Я чувствовал, что мои вопросы надоедают ему, и больше не спрашивал. Он продолжал объяснять, что нет точных шагов к Мескалито, к тому, чтобы узнать его. Поэтому никто не может учить о нем, кроме самого Мескалито. Это качество делает его уникальной силой; он не один и тот же для каждого из людей.
С другой стороны, чтобы получить союзника, требуется точнейшее учение и последовательность стадий, или шагов, без малейшего отклонения. В мире много таких сил-союзников, говорил он, но сам он знаком лишь с двумя из них. И он собирается привести меня к ним и к их секретам, но мне нужно будет выбрать одного из них, потому что я могу иметь только одного союзника. Он сказал, что союзник его бенефактора был в «lа yerba del diablo» (в «траве дьявола»), но лично ему она не нравится, хотя бенефактор и обучил его ее секретам. Его собственный союзник, сказал он, находится в «humino» (в «дымке»), но подробно объяснять природу этого «дымка» не стал.
Я спросил его об этом. Он промолчал. После долгой паузы я спросил:
— А что за сила, этот союзник?
— Это помощь. Я уже говорил тебе.
— Как она помогает?
— Союзник — сила, способная вынести человека за границы его самого. Именно таким образом союзник может открыть ему те вещи, которые не способен открыть никто из людей.
— Но Мескалито тоже выводит тебя за границы тебя самого. Разве это не делает его союзником?
— Нет. Мескалито берет тебя из тебя самого, чтобы учить. Союзник же берет тебя, чтобы дать силу.
Я попросил его объяснить этот момент поточнее или описать разницу в действии того и другого. Он долго смотрел на меня, а потом расхохотался. Он сказал, что учение через разговоры — не только пустая трата времени, но и глупость, потому что учение — это самая трудная задача, какую только может взять на себя человек. Он попросил меня вспомнить время, когда я пытался найти свое пятно, — как я хотел сделать это, не выполняя никакой работы, и ждал, что он вручит мне все сведения. Сделай он это за меня, сказал он, я никогда не научился бы. А сознавая, как трудно найти свое пятно, и, главное, зная, что оно существует, я получал уникальное чувство уверенности. Он сказал, что, пока я укоренен в своем «хорошем пятне», ничто не способно нанести мне физического вреда, ибо у меня есть уверенность, что именно на этом месте мне лучше всего. Я обрел силу отбрасывать все, что могло бы мне повредить. Если же, допустим, он рассказал бы мне, где оно находится, — я никогда не имел бы той уверенности, какая необходима, чтобы признать это Истинным знанием. Таким образом, знание действительно стало силой.
Затем дон Хуан сказал, что каждый раз, когда человек отдается учению, ему приходится работать так же усердно, как работал я, чтобы найти свое пятно, и границы его учения определяются его собственной натурой. Так что он не видел смысла в разговорах о знании. Он сказал, что некоторые виды знания слишком могущественны для той малой силы, что у меня есть, и от разговоров о них выйдет только вред. Ему ясно, что тут больше нечего сказать. Он поднялся и пошел к дому. Я сказал, что ситуация меня подавила. Это было совсем не то, как я ее понимал, и не то, что я хотел бы в ней видеть.
Он ответил, что страхи естественны. Все мы их испытываем, и с этим ничего не поделаешь. Но, с другой стороны, каким устрашающим ни казалось бы учение, еще страшнее думать о человеке без союзника или без знания.
3
За два года с лишним, со времени, когда дон Хуан решил учить меня о силах союзников, до поры, когда он посчитал, что я готов учиться в прагматической форме, как участник, — то есть в той форме, которую он признавал учением, — он постепенно обрисовал общие черты двух союзников, о которых ранее шла речь. Тем самым он подготовил меня к обязательному итогу всех наших разговоров, закрепляющему суть всех его учений, — к состояниям необычной реальности.
Сначала он говорил о силах союзников очень мало, от случая к случаю. Первые упоминания о них в моих записях проскакивают среди других тем.
Пятница, 23 августа 1961 года
— Трава дьявола (Jimson weed, дурман) была союзником моего бенефактора, могла бы стать и моим тоже, но я не полюбил ее.
— Почему тебе не нравится трава дьявола, дон Хуан?
— У нее есть серьезный недостаток.
— Она что, слабее других союзников?
— Нет. Пойми меня правильно. Она так же могущественна, как и лучшие из союзников. Но есть в ней нечто, что мне лично очень не нравится.
— Можешь ты сказать мне, что это?
— Она портит людей. Она дает вкус силы слишком рано, не укрепив их сердца, и делает их властными и непредсказуемыми. Она делает их слабыми в самом центре их великой мощи.
— Есть ли какой-нибудь способ избежать этого?
— Есть способ преодолеть, но не избежать. Всякий, чьим союзником становится дурман, должен заплатить эту цену.
— Как можно преодолеть ее действие, дон Хуан?
— У травы дьявола четыре головы: корень, стебель с листьями, цветы и семена. Они отличаются одна от другой, и всякий, кто становится ее союзником, должен учиться о ней в этом вот порядке. Самая важная голова в корнях. Сила травы дьявола покоряется через корень. Стебель и листья — это голова, которая лечит болезни; если ее правильно использовать, то эта голова будет подарком для человечества. Третья голова — в цветах, и ее используют, чтобы сводить людей с ума, или делать их послушными, или убивать. Человек, чей союзник дурман, сам никогда цветы не принимает — как не принимает он стебель и листья, если только сам не болен. Всегда принимают корни и семена, особенно семена — это четвертая голова травы дьявола и самая могущественная. Мой бенефактор обычно говорил, что семена — это «трезвая голова», единственная часть, которая может укреплять сердца людей. Трава дьявола со своими «сотрудниками» сурова, говорил он, потому что она стремится быстро убить их, что обычно и делает, прежде чем они доберутся до секретов «трезвой головы». Рассказывают, впрочем, о людях, которые распутали все секреты «трезвой головы». Вот настоящий вызов для человека знания!
— Твой бенефактор распутал эти секреты?
— Нет, не распутал.
— Встречал ли ты кого-нибудь, кто сделал это?
— Нет. Ведь и жили они в те давние времена, когда это знание было важным.
— Знаешь ли ты кого-нибудь, кто встречал таких людей?
— Нет, не знаю.
— Знал ли твой бенефактор кого-нибудь из них?
— Знал.
— А почему он сам не добрался до тайн «трезвой головы»?
— Приручить траву дьявола и обратить ее в своего союзника — одна из самых трудных задач, какие я знаю. Например, мы так и не стали с ней одним целым, наверное, потому что она никогда мне не нравилась.
— Можешь ли ты все еще использовать ее как союзника, несмотря на то что она тебе не нравится?
— Могу. Тем не менее я предпочитаю этого не делать. Может, для тебя все будет иначе.
— Почему ее называют травой дьявола?
Дон Хуан безразлично пожал плечами и некоторое время молчал. Наконец сказал, что трава дьявола — это временное имя (su nombre de leche). Еще он сказал, что есть другие названия для травы дьявола, но их нельзя употреблять, потому что произнесение имени — дело серьезное, особенно если учишься использовать силу союзника. Я спросил, почему назвать имя это так уж серьезно. Он ответил, что имена оставляются на крайний случай, чтобы использовать их, только когда зовешь на помощь, в минуту большого напряжения и нужды, и он заверил меня, что рано или поздно такое случается в жизни всякого, кто ищет знания.
Воскресенье, 3 сентября 1961 года
Сегодня после обеда дон Хуан выкопал и принес с поля два растения Datura.
Сначала, совершенно неожиданно он завел разговор о траве дьявола, а затем позвал меня пойти с ним в холмы и поискать ее.
Мы доехали до ближайших холмов. Я достал из багажника лопату и пошел за доном Хуаном в один из каньонов. Некоторое время мы шли, пробираясь сквозь чапараль, густо разросшийся на мягкой песчаной почве. Дон Хуан остановился у небольшого растения с темно-зелеными листьями и большими беловатыми цветами, похожими на колокольчики.
— Вот она, — сказал он.
И сразу же начал копать. Я попытался помочь ему, но он отказался энергичным движением головы и продолжал копать яму вокруг растения, глубокую с внешнего края и с горсткой в форме конуса, поднимающейся в центре круга. Закончив работу, он опустился перед стеблем на колени и пальцами расчистил мягкую землю, открыв примерно на четыре дюйма большое трубчатое и раздвоенное корневище, толщина которого заметно отличалась от толщины стебля, сравнительно более хрупкого.
Дон Хуан взглянул на меня и сказал, что растение — самец, так как корень раздваивается как раз в точке соединения со стеблем. Затем он поднялся и отошел, что-то разыскивая.
— Что ты ищешь, дон Хуан?
— Хочу найти палку.
Я начал смотреть вокруг, но он остановил меня.
— Не ты. Ты садись вон там, — он указал на кучу камней, футов на двадцать в стороне, — я сам найду.
Через некоторое время он вернулся с длинной сухой веткой. Используя ее как копалку, осторожно расчистил землю вокруг обеих ветвей корня. Обнажил их на глубину приблизительно двух футов. Когда копнул глубже, почва стала такой плотной, что палка уже не помогала.
Он остановился и сел передохнуть. Я подошел к нему. Долгое время мы молчали.
— Почему ты не выкопаешь его лопатой? — спросил я.
— Она может порезать и поранить растение. Мне потому нужна была палка, принадлежащая к этому месту, что если вдруг я ударю корень, повреждение не будет таким серьезным, как от лопаты или от чужого предмета.
— Что за палку ты нашел?
— Подойдет любая палка дерева паловерд. Если не найдется сухой, придется срезать свежую.
— Можно ли взять ветку от какого-нибудь другого дерева?
— Я сказал тебе — только паловерд и никакое другое.
— Почему, дон Хуан?
— У травы дьявола очень мало друзей, и паловерд — единственное дерево в этих местах, что дружит с ней. Единственное, которое хватает, цепляется за нее (lo unico que prende). Если поранишь корень лопатой, пересаженная трава дьявола не вырастет для тебя, но если вред будет нанесен такой палкой, можно надеяться, что растение даже не почувствует этого.