— Мы оставили тебя на веранде, так как боялись, что ты начнешь писать по всем комнатам.
Они громко рассмеялись.
— Что со мной было? — спросил я. — Разве я…
— Разве ты? — передразнил меня Джон. — Мы не собирались об этом говорить, но дон Хуан сказал, что все в порядке. Ты обоссал мою собаку с головы до хвоста!
— Что я сделал?
— Ты же не думаешь, что собака бегала от тебя, потому что испугалась? Собака убегала, потому что ты ссал на нее.
Тут грянул общий хохот. Я попытался обратиться к одному из парней, но все смеялись, и он не слышал меня. Джон продолжал:
— Мой пес не остался в долгу. Он тоже ссал на тебя. Это заявление было, видимо, чрезвычайно смешным, потому что все так и покатились со смеху, включая дона Хуана. Когда они успокоились, я спросил со всей серьезностью:
— Это правда? Это действительно было так? Все еще смеясь, Джон ответил:
— Клянусь, собака действительно ссала на тебя. По дороге обратно к дому дона Хуана я спросил его:
— Это все действительно случилось, дон Хуан?
— Да, — сказал дон Хуан, — но они не знают, что ты видел. Они не понимают, что ты играл с «ним». Вот почему я не мешал тебе.
— Но разве все эти дела со мной и собакой, писающими друг на друга, — правда?
— Это была не собака! Сколько раз тебе это говорить? Есть единственный способ это понять. Один-единственный способ! Это был «он», и «он» играл с тобой.
— Знал ли ты, что все это происходило, до того как я рассказал об этом?
Он запнулся на миг, прежде чем ответить.
— Нет, после того, как ты мне все рассказал, я вспомнил о твоем странном виде. Я просто догадывался, что с тобой все прекрасно, потому что ты не был испуган.
— Собака на самом деле играла со мной, как они говорят?
— Проклятье! Это была не собака!
Четверг, 17 августа 1961 года
Я рассказал дону Хуану, что думаю по поводу своего опыта. С точки зрения той работы, которую я планировал, это событие было катастрофой. Сказал, что и думать не хочу еще об одной подобной «встрече» с Мескалито. Я согласился, что все, со мной происходившее, было более чем интересным, но добавил, что никакой из этих интересов не заставит меня искать такой встречи вновь. Я серьезно считал себя непригодным для такого рода предприятий. В качестве последействия пейот оставил во мне странное физическое неудобство. Это был какой-то беспричинный страх, какая-то несчастливость, меланхолия — точно я определить не мог. И никоим образом не находил такое состояние достойным.
Дон Хуан засмеялся и сказал:
— Ты начинаешь учиться.
— Учение такого рода не для меня. Я не создан для него, дон Хуан.
— Ты всегда преувеличиваешь.
— Это не преувеличение.
— Нет, это так. Беда лишь в том, что ты преувеличиваешь только худые стороны.
— Тут нет хороших сторон, насколько это касается меня. Это меня пугает, и все.
— Нет ничего плохого в том, что тебя это пугает. Когда боишься, видишь вещи иначе.
— Но мне нет дела до того, чтобы видеть вещи иначе, дон Хуан. Я думаю оставить учение о Мескалито. Я не могу с ним справиться. Здесь у меня действительно дела плохи.
— Конечно, это плохо, даже для меня. Не одного тебя это сбило с толку.
— Но почему тебе-то быть сбитым с толку, дон Хуан?
— Я думал о том, что увидел прошлой ночью. Мескалито, несомненно, играл с тобой, и это меня поражает. Это было указанием (omen, предзнаменование).
— Что это было за указание, дон Хуан?
— Мескалито указывал мне на тебя.
— Зачем?
— Тогда мне было неясно, а теперь понятно. Он имел в виду, что ты «избранный». Мескалито указал мне на тебя и дал знать, что ты «избранный» (escogido).
— Ты имеешь в виду, что я был выбран среди других для какой-нибудь цели или что-то вроде того?
— Нет, я имею в виду, что Мескалито сказал мне, что ты можешь быть тем человеком, которого я ищу.
— Когда он тебе это сказал, дон Хуан?
— Он сказал это тем, что играл с тобой. Это делает тебя избранным человеком для меня.
— Что это значит — избранный человек?
— Есть кое-какие секреты (Tengo secretos). У меня есть секреты, которые я не могу открыть, пока не найду избранного человека. Прошлой ночью, когда я увидел тебя играющим с Мескалито, мне стало ясно, что ты именно такой человек. Но ты не индеец. Потрясающе!
— Но что это значит для меня? Что мне надо делать?
— Я принял решение, и я буду учить тебя тем секретам, что делают судьбу человека знания.
— Ты имеешь в виду секреты Мескалито?
— Да. Но это не все секреты, которые я знаю. Есть и другие, иного рода, которые я хотел бы кому-нибудь передать. У меня самого был учитель, мой бенефактор, и я тоже, выполнив определенные условия, стал его избранным человеком. Он обучил меня всему, что я знаю.
Я опять спросил, чего эта новая роль потребует от меня; он ответил, что подразумевается только обучение, обучение в том смысле, какой я испытал на себе за две сессии с ним.
То, как обернулось дело, было очень странным. Я решил сказать ему, что собираюсь бросить идею учения о пейоте, и, прежде чем успел высказаться, он предлагает учить меня своему «знанию». Я не понял, что он имеет в виду, но чувствовал, что этот неожиданный поворот очень серьезен. Я возражал, что у меня нет нужных для такой задачи свойств, поскольку требуется редкое мужество, которого я лишен. Сказал, что больше склонен говорить о действиях, совершаемых другими. Я хотел бы узнать его мнение обо всем этом. Я говорил ему, что был бы счастлив, если бы мог сидеть тут и целыми днями слушать его рассказы. Для меня это было бы учением.
Он слушал не перебивая. Я говорил еще долго. Затем он сказал:
— Все это очень легко понять. Страх — первый естественный враг, которого человек должен перебороть на своем пути к знанию. К тому же ты любопытен. Это решает дело. И ты будешь учиться, даже против твоей собственной воли; это — правило.
Я продолжал протестовать, пытаясь его разубедить. Но он, по-видимому, был убежден, что мне не остается ничего, кроме как учиться.
— Ты не в том порядке думаешь, — сказал он. — Мескалито действительно играл с тобой. Об этом следует подумать. Почему ты не ухватишься за это, вместо того чтобы думать о собственном страхе?
— А что было так уж необычно?
— Ты единственный, которого я видел играющим с Мескалито. Ты не привык к такой жизни. Поэтому указания (omens) прошли мимо тебя. Да, ты серьезный человек, но твоя серьезность привязана к тому, что ты делаешь, а не к тому, что происходит вне тебя. Ты слишком застреваешь на самом себе. В этом беда. И это порождает ужасную усталость.
— Но что еще можно делать, дон Хуан?
— Ищи чудес повсюду вокруг себя и смотри на них. Ты устаешь от глядения на одного себя, и эта усталость делает тебя глухим и слепым ко всему остальному.
— Ты попал в точку, дон Хуан. Но как мне измениться?
— Думай о чуде Мескалито, играющего с тобой. Не думай ни о чем другом. Остальное придет к тебе само.
Воскресенье, 20 августа 1961 года
Прошлой ночью дон Хуан начал вводить меня в круг своего «знания». Мы сидели перед его домом в темноте. И ни с того ни с сего, после молчания, он начал говорить. Сказал, что собирается сообщить мне те самые слова, которыми воспользовался его бенефактор в первый день его собственного ученичества. Дон Хуан, видимо, запомнил эти слова наизусть, потому что повторил их несколько раз, как бы для того, чтобы все они дошли до меня.
— Человек идет к знанию так же, как идет на войну: полностью проснувшись, со страхом, с уважением и с абсолютной уверенностью. Идти к знанию или идти на войну как-либо иначе — ошибка; тот, кто совершает ее, будет всю жизнь сожалеть о сделанных шагах.
Я спросил, почему это так, и он ответил, что при соблюдении человеком этих четырех требований любую ошибку можно принять в расчет, в таких условиях его действия теряют бестолковый характер действий дурака. Если такой человек терпит неудачу или поражение, то проигрывает только битву — и тогда ему не о чем сожалеть.
Затем он сказал, что собирается учить меня о союзнике тем же самым способом, каким его учил бенефактор. Он особо подчеркнул слова «тем же самым способом», повторив это выражение несколько раз.
— Союзник, — сказал он, — это мощь, которую человек может ввести в свою жизнь, чтобы она помогала, советовала и давала ему силы, необходимые для выполнения действий, будь они большими или малыми, правильными или неправильными. Союзник нужен для того, чтобы укрепить жизнь человека, направить его поступки и углубить его знания. По существу помощь союзника в приобретении знания неоценима.
Дон Хуан сказал это с большой силой и убежденностью. Казалось, он тщательно выбирает слова. Следующую фразу он повторил четыре раза:
— Союзник позволит тебе видеть и понимать в вещах, в которых ни один человек, вероятно, тебя не просветит.
— Союзник — это что-то вроде духа-хранителя?
— Нет, он не хранитель и не дух. Это — помощь.
— Мескалито — твой союзник?
— Нет! Мескалито — сила другого рода. Уникальная сила! Защитник, учитель.
— Чем же Мескалито отличается от союзника?
— Его нельзя приручить или использовать, как приручают и используют союзника. Мескалито вне тебя. Он показывается во многих обличьях тому, кто стоит перед ним, будь это брухо или деревенский мальчик. — Дон Хуан с глубоким уважением говорил о том, что Мескалито — учитель правильного образа жизни. Я спросил, как Мескалито учит «правильному образу жизни», и он ответил, что Мескалито показывает, как жить.
— Как он это показывает? — спросил я.
— У него много способов показать это. Иногда он показывает это на своей руке, или на камнях, или на деревьях, или прямо перед тобой.
— Это как картинки перед тобой?
— Нет, это учение перед тобой.
— Говорит ли Мескалито с людьми?
— Да. Но не словами.
— Как же тогда он говорит?
— Он с каждым говорит по-разному.