня изменить решение, и я оставил машину запертой, как обычно.
Я оглянулся. Я отказывался верить, что моя машина исчезла. Я прошел до конца расчищенной площадки. Дон Хуан и дон Хенаро присоединились ко мне и встали рядом, в точности копируя то, что делал я. Они вглядывались вдаль в поисках машины. На секунду я испытал эйфорию, которая уступила место чувству ни с чем не сравнимого раздражения. Они, казалось, заметили это и стали ходить вокруг меня, двигая руками, как если бы скатывали ими тесто.
— Как ты думаешь, что случилось с машиной, Хенаро? — наигранно спросил дон Хуан.
— Я угнал ее, — сказал дон Хенаро и поразительнейшим образом изобразил переключение передач и выруливание. Он согнул ноги, как если бы сидел, и оставался в этом положении несколько секунд, очевидно, удерживаясь мышцами ног. Затем он перенес вес на правую ногу и вытянул левую, имитируя выжимание сцепления. Губами он издал звук мотора, потом притворился, что заехал в ухаб, и стал подпрыгивать вверх-вниз, создавая полное ощущение неопытного водителя, который подскакивает на ухабах, не выпуская рулевого колеса.
Пантомима дона Хенаро была потрясающей. Дон Хуан смеялся, пока не начал задыхаться. Я хотел присоединиться к их веселью, но не мог расслабиться. Я чувствовал угрозу. Мною овладела небывалая тревога. Я почувствовал, что загораюсь изнутри, и начал пинать камни на земле. В конце концов я стал расшвыривать их с необъяснимой и бесцельной яростью. Казалось, ярость находилась вне меня, а затем внезапно меня обволокла. Затем раздражение покинуло меня так же неожиданно, как и нашло. Я глубоко вздохнул и почувствовал себя лучше.
Я не смел взглянуть на дона Хуана. Моя вспышка злости озадачила меня, но в то же время мне хотелось смеяться. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и потрепал по спине. Дон Хенаро положил мне руку на плечо.
— Правильно, — сказал дон Хенаро. — Потакай себе. Ударь себя по носу, чтобы потекла кровь. Потом можно взять камень и выбить себе зубы. Это очень помогает! А если и это не поможет, ты можешь расплющить свои яйца тем же самым камнем вот на этом валуне.
Дон Хуан засмеялся. Я сказал, что мне стыдно за то, как я себя вел, и я не знаю, что на меня нашло. Дон Хуан сказал, что он уверен — я точно знаю, что происходит, и только притворяюсь, будто не знаю, а рассердило меня мое собственное притворство.
Дон Хенаро действовал на меня необыкновенно успокаивающе; он все время похлопывал меня по спине.
— Это бывает со всеми нами, — сказал дон Хуан.
— Что ты имеешь в виду? — спросил дон Хенаро, имитируя мой голос и мою привычку задавать вопросы дону Хуану.
Дон Хуан начал говорить какие-то абсурдные вещи типа «когда мир вверх ногами, мы вниз ногами, а когда мир вниз ногами, мы вверх ногами. Теперь, когда и мир, и мы вниз ногами, мы думаем, что мы вверх ногами…» Он продолжал и продолжал говорить чушь, в то время как дон Хенаро изображал, как я делаю заметки. Он писал в невидимом блокноте, раздувая ноздри в такт движению руки и держа глаза широко открытыми, прикованными к дону Хуану. Дон Хенаро показывал, как я пытаюсь писать, не глядя в блокнот, чтобы не нарушать естественного хода разговора. Его пантомима была по-настоящему смешной.
Внезапно я почувствовал себя легко и счастливо. Их смех успокаивал. На какой-то момент я отступился от себя и расхохотался. Но затем мой рассудок опять погрузился в тревогу, смущение и раздражение. Я подумал, что, чем бы ни было то, что здесь происходит, это невозможно. Действительно, это было невообразимо с точки зрения того логического порядка, по которому я привык судить об окружающем мире. И, однако же, органами чувств я ощущал, что моей машины тут нет. Мне пришла в голову мысль, как это всегда бывало, когда дон Хуан ставил меня перед необъяснимым явлением, что надо мной подшутили обычным способом. Под стрессом мой ум невольно и настойчиво повторял одну и ту же конструкцию. Я стал считать, сколько помощников нужно дону Хуану и дону Хенаро, чтобы поднять мою машину и перенести ее с того места, где я ее оставил. Я был абсолютно уверен, что запер дверцы. Ручной тормоз был затянут, и машина была на скорости. Рулевое колесо было тоже заперто. Для того чтобы передвинуть ее, нужно было бы поднять ее руками. Эта задача требовала такого количества людей, которого, как я был уверен, ни один из них не смог бы собрать вместе. Другой возможностью было, что кто-то, договорившись с ними, отмычкой открыл мою машину, подсоединил к зажиганию провода и угнал ее. Чтобы сделать это, требовались знания, которыми они не обладали. Единственным другим объяснением было то, что они гипнотизируют меня. Их движения были столь непривычны для меня и так подозрительны, что я погрузился в рациональные размышления. Я думал, что если они гипнотизируют меня, то я нахожусь в состоянии измененного сознания. В своих опытах с доном Хуаном я понял, что в таких состояниях невозможно все время мысленно следить за ходом времени. Во всех состояниях необычной реальности, которые я испытал, в воспринимаемом ходе времени никогда не было четкого порядка. И я заключил, что, если буду настороже, придет момент, когда я замечу смещение временной последовательности. Например, я буду смотреть на гору, а в следующий осознаваемый момент окажется, что я смотрю на долину в другой стороне и не помню, когда повернулся. Я считал, что если что-нибудь подобное случится, то я смогу объяснить происходящее как гипноз. Я решил, что единственное, что я могу сделать, это как можно тщательнее следить за всеми деталями.
— Где моя машина? — спросил я, обращаясь к ним обоим.
— Где машина, Хенаро? — спросил дон Хуан с необычайно серьезным видом.
Дон Хенаро начал переворачивать маленькие камешки и заглядывать под них. Он лихорадочно обыскал весь участок, где я оставил машину, перевернув все камни. Временами он притворялся сердитым и забрасывал камень в кусты.
Дон Хуан, казалось, безгранично наслаждался этой сценой. Он смеялся, почти забыв о моем присутствии.
Дон Хенаро перевернул очередной камень и застыл в наигранном замешательстве, наткнувшись на крупный булыжник, единственный большой и тяжелый камень на этом месте. Он попытался перевернуть его, но камень был слишком массивным и слишком глубоко ушел в землю. Он старался и пыхтел, пока не покрылся потом. Потом он сел на камень и позвал на помощь дона Хуана.
Дон Хуан повернулся ко мне с сияющей улыбкой и сказал:
— Пойдем поможем Хенаро.
— Что он делает?
— Он ищет твою машину, — сказал дон Хуан, как будто это было в порядке вещей.
— Бога ради! Как он может найти ее под камнем? — воскликнул я.
— Бога ради! Почему бы и нет? — откликнулся дон Хенаро, и оба они покатились со смеху.
Мы не смогли поднять камень. Дон Хуан предложил сходить к его дому и найти толстую палку, которую можно было бы использовать как рычаг.
По дороге к дому я говорил им, что их поступки абсурдны и то, что они со мной делают, не является необходимым. Дон Хенаро уставился на меня.
— Хенаро очень последовательный человек, — сказал дон Хуан с серьезным выражением лица. — Он такой же последовательный и пунктуальный, как и ты. Ты сам сказал, что никогда не оставляешь неперевернутым ни одного камня. Он делает то же самое.
Дон Хенаро похлопал меня по плечу и сказал, что дон Хуан абсолютно прав и ему действительно хочется походить на меня. Он взглянул на меня с безумным блеском в глазах и раздул ноздри.
Дон Хуан хлопнул в ладоши и бросил свою шляпу на землю.
После долгих поисков вокруг дома дон Хуан нашел длинное и довольно толстое бревно — часть потолочной балки. Он взвалил его себе на плечи, и мы пошли назад к месту, где была моя машина.
Когда мы поднимались на большой холм и уже почти достигли поворота, откуда был виден плоский участок стоянки, на меня нашло озарение. Я подумал, что найду свою машину, если взгляну на это место раньше их, но, когда я посмотрел вниз, машины там не было.
Дон Хуан и дон Хенаро, должно быть, поняли, что было у меня на уме, и побежали за мной, громко смеясь.
Когда мы достигли подножия холма, они сразу принялись за работу. Я следил за ними несколько секунд. Их действия были совершенно непонятны. Они не притворялись, они действительно полностью погрузились в попытки перевернуть валун, чтобы посмотреть, нет ли под ним моей машины. Для меня это было слишком, и я присоединился к ним. Они пыхтели и вопили, а дон Хенаро выл как койот. Они насквозь пропитались потом. Я отметил, как невероятно сильны их тела, особенно тело дона Хуана. Рядом с ними я был слабым юношей.
Очень скоро я тоже стал обливаться потом. В конце концов мы перевернули валун, и дон Хенаро исследовал землю под ним со сводящим с ума терпением и тщательностью.
— Нет, ее здесь нет, — заявил он.
Это заявление заставило их повалиться на землю от хохота.
Я нервно засмеялся. У дона Хуана, казалось, были настоящие спазмы боли — он закрыл лицо, а его тело тряслось от смеха.
— Куда мы пойдем теперь? — спросил дон Хенаро после долгого отдыха.
Дон Хуан указал направление кивком головы.
— Куда мы идем? — спросил я.
— Искать твою машину, — сказал дон Хуан и даже не улыбнулся.
Они опять пошли по бокам от меня. Мы вошли в кусты, прошли несколько метров, и дон Хенаро сделал знак остановиться. Он на цыпочках подкрался к круглому кусту в нескольких шагах в стороне, несколько секунд вглядывался в его центр, а затем сказал, что машины там нет.
Мы шли некоторое время, а затем дон Хенаро знаком велел нам соблюдать тишину. Он выгнул спину, встал на цыпочки и вытянул руки над головой. Его пальцы согнулись, как когти. С того места, где я стоял, тело дона Хенаро имело форму буквы «S». Секунду он сохранял эту позу, а затем буквально нырнул на землю, чтобы схватить длинную ветку с сухими листьями. Он осторожно поднял ее, осмотрел и сообщил, что машины там нет.
Пока мы шли по густому чапаралю, он заглядывал в кусты, забирался на небольшие деревья и всматривался в листву для того, чтобы заключить, что машины там тоже нет.
Тем временем я сознательно контролировал происходящее, отмечая все, что вижу и чего касаюсь. Мое последовательное и упорядоченное восприятие мира было таким же непрерывным, как всегда. Я касался камней, кустов, деревьев и переводил взгляд с одного предмета на другой, смотрел то одним глазом, то другим. По всем расчетам, я шел в чапарале, так же, как делал это бесчисленное количество раз.
Дон Хенаро лег на живот и попросил нас сделать то же самое. Оба они уставились на цепочку маленьких выступов земли, которые выглядели как микроскопические холмы. Внезапно дон Хенаро выбросил вперед правую руку и что-то схватил. Он поспешно поднялся, и то же сделал дон Хуан. Держа сжатую руку перед нами, дон Хенаро сделал нам знак подойти поближе и посмотреть. Затем он стал медленно разжимать ладонь. Когда она наполовину открылась, из нее вылетел большой черный предмет. Движение было настолько внезапным, а летящий предмет до того велик, что я отпрыгнул назад и чуть не потерял равновесие. Дон Хуан поддержал меня.
— Это была не машина, — сокрушенно сказал дон Хенаро. — Это была проклятая муха. Очень жаль.
Они изучающе уставились на меня. Стоя передо мной, они смотрели на меня не прямо, а краем глаза. Это был долгий взгляд.
— Это была муха, не так ли? — спросил меня дон Хенаро.
— Я думаю, что это так, — сказал я.
— Не думай, — повелительно сказал дон Хуан. — Что ты видел?
— Я видел, как что-то величиной с ворону вылетело у него из руки, — сказал я.
Мое заявление соответствовало тому, что я ощутил, и не было шуткой, но они восприняли его как самое смешное из всего, что было сказано за день.
— Я полагаю, что с Карлоса достаточно, — сказал дон Хуан. Его голос был хриплым от смеха.
Дон Хенаро сказал, что вот-вот найдет мою машину и это предчувствие становится у него все сильнее. Дон Хуан заметил, что мы находимся на очень пересеченной местности и найти здесь машину было бы нежелательно. Дон Хенаро снял свою шляпу и перевязал ее тесемку ниткой, которую вынул из сумки. Затем он привязал свой шерстяной пояс к желтой бахроме на полях шляпы.
— Я делаю из своей шляпы воздушного змея, — сказал он мне.
Я следил за ним, зная, что он шутит. Я всегда считал себя экспертом по воздушным змеям. Ребенком я строил сложнейшие змеи, и я знал, что поля его шляпы слишком мягкие, чтобы выдержать напор ветра. А верх шляпы был слишком велик, и ветер стал бы циркулировать внутри, не давая шляпе взлететь.
— Ты думаешь, она не полетит, не так ли? — спросил дон Хуан.
— Я знаю, что она не полетит, — сказал я.
Не обращая на меня внимания, дон Хенаро привязал длинную бечевку к своей шляпе-змею.
День был ветреным. Пока дон Хенаро бежал вниз с холма, дон Хуан держал его шляпу. Затем дон Хенаро дернул за бечевку, и проклятая штуковина действительно взлетела.
— Смотри, смотри на змея! — закричал дон Хенаро. Шляпа пару раз нырнула, но оставалась в воздухе.
— Не отводи глаз от змея, — сказал дон Хуан.
На мгновение я почувствовал головокружение. Глядя на змея, я ясно вспомнил другой случай. Казалось, что я сам запускаю змея, как я когда-то делал в ветреные дни на холмах своего родного города.
На короткое время воспоминание поглотило меня, и я потерял контроль над ходом времени.
Я услышал, что дон Хенаро что-то кричит, и увидел шляпу, которая ныряла вверх-вниз, а затем стала падать на землю, туда, где была моя машина. Все это случилось с такой скоростью, что у меня не осталось ясного представления о том, что произошло. Я почувствовал головокружение и апатию. В моем сознании возникла очень смущающая картина. Шляпа дона Хенаро то ли превратилась в мою машину, то ли упала на ее крышу. Мне хотелось верить, что дон Хенаро воспользовался своей шляпой, чтобы указать на машину. Это не имело особого значения, поскольку оба варианта были одинаково пугающими, но мой ум уцепился за эту маловажную деталь, чтобы удержать свое первоначальное равновесие.
— Не борись с этим, — услышал я слова дона Хуана.
Я почувствовал, что внутри меня что-то вот-вот вырвется на поверхность. Мысли и образы накатывались на меня безудержными волнами, как будто я засыпал. Я остолбенело смотрел на машину. Она стояла на каменистом участке примерно в тридцати метрах. Она действительно выглядела так, как если бы кто-то только что поставил ее туда. Я подбежал к ней и начал осматривать.
— Проклятье! — воскликнул дон Хуан. — Не смотри на машину. Останови мир!
Затем как во сне я услышал его крик:
— Шляпа Хенаро! Шляпа Хенаро!
Я посмотрел на них. Они пристально глядели на меня. Их глаза были пронизывающими. Я почувствовал боль в животе. Внезапно у меня заболела голова, и мне стало плохо.
Они с любопытством изучали меня. Некоторое время я сидел рядом с машиной, а затем автоматически отпер дверцу и впустил дона Хенаро на заднее сиденье. Дон Хуан последовал за ним и сел рядом. Это показалось мне странным, потому что он обычно садился на переднее сиденье.
Я поехал к дому дона Хуана с каким-то туманом в сознании. Я не был самим собой. В животе у меня было неспокойно, и ощущение тошноты разрушило мою трезвость.
Я механически вел машину и слышал, как дон Хуан и дон Хенаро на заднем сиденье по-детски хихикают. Дон Хуан спросил меня:
— Мы подъезжаем?
Только тут я обратил внимание на дорогу. Мы действительно были очень близко от его дома.
— Сейчас мы будем на месте, — пробормотал я.
Они взвыли от смеха. Они хлопали в ладоши и били себя по ногам.
Когда я подъехал к дому, я автоматически выскочил из машины и открыл перед ними дверцу. Дон Хенаро вышел первым и поздравил меня с тем, что он назвал самой приятной и удобной поездкой в его жизни. Дон Хуан сделал то же самое. Я почти не обратил на них внимания.
Я запер машину и едва добрался до дома. Прежде чем заснуть, я услышал, как хохочут дон Хуан и дон Хенаро.
19. Остановка мира
Как только я проснулся на следующий день, я начал задавать дону Хуану вопросы. Он рубил дрова за домом, а дона Хенаро нигде не было видно. Он заявил, что говорить не о чем. Я сказал, что мне удалось удержаться от мыслей, когда дон Хенаро «плавал по полу», и мне не требовалось никаких объяснений, но это не помогло мне понять, что происходит. Затем, после исчезновения машины, я автоматически замкнулся в поисках логического объяснения, но это тоже не помогло. Я сказал дону Хуану, что моя настойчивость в поиске объяснений не была изобретена мною только для того, чтобы со мной было трудно. Это было нечто настолько глубоко вросшее в меня, что пересиливало любые другие намерения.
— Это вроде болезни, — сказал я.
— Тут нет никаких болезней, — спокойно ответил дон Хуан. — Тут есть только самопотакание. Ты потакаешь себе, пытаясь все объяснить. Но тебе больше не нужны объяснения.
Я настаивал, что могу действовать только при условии упорядоченности и понимания. Я напомнил ему о том, что я коренным образом изменил свою личность за время нашей связи и такая перемена стала возможной, потому что я мог объяснить себе необходимость этого.
Дон Хуан тихо засмеялся. Долгое время он молчал.
— Ты очень умен, — сказал он наконец. — Ты возвращаешься туда, где был всегда. Но на этот раз с тобой покончено. Тебе некуда возвращаться. Я не буду больше ничего тебе объяснять. Что бы Хенаро вчера ни делал, он делал это для твоего тела, поэтому позволь телу самому решать, что к чему.
Тон дона Хуана был дружественным, но необычно отрешенным, и это заставило меня почувствовать всепоглощающее одиночество. Я выразил свою печаль. Он улыбнулся. Его пальцы слегка сжали мою руку.
— Мы оба — существа, которые умрут, — сказал он тихо. — Нет больше времени для того, что мы привыкли делать. Сейчас ты должен использовать все неделание, которому я тебя научил, и остановить мир.
Он опять сжал мою руку. Его прикосновение было твердым и дружественным; оно как бы подтверждало, что он заботится обо мне и имеет ко мне привязанность. И в то же время оно оставляло впечатление непоколебимой целенаправленности.
— Это мой жест для тебя, — сказал он, секунду удерживая мою руку. — Теперь ты должен сам пойти в эти дружественные горы.
Он указал подбородком на далекий гребень гор на юго-востоке.
Он сказал, что я должен оставаться там до тех пор, пока мое тело не велит мне уйти, а затем вернуться к нему домой. Подтолкнув меня к машине, он дал мне понять, что не хочет, чтобы я что-то говорил или мешкал.
— Что я должен там сделать? — спросил я.
Он не ответил, а покачал головой, глядя на меня.
— Хватит этого, — сказал он наконец. Затем он указал пальцем на юго-восток.
— Поезжай туда, — сказал он отрывисто.
Я ехал на юг, а затем на восток по дорогам, по которым всегда ездил с доном Хуаном. Оставив машину недалеко от места, где кончалась грунтовая дорога, я пошел по знакомому маршруту, пока не достиг высокого плато. Я не имел никакого представления о том, что здесь делать. Я начал бродить, выискивая место для отдыха. Внезапно мое внимание остановилось на небольшом участке слева от меня. Казалось, что химический состав почвы был в этом месте другим. Но когда я пристально поглядел на землю, то не заметил ничего, что могло бы быть этому причиной. Я стоял в нескольких метрах в стороне и старался «почувствовать», как всегда рекомендовал дон Хуан.
Я неподвижно стоял, наверное, в течение часа. Количество мыслей постепенно уменьшалось, пока я не перестал разговаривать сам с собой. Затем я почувствовал раздражение. Ощущение было заключено у меня в животе и было острее, когда я смотрел на сомнительное место. Оно меня отталкивало, и я почувствовал необходимость уйти. Скосив глаза, я начал осматривать местность и, немного пройдя, наткнулся на широкую плоскую скалу. Я остановился перед ней. В этом камне не было ничего особенного, что привлекало бы меня. Я не заметил никакого особенного цвета, никакого сияния, но все же он мне нравился. Мое тело чувствовало себя хорошо. Я испытывал ощущение физического комфорта и сел немного отдохнуть.
Я бродил по высокому плато и окружающим горам весь день, не зная, что делать и чего ждать. В сумерках я вернулся обратно к плоской скале. Я знал, что если я проведу здесь ночь, то буду в безопасности.
На следующий день я пошел дальше на восток, в высокие горы. Во второй половине дня я пришел к другому, еще более высокому плато. Мне показалось, что я уже был здесь раньше. Я осмотрелся, чтобы сориентироваться, но не смог узнать ни одного из окружающих горных пиков. После тщательного выбора места я уселся отдохнуть на границе пустынного каменистого района. Мне было очень тепло и спокойно. Я попытался извлечь немного пищи из своей фляги, но она была пуста. Тогда я попил воды. Она была теплой и затхлой. Я подумал, что мне не остается ничего, кроме как вернуться к дому дона Хуана, и начал раздумывать, не начать ли обратный путь прямо сейчас. Я лег на живот и положил голову на руки. Я почувствовал неудобство и несколько раз изменил положение, пока не оказался лицом к западу. Солнце было уже низко. Мои глаза устали. Я взглянул на землю и увидел крупного черного жука. Он вылез из-за маленького камешка, толкая перед собой навозный шар в два раза больше себя. Некоторое время я следил за его движениями. Насекомое, казалось, не замечало меня и продолжало толкать свой груз через камни, корни, вмятины и выступы на земле. Насколько я мог судить, насекомое не осознавало моего присутствия. Мне пришло в голову, что я не могу с уверенностью сказать, знает оно обо мне или нет. Эта мысль вызвала у меня серию рациональных оценок природы мира насекомого в противоположность моему собственному миру. Насекомое и я находились в одном и том же мире, но мир явно не был для нас одним и тем же. Я погрузился в наблюдения и поразился гигантской силе, которая требовалась ему для того, чтобы толкать свою ношу через камни и земляные трещины.
Я наблюдал за насекомым долгое время и вдруг ощутил тишину вокруг. Только ветер свистел в ветках и листьях чапараля. Я посмотрел вверх, быстрым и непроизвольным движением повернулся влево и заметил мелькнувшую на камне слабую тень или отблеск. Сначала я не обратил на нее внимания, но затем сообразил, что этот отблеск был слева. Я еще раз быстро повернулся и ясно увидел тень на скале. У меня было странное ощущение, что тень внезапно соскользнула на землю и почва впитала ее, как промокашка впитывает чернильную кляксу. По моей спине прошел озноб. Мне в голову пришла мысль, что смерть караулит меня и жука.
Я еще раз посмотрел на насекомое, но не смог найти его. Я подумал, что оно, должно быть, прибыло к месту своего назначения и сбросило груз в земляную норку. Я прислонился лицом к гладкой поверхности скалы.
Жук вылез из глубокой норы и остановился в нескольких дюймах от моего лица. Он, казалось, смотрел на меня, и на секунду я почувствовал, что он осознал мое присутствие, наверное, так же, как я осознал присутствие собственной смерти. По мне прошла дрожь. В конце концов, жук и я не очень отличались. Смерть как тень следила за каждым из нас из-за камня. Я ощутил необычайный подъем. И жук, и я были на одной чаше весов. Никто из нас не был лучше другого. Наша смерть делала нас равными.
Мой подъем и радость были настолько сильны, что я начал плакать. Дон Хуан был прав. Он всегда был прав. Я жил в загадочном мире, и, как любой другой, я был загадочным существом, и все же я был ничуть не важнее жука. Я вытер глаза и, проведя по ним тыльной стороной руки, увидел примерно в пятидесяти метрах справа человека или что-то, имевшее форму человека. Я сел прямо и напряг зрение. Солнце было почти на горизонте, и его желтоватые отблески мешали мне ясно видеть. В этот миг я услышал необычный грохот. Он был похож на звук далекого реактивного самолета. Когда я остановил на нем свое внимание, грохот усилился и стал длинным и острым металлическим визгом, а затем ослаб, пока не превратился в гипнотизирующий мелодичный звук. Мелодия чем-то напоминала колебания электрического тока. Мне пришло в голову, что сходятся две электрически заряженные сферы или два квадратных куска наэлектризованного металла трутся друг о друга, а затем, когда их заряд становится одинаковым, резко останавливаются. Я вновь попытался рассмотреть человека, который, казалось, прятался от меня, но смог различить лишь темный силуэт на фоне кустов. Я прикрыл глаза рукой. В этот момент блеск солнца изменился, и я понял, что то, что я видел, было оптической иллюзией, игрой теней и листвы.
Я отвел глаза и увидел койота, неторопливо бегущего по полю. Койот находился примерно в том месте, где я видел человека. Он пробежал около пятидесяти метров в южном направлении, а затем остановился и побежал ко мне. Я крикнул пару раз, чтобы отогнать его, но он продолжал бежать. Я испытал тревогу. Я подумал, что он бешеный, и даже хотел набрать камней, чтобы защититься, если он нападет. Когда животное оказалось в трех-четырех метрах от меня, я заметил, что оно нисколько не возбуждено. Наоборот, оно казалось спокойным и не испытывающим страха. Оно замедлило шаг и остановилось в полу-тора-двух метрах от меня. Мы посмотрели друг на друга, а затем койот подошел ближе. Его коричневые глаза были дружественными и ясными. Я сел на камни, и койот остановился, почти касаясь меня. Я был ошеломлен. Я никогда не видел дикого койота так близко, и единственное, что пришло мне в этот момент в голову, это заговорить с ним. Я начал так, как человек заговорил бы с дружелюбной собакой. А затем я подумал, что койот «ответил» мне. У меня была абсолютная уверенность, что он мне что-то сказал. Я смутился, но у меня не было времени разбираться в своих чувствах, потому что койот заговорил вновь. Не то чтобы животное произносило слова так, как я привык слышать слова, произносимые людьми. Скорее это было ощущение, что он говорит. Но это не было похоже на то, как домашнее животное общается со своим хозяином. Койот действительно что-то сказал. Он передал мысль, и это вылилось во что-то вроде предложения. Я сказал:
— Как поживаешь, маленький койот? И мне показалось, что я услышал ответ:
— Я хорошо, а ты?
Затем койот повторил предложение, и я вскочил на ноги. Животное не сделало ни одного движения. Оно даже не было испугано моим внезапным прыжком. Его глаза оставались дружескими и ясными. Оно наклонило голову, легло на живот и спросило:
— Почему ты боишься?
Я сел к нему лицом и повел самый колдовской разговор в своей жизни. В конце концов койот спросил, что я тут делаю. И я сказал, что пришел сюда, чтобы «остановить мир».
Койот сказал:
— Que bueno!
Тут я сообразил, что это койот, владеющий двумя языками. Существительные и глаголы в его предложениях были английскими, а союзы и восклицания — испанскими. Мне пришло в голову, что передо мной очень хитрый койот. Я стал смеяться над абсурдностью того, что происходит, и смеялся так сильно, что почти впал в истерику. Затем весь груз невозможности происходящего обрушился на меня, и мой разум заколебался. Койот поднялся на ноги, и наши глаза встретились. Я пристально посмотрел в них. Я чувствовал, что они притягивают меня, и внезапно животное стало радужным. Оно начало испускать сияние. Казалось, мой мозг воспроизводит другое событие, случившееся десять лет назад, когда под воздействием пейота я стал свидетелем превращения обычной собаки в незабываемое радужное существо. Как будто койот вызвал воспоминание, и память об этом событии ожила и наложилась на очертания койота. Койот был светящимся, текучим, жидким существом. Его свечение поражало. Я хотел закрыть глаза руками, чтобы защитить их, но не мог двинуться. Светящееся существо коснулось какой-то моей неопределенной части, и мое тело испытало такую неописуемую теплоту и такое хорошее самочувствие, словно это прикосновение заставило меня взорваться. Я онемел. Я больше не чувствовал ног, ступней, своего тела, но что-то удерживало меня в прямом положении.
Я не знаю, сколько я оставался в таком положении. Тем временем светящийся койот и вершина холма, на котором я стоял, исчезли из виду. У меня не было ни мыслей, ни чувств. Все было выключено, и я свободно парил.
Внезапно мое тело ощутило удар, а затем что-то ласково обволокло меня. Я понял, что на меня светит солнце. Я едва мог различить отдаленные гребни гор на западе. Солнце почти касалось горизонта. Я смотрел прямо на него, а потом увидел «линии мира». Я ощутил множество крайне необычных флюоресцирующих белых линий, которые пронизывали все вокруг. На секунду я подумал, что вижу солнечный свет, отраженный от моих ресниц. Я моргнул и посмотрел опять. Линии были непрерывными и проходили через все вокруг. Я повернулся вокруг своей оси и осмотрел удивительный новый мир. Линии были хорошо заметны и устойчивы, даже если я смотрел в противоположную от солнца сторону.
Казалось, я в экстазе стоял на вершине холма бесконечное время. Но все это могло длиться лишь несколько минут — пожалуй, не дольше, чем сияло солнце перед тем, как достичь горизонта. Но мне это время показалось бесконечным. Я чувствовал что-то теплое и успокаивающее, исходящее из мира и моего собственного тела. Я знал, что раскрыл секрет. Он был таким простым. Я ощутил поток неведомых чувств. Никогда в жизни я не испытывал такой божественной эйфории, такого покоя и такой полноты, но я не мог выразить раскрытый секрет в словах или хотя бы в мыслях, хотя мое тело знало его.
Затем я то ли заснул, то ли потерял сознание. Когда я опять пришел в себя, я лежал на камнях. Мир был таким, каким я его видел всегда. Уже темнело, и я автоматически отправился назад к своей машине.
Когда на следующее утро я вернулся, дон Хуан был в доме один. Я спросил его о доне Хенаро, и он сказал, что тот был где-то поблизости, занимаясь своими делами. Я немедленно стал пересказывать свой необычный опыт. Он слушал с явным интересом.
— Ты просто остановил мир, — прокомментировал он, когда я кончил свой рассказ.
Секунду мы молчали, а затем он сказал, что мне следует поблагодарить дона Хенаро за помощь. Казалось, он необычайно мною доволен. Он похлопывал меня по спине и посмеивался.
— Но это невероятно, чтобы койот мог говорить, — сказал я.
— Это не было разговором, — сказал дон Хуан.
— Чем же тогда это было?
— Сначала твое тело поняло. Но ты не сумел догадаться, что это не койот и что он, конечно же, не говорит так, как ты и я.
— Но койот действительно говорил, дон Хуан!
— По-моему, это кто-то другой говорил как идиот. После стольких лет обучения ты должен понимать, что к чему. Вчера ты остановил мир и, может быть, даже видел. Волшебное существо сказало тебе что-то, и твое тело смогло понять это, потому что мир разрушился.
— Мир был таким же, как сегодня, дон Хуан.
— Нет, он не был таким. Сегодня койоты ничего тебе не говорят, и ты не можешь видеть линий мира. Вчера ты сделал это просто потому, что в тебе что-то остановилось.
— Что во мне остановилось?
— Вчера в тебе остановилось то, на что, как тебе говорили люди, похож мир. Видишь ли, люди говорят нам с момента нашего рождения, что мир такой-то и такой-то. И, естественно, у нас нет выбора, кроме как видеть мир таким, каким он является по словам людей.
Мы взглянули друг на друга.
— Вчера мир стал таким, каким его описывают маги, — продолжал он. — В этом мире койоты разговаривают и, как я тебе уже рассказывал, разговаривают олени, гремучие змеи, деревья и все остальные живые существа. Но я хочу, чтобы ты научился видеть. Возможно, ты знаешь, что видение происходит только тогда, когда проскальзываешь между мирами, между миром обычных людей и миром магов. Ты сейчас оказался в точке между ними. Вчера ты считал, что с тобой говорит койот. Любой маг, который не видит, сделал бы такой же вывод, но тот, кто видит, знает, что верить в это означает быть пришпиленным к реальности магов. Точно так же не верить, что койоты говорят, означает быть пришпиленным к реальности обычных людей.
— Ты хочешь сказать, дон Хуан, что ни мир обычных людей, ни мир магов не реальны?
— Они реальны. Они могут воздействовать на тебя. Например, ты мог спросить этого койота о чем угодно, и он обязан был бы дать тебе ответ. Единственное, что здесь печально, это то, что койоты ненадежны. Они шутники. Это твоя судьба — не иметь надежного компаньона из числа животных.
Дон Хуан объяснил, что койот будет моим спутником всю жизнь и что в мире магов иметь койота другом было нежелательно. Он сказал, что идеальным для меня было бы поговорить с гремучей змеей, потому что они очень надежные товарищи.
— Будь я на твоем месте, — добавил он, — я бы никогда не верил койоту. Но ты другой и, возможно, даже станешь койотным магом.
— А что такое койотный маг?
— Это тот, кто узнает массу вещей от своих братьев-койотов.
Я хотел задавать вопросы дальше, но он жестом остановил меня.
— Ты видел линии мира, — сказал он. — Ты видел светящееся существо. Ты почти готов к встрече с союзником. Ты отлично знаешь, что человек, которого ты видел в кустах, был союзник. Ты слышал его грохот, похожий на звук реактивного самолета. Он будет ждать тебя на краю равнины, на которую я отведу тебя сам.
Долгое время мы молчали. Дон Хуан сцепил руки на животе. Его большие пальцы еле заметно двигались.
— Хенаро тоже отправится с нами в эту долину, — неожиданно сказал он. — Это он помог тебе остановить мир.
Дон Хуан посмотрел на меня пронизывающим взглядом.
— Я скажу тебе еще одну вещь, — сказал он и засмеялся. — Сейчас это действительно имеет значение. В тот раз Хенаро не убирал твою машину из мира обычных людей. Он просто вынудил тебя смотреть на мир так, как делают маги, а в этом мире твоей машины не было. Хенаро хотел ослабить твою определенность. Его клоунада рассказала твоему телу об абсурдности попыток все объяснить. А когда он запустил своего змея, ты почти видел. Ты нашел свою машину, и ты был в обоих мирах. Причина, по которой мы чуть не надорвали животы от смеха, была в том, что ты действительно считал, что везешь нас с того места, где, как ты решил, ты нашел свою машину.
— Но как он заставил меня видеть мир глазами мага?
— Я был с ним. Мы оба знаем этот мир. А если знаешь этот мир, то все, что нужно для того, чтобы ввести его в действие, это использовать добавочное кольцо силы, которое, как я тебе говорил, имеют маги. Для Хенаро это так же легко, как щелкнуть пальцами. Он заставил тебя переворачивать камни, чтобы отвлечь твои мысли и позволить твоему телу видеть.
Я сказал, что события последних трех дней причинили непоправимый вред моей идее мира и в течение тех десяти лет, которые я был связан с ним, я никогда не был затронут так глубоко, даже тогда, когда принимал психотропные растения.
— Растения силы только помогают, — сказал дон Хуан. — Главное происходит, когда тело понимает, что может видеть. Только тогда осознаешь, что мир, на который мы смотрим, является всего лишь описанием. Я намеревался показать тебе это. К сожалению, у тебя осталось слишком мало времени, прежде чем тебя коснется союзник.
— А союзник обязательно должен касаться меня?
— Этого нельзя избежать. Чтобы видеть, нужно узнать, как маги смотрят на мир, а для этого нужно призвать союзника. А когда это сделано, он приходит.
— А ты не мог бы научить меня видеть, не призывая союзника?
— Нет. Для того чтобы видеть, нужно научиться смотреть на мир каким-либо другим способом. Единственный другой способ, который я знаю, это способ магов.
20. Путешествие в Икстлан
Дон Хенаро вернулся около полудня, и по предложению дона Хуана мы втроем поехали к тому гребню гор, где я был днем раньше. Мы шли тем же путем, которым шел я, но вместо того, чтобы остановиться на высоком плато, как сделал я, мы продолжали подъем до тех пор, пока не достигли вершины нижнего гребня гор. Затем мы стали спускаться в плоскую долину.
На вершине высокого холма мы остановились отдохнуть. Место выбрал дон Хенаро. Автоматически я уселся, как всегда делал в их компании, образовав треугольник с доном Хуаном справа от себя и доном Хенаро слева.
Чапараль вокруг влажно блестел. Он был сверкающе-зеленым после короткого весеннего дождя.
— Хенаро собирается кое-что рассказать тебе, — внезапно сказал дон Хуан. — Он собирается рассказать тебе историю первой встречи со своим союзником. Разве не так, Хенаро?
В голосе дона Хуана был оттенок просьбы. Дон Хенаро посмотрел на меня и сжал губы таким образом, что его рот стал выглядеть как круглая дырка. Он прижал язык к нёбу и стал открывать и закрывать рот, как будто у него были судороги.
Дон Хуан взглянул на него и громко рассмеялся. Я не знал, как это понимать.
— Что он делает? — спросил я дона Хуана.
— Он курица, — сказал тот.
— Курица?
— Смотри, смотри на его рот. Это куриная попка, и сейчас она отложит яйцо.
Спазмы рта дона Хенаро усилились. Его глаза стали безумными, а рот раскрывался, как если бы судороги расширяли круглую дыру. Его горло издало квакающий звук, он сложил на груди руки с загнутыми внутрь ладонями, а затем беспеременно выплюнул мокроту.
— Проклятие! Это было не яйцо, — сказал он с озабоченным видом.
Его поза и выражение лица были настолько забавными, что я не мог не засмеяться.
— Теперь, когда Хенаро почти снес яйцо, он, может быть, расскажет тебе о первой встрече со своим союзником, — настаивал дон Хуан.
— Может быть, — без интереса сказал дон Хенаро.
Я стал просить, чтобы он рассказал.
Дон Хенаро поднялся и распрямил руки и спину. Его кости издали хрустящий звук. Затем он опять сел.
— Когда я впервые коснулся своего союзника, я был молод, — сказал он наконец. — Я помню, что это было вскоре после полудня. С рассвета я работал в поле и возвращался домой. Внезапно из-за кустов вышел союзник и загородил мне дорогу. Он ждал меня и приглашал бороться. Я начал отворачиваться, собираясь оставить его в покое, но тут мне пришло в голову, что я достаточно силен, чтобы коснуться его. Но все равно я испытывал страх. У меня по спине прошел озноб, а шея стала твердой как доска. Кстати, это признак того, что ты готов. Я имею в виду, когда твоя шея становится твердой.
Он расстегнул рубашку и показал мне свою спину. Он напряг мышцы шеи, спины и рук. Я отметил превосходное качество его мускулатуры. Казалось, воспоминание о той встрече активизировало каждую мышцу его торса.
— В такой ситуации всегда надо закрывать рот. Он повернулся к дону Хуану и сказал:
— Разве не так?
— Да, — спокойно сказал дон Хуан. — Толчок, который испытываешь, хватая союзника, настолько силен, что можно откусить себе язык или вышибить зубы. Тело должно быть прямым, хорошо уравновешенным, а ноги должны держаться за землю.
Дон Хенаро поднялся и показал мне правильное положение. Его колени были слегка согнуты, а руки с чуть поджатыми пальцами висели по бокам. Он казался расслабленным, но тем не менее твердо стоял на земле. Секунду он оставался в этом положении, и я уже решил, что он собирается сесть, но он внезапно совершил поразительный прыжок вперед, как если бы у него под пятками были пружины. Его движение было столь внезапным, что я упал на спину. Но пока я падал, у меня возникло четкое ощущение того, что дон Хенаро схватил человека или что-то, имеющее форму человека.
Я снова сел. Дон Хенаро все еще сохранял колоссальное напряжение во всем теле. Затем он резко расслабил все мышцы и вернулся на место, где сидел раньше.
— Карлос только что увидел твоего союзника, — спокойно заметил дон Хуан. — Но он еще слаб и упал.
— Ты заметил? — спросил дон Хенаро наивным тоном и раздул ноздри.
Дон Хуан заверил его, что я видел союзника.
Дон Хенаро опять прыгнул вперед с такой силой, что я упал на бок. Он выполнил свой прыжок так быстро, что я действительно не мог сказать, каким образом он вскочил на ноги из сидячего положения, чтобы прыгнуть вперед.
Они оба громко засмеялись, а затем дон Хенаро сменил свой смех на вой, неотличимый от воя койота.
— Не думай, что тебе потребуется прыгать также хорошо, чтобы схватить своего союзника, — сказал дон Хуан тоном предупреждения. — Хенаро прыгает так хорошо, потому что ему помогает союзник. Все, что тебе нужно, это твердо стоять на земле, для того чтобы выдержать столкновение. Ты должен стоять так, как стоял Хенаро перед тем, как прыгнуть. Затем ты должен броситься вперед и схватить союзника.
— Ему нужно сначала поцеловать свой медальон, — вставил дон Хенаро.
Дон Хуан с наигранной яростью сказал, что у меня нет никаких медальонов.
— А как насчет его блокнотов? — настаивал дон Хенаро. — Ему нужно что-то сделать со своими блокнотами. Положить их куда-нибудь перед тем, как прыгнуть. Или, может быть, он воспользуется блокнотами, чтобы ударить союзника.
— Будь я проклят! — сказал дон Хуан с искренним изумлением. — Я никогда не думал об этом. Клянусь, это будет впервые, если союзника свалят на землю, побив блокнотами.
Когда замолк смех дона Хуана и койотный вой дона Хенаро, все мы были в очень хорошем настроении.
— Что случилось, когда ты схватил своего союзника? — спросил я.
— Это был очень сильный толчок, — сказал дон Хенаро после секундного колебания. Казалось, он приводит свои мысли в порядок. — Я никогда не воображал, что это будет так, — продолжал он. — Это было что-то такое, такое… Не похожее ни на что. После того как я схватил его, мы начали кружиться. Союзник заставил меня вертеться, но я не отступал. Мы ввинтились в воздух с такой силой и скоростью, что я уже ничего не видел. Все было как в тумане. Вращение продолжалось и продолжалось. Внезапно я почувствовал, что вновь стою на земле. Я взглянул на себя. Союзник не убил меня. Я был цел. Я был самим собой! Тогда я понял, что достиг успеха. Наконец у меня был союзник. От радости я запрыгал на месте. Что за чувство! Что это было за чувство! Затем я огляделся, чтобы определить, где я нахожусь. Местность была незнакомой. Я подумал, что союзник, должно быть, пронес меня по воздуху и опустил очень далеко от места, где мы начали кружиться. Сориентировавшись, я решил, что мой дом на востоке, и пошел в этом направлении. Было еще рано. Встреча с союзником заняла не много времени. Скоро я нашел тропинку, а затем увидел группу мужчин и женщин, идущих мне навстречу. Это были индейцы. Я решил, что они из племени масатек. Они окружили меня и спросили, куда я иду. «Я иду домой в Икстлан», — сказал я им. «Ты заблудился?» — спросил меня кто-то. «Да», — сказал я. «Икстлан не там. Икстлан в противоположном направлении. Мы сами идем туда», — сказал кто-то еще. «Присоединяйся к нам, — сказали они все. — У нас есть пища!»
Дон Хенаро замолчал и взглянул на меня, как бы ожидая вопроса.
— И что произошло? — спросил я. — Ты присоединился к ним?
— Нет, не присоединился, — сказал он. — Потому что они не были реальными. Я понял это сразу, как только они подошли ко мне. Было что-то в их голосах, в их дружелюбии, что выдавало их, особенно когда они попросили меня присоединиться к ним. Поэтому я убежал прочь. Они звали меня и просили вернуться. Их призывы преследовали меня, но я бежал дальше.
— Кем они были? — спросил я.
— Людьми, — ответил дон Хенаро отрывисто. — Если не считать того, что они не были реальными.
— Они были как привидения, — объяснил дон Хуан. — Как фантомы.
— Я пошел дальше, — продолжал дон Хенаро, — и через некоторое время стал более уверен в себе. Я знал, что Икстлан находится там, куда я иду. Затем я увидел двух человек, спускающихся ко мне по тропинке. Казалось, они тоже были индейцами племени масатек. С ними был осел, нагруженный дровами. Они прошли мимо меня, пробормотав: «Добрый день». — «Добрый день», — сказал я, не останавливаясь. Они не обратили на меня внимания, продолжая свой путь. Я замедлил шаг и осторожно повернулся, чтобы взглянуть на них. Они уходили, и им не было до меня никакого дела. Казалось, они были реальными. Я побежал за ними и закричал: «Подождите, подождите!» Они придержали своего осла и встали по его бокам, как бы защищая груз. «Я заблудился в этих горах. Где находится Икстлан?» — спросил я. Они указали в том направлении, куда шли сами. «Ты далеко зашел, — сказал один из них. — Это с другой стороны гор. Чтобы добраться туда, тебе потребуется четыре-пять дней». Затем они повернулись и пошли дальше. Я почувствовал, что эти индейцы реальны, и попросил их взять меня с собой.
Мы шли вместе некоторое время, а затем один из них снял свой мешок с провизией и предложил мне немного еды. Я застыл на месте. Было что-то очень странное в том, как он предлагал мне пищу. Мое тело ощутило испуг, поэтому я прыгнул назад и бросился бежать. Они оба сказали, что я умру в этих горах, если не пойду с ними, и попытались уговорить меня присоединиться к ним. Их призывы тоже были очень настойчивыми, но я побежал от них изо всех сил.
Я шел дальше. Теперь я знал, что я на правильном пути в Икстлан, а эти фантомы пытались сманить меня с дороги.
Я встретил восемь таких; они, должно быть, знали, что мое намерение непоколебимо. Они стояли у дороги и смотрели на меня просящими глазами. Многие из них даже показывали пищу и другие вещи, словно были невинными торговцами, продающими все это у дороги. Я не останавливался и не смотрел на них.
К концу дня я пришел в долину, которую, как мне показалось, узнал. В ней было что-то знакомое. Я решил, что уже бывал в ней раньше, но если это было так, то я находился к югу от Икстлана. Я стал искать ориентиры, чтобы определить правильное направление, когда увидел маленького индейского мальчика, пасущего коз. Ему было, наверное, лет семь, и одет он был так же, как я был одет в его возрасте. Он даже напомнил мне меня самого, пасущего двух отцовских коз.
Некоторое время я следил за ним. Мальчик разговаривал сам с собой так же, как это обычно делал я. Затем он стал разговаривать со своими козами. Из того, что я знал об уходе за козами, следовало, что он хорошо знает свое дело. Он был тщательным и осторожным. Он не баловал своих коз, но в то же время не был с ними жесток.
Я решил окликнуть его. Когда я заговорил с ним громким голосом, он подпрыгнул и, бросившись к скалам, уставился на меня из-за камней. Казалось, он готов убежать, спасая свою жизнь. Он понравился мне. Он был напуган и все же успел отогнать своих коз из поля моего зрения.
Я долго разговаривал с ним. Я сказал, что заблудился и не знаю дорогу в Икстлан. Я спросил, как называется место, где мы находимся; он ответил, и оказалось, что я не ошибся. Это меня очень обрадовало. Я понял, что больше не блуждаю неведомо где, и задумался о той силе, которую должен был иметь мой союзник, чтобы перенести сюда мое тело за время меньшее, чем взмах ресниц.
Я поблагодарил мальчика и пошел прочь. Он осторожно вышел из своего укрытия и погнал коз по почти незаметной тропинке. Тропинка вела в долину. Я позвал мальчика, и он не убежал. Я подошел к нему, но он прыгнул в кусты, когда я оказался слишком близко. Я похвалил его за осторожность и начал расспрашивать. «Куда ведет эта тропинка?» — спросил я. «Вниз», — сказал он. «Где ты живешь?» — «Там, внизу», — сказал он. «Там много домов?» — «Нет, только один». — «А где остальные дома?» Мальчик указал на другую сторону долины с безразличием, свойственным мальчикам его возраста. Затем он пошел вниз по тропинке со своими козами. «Подожди, — сказал я мальчику. — Я очень устал и голоден. Отведи меня к своим родителям». — «У меня нет родителей», — сказал маленький мальчик, и это потрясло меня. Не знаю почему, но его голос вызвал во мне сомнение. Мальчик заметил это, остановился и повернулся ко мне. «У меня дома никого нет, — сказал он. — Мой дядя уехал, а его жена в поле. Дома полно еды. Полно. Пойдем со мной».
Я почти опечалился. Мальчик тоже был фантомом. Тон голоса и настойчивость выдали его. Фантомы были повсюду, и они преследовали меня, но я не боялся. У меня еще не прошло онемение после встречи с союзником. Я хотел взбеситься на союзника или на фантомов, но отчего-то не смог рассердиться, как это бывало со мной обычно, и оставил попытки. Затем я попытался загрустить, потому что мне понравился этот маленький мальчик, но не смог. Поэтому я бросил это тоже.
Внезапно я сообразил, что у меня есть союзник и нет ничего такого, что могли бы мне сделать эти фантомы. Я пошел вслед за мальчиком по тропинке. Другие фантомы быстро выскочили и попытались заставить меня шагнуть в пропасть, но моя воля была сильнее, чем они. Они, должно быть, почувствовали это, потому что перестали меня осаждать. И через некоторое время они стали просто появляться на краю дороги; иногда кто-нибудь бросался в мою сторону, но я останавливал его своей волей. И тогда они совершенно перестали беспокоить меня…
Долгое время дон Хенаро молчал. Дон Хуан взглянул на меня.
— Что произошло после этого, дон Хенаро? — спросил я.
— Я пошел дальше, — сказал он просто.
Казалось, он завершил свою историю и добавить ему нечего.
Я спросил, почему то, что они предлагали ему пищу, указывало на них как на фантомов.
Он не ответил. Тогда я спросил, является ли обычаем индейцев племени масатек отрицать, что у них есть какая-либо пища, или проявлять большую озабоченность наличием еды.
Он сказал, что тон их голосов, их настойчивые попытки заманить его и та манера, в которой фантомы говорили о пище, были указаниями, и он понимал это потому, что ему помогал союзник. Он заверил меня, что один он бы не заметил этих странностей.
— Эти фантомы были союзниками, дон Хенаро? — спросил я.
— Нет, они были людьми.
— Людьми? Но ты сказал, что они были фантомами.
— Я сказал, что они больше не были реальными. После моей встречи с союзником ничто больше не было реальным.
Долгое время мы молчали.
— Что было конечным результатом этого события, дон Хенаро? — спросил я.
— Конечным результатом?
— Я имею в виду, когда и как ты наконец достиг Икстлана?
Оба они тут же расхохотались.
— Вот что ты понимаешь под конечным результатом, — заметил дон Хуан. — Тогда давай скажем так. У путешествия Хенаро не было конечного результата. И никогда не будет никакого конечного результата. Хенаро все еще на пути в Икстлан!
Дон Хенаро пронзительно взглянул на меня, а затем повернул голову и посмотрел вдаль в сторону юга.
— Я никогда не достигну Икстлана, — сказал он.
Его голос был твердым, но тихим; это был почти шепот.
— Но иногда я чувствую… Иногда я чувствую, что до него остался лишь один шаг. И все же этого никогда не будет. В своем путешествии я даже не встречаю ориентиров, которые когда-то знал. Ничто не осталось тем же самым.
Дон Хуан и дон Хенаро взглянули друг на друга. Было что-то очень печальное в их глазах.
— В своем путешествии в Икстлан я нашел только путников-фантомов, — сказал он тихо.
Я взглянул на дона Хуана. Я не понял, что имеет в виду дон Хенаро.
— Каждый, кого Хенаро встречает на своем пути в Икстлан, только эфемерное существо, — объяснил дон Хуан. — Возьмем, например, тебя. Ты фантом. Твои чувства и твоя настойчивость те же, что у людей. Вот почему он говорит, что он встречает только путников-фантомов на своем пути в Икстлан.
Внезапно я понял, что путешествие дона Хенаро было метафорой.
— В таком случае путешествие в Икстлан нереально, — сказал я.
— Оно реально! — воскликнул дон Хенаро. — Путники нереальны. — Кивком он указал на дона Хуана и выразительно сказал: — Он единственный, кто реален. Мир реален только тогда, когда я с ним. Дон Хуан улыбнулся.
— Хенаро рассказал тебе свою историю, — сказал дон Хуан, — потому что вчера ты остановил мир. И он думает, что ты видел. Но ты такой дурень, что не знаешь этого сам. Я постоянно говорю ему, что ты очень странный, но рано или поздно ты будешь видеть. Во всяком случае, во время следующей встречи с союзником — если для тебя будет следующий раз — тебе придется бороться с ним и усмирить его. Если ты переживешь потрясение, что, как я уверен, ты сделаешь, поскольку ты сильный и жил как воин, то ты окажешься живым в неизвестном месте. Затем, как это свойственно всем нам, первое, что ты захочешь сделать, это вернуться назад, к себе в Лос-Анджелес. Но пути назад в Лос-Анджелес не будет. То, что ты там оставил, будет потеряно навсегда. Конечно, к этому времени ты будешь магом, но это не поможет; в такое время важно только то, что все, что мы любили, ненавидели или желали, осталось позади. Но чувства в человеке не умирают и не изменяются. И маг отправляется в дорогу домой, зная, что он никогда не достигнет дома, зная, что ни одна сила на земле, даже смерть, не вернет его к тому месту, к тем вещам и к тем людям, которых он любил. Хенаро рассказал тебе именно об этом.
Объяснение дона Хуана подействовало как катализатор. Весь смысл истории дона Хенаро внезапно обрушился на меня, когда я начал сопоставлять его рассказ с собственной жизнью.
— Как насчет людей, которых я люблю? — спросил я дона Хуана. — Что случится с ними?
— Они все останутся позади.
— Но разве нет способа, которым я мог бы вернуть их? Могу я вызволить их и взять с собой?
— Нет. Твой союзник бросит тебя одного в неизвестные миры.
— Но я смогу вернуться обратно в Лос-Анджелес, разве не так? Я смогу сесть в автобус или на самолет и отправиться туда? Лос-Анджелес останется на месте, не так ли?
— Конечно, — смеясь, сказал дон Хуан. — И Матека, и Темекула, и Туксон.
— И Текате, — очень серьезно вставил дон Хенаро.
— И Пьедрас-Неграс, и Транкитас, — с улыбкой сказал дон Хуан.
Дон Хенаро добавил еще несколько названий; то же сделал дон Хуан, и они погрузились в перечисление необыкновенно смешных и неправдоподобных названий больших и маленьких городов.
— Вращение с союзником изменит твою идею мира, — сказал дон Хуан. — Эта идея и есть все, и, когда она изменится, изменится и мир.
Он напомнил, что однажды я читал ему стихотворение, и захотел, чтобы я прочел его снова. Он процитировал несколько слов, и я вспомнил, что читал ему стихи Хуана Района Хименеса. Стихотворение, о котором он говорил, называлось «Еl Viaje Definitivo» («Окончательное путешествие»). Я прочел его:
…И я уйду. Но птицы останутся петь,
И останется мой сад со своим зеленым деревом,
Со своим колодцем.
Много дней небеса будут голубыми и тихими,
И колокола на башне будут звенеть,
Звенеть так же, как сегодня днем.
Люди, которые любили меня, уйдут,
И каждый год город будет расцветать заново.
Но мой дух, охваченный ностальгией,
Будет бродить в том же тайном углу моего цветущего сада.
— Это то чувство, о котором говорит Хенаро, — сказал дон Хуан. — Для того чтобы быть магом, человек должен быть страстным. Страстный человек имеет земные привязанности и дорогие ему вещи — хотя бы ту дорогу, по которой он идет. История Хенаро как раз об этом. Хенаро оставил свою страсть в Икстлане. Свой дом, людей, все те вещи, до которых ему было дело. И теперь он бродит вокруг в своих чувствах, и иногда, как он говорит, он почти достигает Икстлана. Мы все одинаковы в этом. Для Хенаро это Икстлан, для тебя это будет Лос-Анджелес, для меня…
Я не хотел, чтобы дон Хуан рассказывал мне о себе. Он остановился, словно прочтя мои мысли.
Хенаро вздохнул и перефразировал первую строку стихотворения:
— Я ушел. А птицы остались петь.
На мгновение я ощутил волну агонии и неописуемого одиночества, захлестнувшую нас троих. Я взглянул на дона Хуана и понял, что он, как страстный человек, имел очень много сердечных уз, очень много вещей, о которых он заботился и которые оставил позади. У меня было ясное ощущение, что сила его воспоминаний может вот-вот обрушиться на него, а дон Хенаро готов зарыдать.
Я поспешно отвел глаза. Страсть дона Хенаро и его высшее одиночество заставили меня заплакать.
Я взглянул на дона Хуана. Он смотрел на меня.
— Только воин может выжить на тропе знания, — сказал он. — Потому что искусство воина — находить равновесие между ужасом от того, что ты человек, и восхищением от того, что ты человек.
Я по очереди взглянул на них. Их глаза были мирными и ясными. Только что они вызвали волну непреодолимой ностальгии, но, оказавшись на грани слез, они отразили и развернули эту волну. На мгновение я подумал, что вижу. Я увидел одиночество человека как гигантскую волну, которая застыла передо мной, отброшенная назад невидимой стеной метафоры.
Моя печаль была настолько захватывающей, что я ощутил эйфорию. Я обнял их.
Дон Хенаро улыбнулся и поднялся. Дон Хуан тоже встал и положил руку мне на плечо.
— Мы оставим тебя здесь, — сказал он. — Делай то, что считаешь нужным. Союзник будет ждать тебя на краю той долины.
Он указал на темную долину вдалеке.
— Если ты чувствуешь, что твое время еще не пришло, откажись от свидания, — сказал он. — Ничего нельзя достичь насилием. Если ты хочешь выжить, ты должен быть кристально чистым и полностью уверенным в себе.
Дон Хуан ушел, не глядя на меня. Но дон Хенаро пару раз повернулся — он подмигивал мне и движениями головы побуждал идти вперед. Я смотрел на них, пока они не исчезли вдали, а затем пошел к машине и уехал. Я знал, что мое время еще не пришло.