стами, но у меня не было критерия для их различения. Подумал, что с меня хватит, что я напрасно трачу время, но решил остаться. Оправдывал себя тем, что приехал издалека только для того, чтобы встретиться с доном Хуаном, и что мне действительно больше нечем здесь заниматься.
И я лег на спину, подложил руку под голову, вместо подушки, а затем перекатился на живот и полежал некоторое время. Так перекатывался по всему полу. Впервые мне показалось, что нашелся хоть какой-то критерий. Я чувствовал себя теплее, лежа на спине.
Я покатился опять, теперь в обратную сторону, полежав на всем протяжении пола лицом вниз там, где раньше, во время первого тура перекатов, лежал на спине. Я испытывал те же самые ощущения тепла или холода в зависимости от того положения, которое принимал, но разницы между местами не было.
Затем пришла идея, показавшаяся мне блестящей: место дона Хуана! Я сел там, затем лег, сначала лицом вниз, а потом на спину, но и это место было точно таким же, как другие. Я встал, с меня было довольно. Я хотел распрощаться с доном Хуаном, но неудобно было его будить. Взглянул на свои часы. Два часа ночи! Я катался уже шесть часов.
И в эту минуту вышел дон Хуан и пошел вокруг дома в кусты чапараля. Вернувшись, встал у двери. Я чувствовал себя совершенно ни к чему не годным, хотелось сказать ему какую-нибудь гадость и уехать. Но как-то сообразил, что тут нет его вины, что я сам решил пройти через всю эту ерунду. Я сказал ему, что побежден: всю ночь как идиот катался по его полу и все еще не вижу никакого смысла в его загадке.
Он рассмеялся и сообщил, что его это не удивляет, потому что действовал я неправильно — не пользовался глазами. Это было так, но ведь я был вполне уверен, что мне нужно — по его словам — «ощутить» разницу. Я упомянул об этом, но он возразил, что ощущать можно и глазами — когда не вглядываешься в предметы прямо. Что касается меня, сказал он, то нет другого средства решить эту задачу, как только пользуясь единственным, что у меня есть, — моими глазами.
Он вошел в дом; я был уверен, что он наблюдал за мной. Ведь иного способа узнать, что я не пользовался глазами, у него не было.
Я снова начал кататься, так как эта процедура была самой удобной. Но на этот раз я клал подбородок на руки и всматривался в каждую деталь.
Через некоторое время темнота вокруг меня изменилась. Когда я фокусировал взгляд в точке прямо перед глазами, вся периферийная зона моего поля зрения однообразно окрашивалась сверкающим зеленовато-желтым цветом. Эффект был поразителен. Удерживая глаза скошенными в точку прямо перед собой, я начал отползать на животе в сторону, передвигаясь на фут примерно за один раз.
Внезапно я осознал перемену оттенка в точке, находящейся примерно на середине пола. Справа от меня, по-прежнему на периферии поля зрения, зеленовато-желтый оттенок стал ярко-пурпурным. Я переключил внимание туда. Пурпур поблек, но был все еще блестящим и оставался таким постоянно, пока я удерживал на нем свое внимание.
Отметив место пиджаком, я позвал дона Хуана. Он вышел на веранду. Я был не на шутку возбужден, ибо действительно видел перемену в оттенках. Его же это, видимо, не впечатлило, он велел мне сесть на то место и описать свои ощущения на нем.
Я уселся, а затем лег на спину. Он встал рядом и допытывался, как я себя чувствую. Но я не ощущал никаких отличий. Примерно в течение 15 минут я пытался почувствовать или увидеть разницу, в то время как дон Хуан терпеливо стоял рядом. Я испытывал какое-то отвращение. Во рту был металлический привкус. Внезапно начался приступ мигрени. Я понял, что заболеваю. Бессмысленность всего этого предприятия раздражала меня до ярости. Я поднялся.
Дон Хуан, вероятно, заметил, как глубоко я расстроен. Он не смеялся, а очень серьезно сказал, что мне надо быть непреклонным с самим собой, если я хочу учиться. Лишь две возможности есть у меня, сказал он. Или сдаться и ехать домой — это значит, я никогда не буду учиться, — или же решить загадку.
Он вновь ушел в дом. Я хотел немедленно уехать, но слишком устал, чтобы садиться за руль. К тому же восприятие оттенков было потрясающим, и я уверился, что это все-таки критерий, — а может быть, отыщутся и еще какие-нибудь заметные изменения. Во всяком случае, уезжать было слишком поздно. Поэтому я сел, вытянул ноги и начал все сначала.
На этот раз я быстро передвигался с места на место, минуя точку дона Хуана, до края пола, затем развернулся, чтобы захватить и внешний его край. Попав в центр, я понял, что произошло еще одно изменение в окраске, опять на периферии поля моего зрения. Однообразный зеленовато-желтый цвет, который я видел повсюду, превратился в одном месте, справа от меня, в яркий серо-зеленый. Какое-то мгновение этот оттенок держался, а затем внезапно переменился на другой постоянный оттенок, отличный от того, что я видел раньше. Сняв один ботинок, я отметил эту точку и продолжал кататься, пока не покрыл пол во всех возможных направлениях. Больше никаких изменений окраски не было.
Вернувшись к точке, отмеченной ботинком, я осмотрел ее. Она находилась в пяти-шести футах на юго-восток от той, где лежал пиджак. Рядом был большой камень. Совсем ненадолго я прилег рядом, пытаясь найти отгадку, приглядываясь к каждой детали, но не чувствовал никакой разницы.
Я решил опробовать другую точку. Быстро опустившись на колени, я уже собирался лечь на свой пиджак, но внезапно испытал нечто необычное. Больше всего это было похоже на физическое ощущение чего-то, давящего мне в живот. Я отскочил одним махом. Почувствовал, как поднялись волосы на шее. Ноги подогнулись, туловище наклонилось вперед, руки напряженно поднялись, а пальцы согнулись как клешни. Я заметил странность своей позы и еще больше испугался.
Невольно попятившись, я уселся на камне рядом с оставленным ботинком, а с камня сполз на пол. Пытался сообразить, что же вызывало у меня такой испуг, и подумал — это могло произойти из-за усталости. Уже почти наступил день. Я чувствовал себя глупо и неудобно. И все же никак не мог понять, что меня напугало, и никак не мог додуматься, чего хочет дон Хуан.
Я решился на последнюю попытку. Поднялся и медленно приблизился к точке, отмеченной пиджаком, но снова испытал то же самое. На этот раз понадобилось серьезное усилие, чтобы прийти в себя. Я уселся, затем встал на колени, чтобы лечь на живот, но не мог этого сделать, несмотря на все свои усилия. Опустил руки на пол перед собой. Дыхание убыстрилось. Желудок был неспокоен. Я ясно ощущал свою панику и еле сдерживался, чтобы не убежать. Думая, что дон Хуан, наверное, наблюдает за мной, медленно отполз на второе место и прислонился спиной к камню. Я хотел немного отдохнуть и привести свои мысли в порядок, но сразу заснул.
Я услышал речь и смех дона Хуана у себя над головой и проснулся.
— Ты нашел пятно, — сказал он.
Сначала я не понял, но он еще раз заверил меня, что то место, где я заснул, и было нужным пятном. Как и раньше, он спросил, как я себя чувствую, лежа на нем. Я сказал, что на самом деле не вижу никакой разницы.
Он попросил меня сравнить ощущения в этот момент с теми, что я испытывал, лежа на втором месте. В первый раз мне пришло в голову, что, пожалуй, я не смогу объяснить впечатления прошедшей ночи. Словно дразня меня, он велел сесть на второе место. И по какой-то совершенно необъяснимой причине я действительно боялся второго места — так и не сумел там сесть. Он заявил тогда, что только дурак может не заметить разницы.
Я спросил его, есть ли у этих мест свои названия. Дон Хуан ответил, что хорошее место называется «сиденьем», а плохое зовут «врагом». Он сказал, что эти два места — ключ к самочувствию человека, особенно у того, кто ищет знания. Просто сидя на своем месте, обретаешь высочайшую силу; с другой стороны, «враг» лишает сил и даже способен вызвать смерть. Он сказал, что я восполнил свою энергию, порядком растраченную минувшей ночью, только тем, что прикорнул на своем месте.
Он сказал также, что окраски, которые я отметил в связи с каждым из этих мест, имеют то же общее действие — придают силы или лишают их.
Я спросил, есть ли для меня другие места, подобные двум найденным, и как мне следует искать их. Он ответил, что в мире есть очень много мест, похожих на эти два, а лучший способ находить их — отмечать соответствующие им цвета.
Для меня оставалось неясным, решил я задачу или нет, — по сути дела, я даже не был убежден, что проблема вообще была; меня преследовало ощущение натянутости и произвольности всего этого. Я был уверен, что дон Хуан всю ночь следил за мной, а затем принялся шутить — мол, место, где я заснул, и было тем местом, что я искал. И, однако же, я не мог найти разумного основания для такого его поступка, а когда он предложил мне сесть на «второе место», я не мог этого сделать. Существовал странный разрыв между моим практическим опытом боязни «второго места» и моими рациональными рассуждениями обо всем этом событии.
Дон Хуан, с другой стороны, был вполне убежден, что я добился успеха, и, поступая соответственно моему успеху, дал знать, что собирается учить меня о пейоте.
— Ты просил учить тебя о Мескалито, — сказал он. — Я хотел узнать, достаточно ли крепкий у тебя хребет, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Мескалито — не такая вещь, над которой можно смеяться. Ты должен иметь власть над своими способностями. Сейчас я знаю, что могу принять одно твое желание учиться за достаточную причину, чтобы тебя учить.
— Ты действительно собираешься учить меня о пейоте?
— Я предпочитаю называть его Мескалито, говори так и ты.
— Когда ты собираешься начать?
— Это не так просто. Сначала ты должен быть готов.
— Я думаю, что готов.
— Это не шутка. Ты должен подождать, пока не останется сомнений, и тогда ты встретишься с ним.
— Мне следует подготовиться?
— Нет, тебе надо просто ждать. Ты можешь отказаться от всей этой затеи немного погодя. Ты легко устаешь. Прошлой ночью ты готов был сдаться, как только почувствовал трудность. Мескалито требует очень серьезного намерения.